Готова на все (СИ) - Кирилл Кащеев

— Никаких лаборанток! Немедленно! Сию же минуту! — прорычал «жеванный», — Собирайте всю свою развеселую свадьбу… тьфу, похороны… и проваливайте отсюда! Я даже вас сейчас допрашивать не буду! Я даже готов своими руками ваш гроб вниз стянуть…

— Это пока еще не мой гроб! — запротестовала Эля.

— Не надо своими руками, — за спиной у Элины появился улыбающийся Петечка Макаров, — Декан позвонил на военную кафедру, их зав своих техников прислал!

Гулко топоча подкованными сапогами, в квартиру ввалилась троица хмурых молодых мужиков в зимней военной форме, возглавляемая кряжистым пожилым полковником. В переполненной людьми прихожей мгновенно стало не повернуться. Полковник наскоро пошарил настороженно-ищущими очами, остановился на стоящих у стены ящиках поминальной водки, и взор его моментально просветлел, и одновременно налился алчным предвкушением.

— Если б только прислал, он же и сам приперся, — тоскливо пробормотала Эля.

— Такое количество водки он бы по любому не пропустил, а так хоть польза. — резонно заметил Макаров, — Можем ехать.

— Да? Ты уже все свои книжечки забрал? — едко протянула Эля, вспомнив его утреннюю выходку.

— Все-все, — с совершеннейшей невинной безмятежностью кивнул Макаров и благодарно улыбнулся, — Спасибо, что беспокоишься.

Ну что с ним будешь делать?

— Ладно, гони всех вниз, пусть садятся в автобус, — скомандовала она, направляясь к вдове.

— Мисс Элина! — окликнул ее отлепившийся от облюбованной стены американец, — Если миссис Савчук не возражает, я хотел бы к вам присоединиться.

— Я возражаю, — впервые подал голос до сих пор мрачно молчавший «кожаный», — Я бы предпочел, чтобы вы остались, мистер Цви.

— Не вижу в этом необходимости, — глядя на него с невозмутимым равнодушием ответствовал американец.

— У меня есть к вам ряд вопросов, — в голосе «кожаного» звучало то же холодное спокойствие, но желваки на скулах выдавали бушевавшее в нем бешенство.

— Буду рад ответить на них — как только появится свободная минута. А сейчас мой паспорт, пожалуйста.

«Кожаный» мгновение разглядывал протянутую к нему ладонь, словно примеривался, как бы половчее за нее тяпнуть, а потом без единого звука вложил в нее книжечку паспорта.

— Я непременно свяжусь с вами, мистер Цви, — холодно-вежливым тоном, в котором едва ощутимым, но тем не менее явственным фоном угадывалась угроза, сообщил «кожаный».

— Буду ждать, — коротко кивнул американец, и было ясно, что угрозу он засек и принял очень даже всерьез.

Они немножко побуравили друг друга взглядами. Сцена до боли напоминала старый добрый вестерн. Холеный брюнет-капиталист в костюме против лихого блондина-«ковбойца» в коже. Энцио Мариконе за кадром не играет, зато как в знаменитом вестрене с Клинтом Иствудом, имеется в наличии заезжий американец с гробиком на веревочке. Сейчас он его откроет, а там опять же как в кино: вместо покойного профессора — первая модель пулемета. И тра-та-та-та длинной очередью по подлым мексиканцам! Ну или по ментам. Да и по скорбящим коллегам тоже не мешало…

Эля с сожалением цыкнула зубом. Не, не пойдет. Вдову жалко. Мало того, что ограбили, так еще и дырки от пуль по всем стенам. Да и сама Эля на девушку в ковбойской шляпе и ажурных чулках, увы, не тянет. Она поглядела на «кожаного», на американца, словно отслеживала прыжки теннисного мячика. Они таки сумели ее удивить — оба и сразу. Как, однако, вырос образовательный уровень наших милицейских кадров — «кожаный» непринужденно трепался по-английски, да еще с ярко выраженным американским акцентом. А у американца, похоже, дипломатический паспорт — иначе фиг бы он с такой легкостью избавился от «кожаного». Интересно, это у них весь фонд имеет дипломатическую неприкосновенность или только «гробоносец» Бен?

Эля ухватила за рукав пытавшегося улизнуть во двор Макарова:

— Сажай американца в машину к декану.

— А вдруг декан против, — промямлил Петечка, которому явно не хотелось участвовать ни в каких организационных мероприятиях.

— Поверь мне, декан изначально «за», — успокоила его Элина, тут же злорадно представив, как возбужденный близостью к вожделенным деньгам декан пытается общаться с помощью пяти известных ему английских слов. — И поехали, поехали!

Она выскочила за дверь, напутствуемая раздумчиво-хищным взглядом «кожаного» и словами:

— Ждите повестку, Элина Александровна! — брошенными ей в спину «жеванным».

— Подпрыгиваю от нетерпения, — буркнула Эля себе под нос. Она почти скатилась по ступенькам, и заскочила в поперхивающий мотором автобус.

На кладбище хмурые парни с военной кафедры выгрузили гроб. Прибывшие неровным полукольцом окружили его, воцарилась короткая пауза… Декан и завкафедрой решительно шагнули в центр круга:

— Разрешите траурный митинг, посвященный… — в один голос начали они и одновременно осеклись, с возмущением поглядывая друг на друга.

Гулким драматическим шепотом Светлана Петровна сообщила:

— Мальчики решили, что они члены Политбюро — кто речь над начальственным трупом толкнет, тот и преемник.

Декан с завкафедрой одинаково зверскими взглядами уставились на нее, но старая профессорша лишь многозначительно ухмыльнулась в ответ, и они вдруг замялись, не решаясь начать по новой.

По толпе прокатилась волна, передний ряд раздался и к гробу воробьиным скачком выпрыгнул Грушин:

— Как старший среди учеников покойного профессора Савчука и его фактический заместитель… — звонким голосом прочирикал Грушин, — Объявляю траурный митинг открытым! — триумфально закончил он.

Декан и зав синхронно дернулись и дружно испепелили Грушина взглядами.

— Тьфу ты! — Эля зло сплюнула, резко повернулась на каблуках и полезла обратно в автобус. Ну не разражаться же ответной речью, насчет того, что покойный Савчук не только не считал Грушина своим «фактическим заместителем», но подумывал вообще выкинуть его из лаборатории?

— Как человек, принимавший участие во всех исследованиях покойного, я гарантирую! — с пафосом митингующего красного комиссара Грушин рубанул ладонью воздух, — Мы доведем работу до конца! — и он покосился на стоящего в первом ряду Бена Цви, проверяя впечатления от своей речи.

Эля скривилась. Все-таки Грушин не вполне нормальный — он не соображает: для не понимающего ни слова американца все эти словоизвержения просто бессмысленный шумовой фон. Эля еще раз поглядела на мистера Цви и ей вдруг стало невыносимо зябко, словно ледяной кладбищенский ветер нашел, наконец, дорогу под полы шубы. Американец глядел на Грушина цепким, оценивающим взглядом, будто покупатель на рынке, прикидывающий — этого горластого петуха в мешок да в суп, или другого себе присмотреть, понаваристее?

Словно почувствовав, что за ним наблюдают, американец коротко мазнул взглядом по стеклам автобуса и лицо его вновь приняло отстраненно-вежливое выражение ничего не понимающего иностранца. Эля откинулась на спинку сидения, обхватив себя за плечи и чувствуя, как ее бьет мелкая, противная, никак не унимающаяся дрожь. Замерзла, наверное. Да-да, очень, очень холодно.

Послышались удары молотка, стук смерзшихся в ледышки земляных комьев о крышку гроба. В автобус повалил народ. Мотор снова завелся, зафырчал,