Журнал «Вокруг Света» №05 за 1978 год - Вокруг Света
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Невозможно было не согласиться с ним. Увидеть наши реки тихими, по которым неслышно скользят парусные суда да в глубине гуляют стаи рыбы, — разве это не голубая мечта каждого, и мы фантазировали с ним, как двинемся навстречу этой тишине по Кулою. И решили вместе отправиться в Долгощелье, где Николаевскому удалось отыскать Ивана Прялухина, единственного мастера, согласившегося взяться за это дело.
Но выбраться удалось только, осенью. В Архангельске шел мокрый снег. Двина отливала свинцом, навигация подходила к концу, на Кегострове вытаскивали карбасы на берег. Пришлось заночевать в гостинице Архангельска. А ночью мне пригрезился странный сон: будто мы уже в Долгощелье, стоим за околицей на зеленом лугу, и выводят к нам под руки мастера — старого, седого как лунь деда во всем белом. Усаживают его на трон, и он, обращаясь к нам, признается, что сделать нам карбас не сможет — стар стал. Горько тут стало мне, но мастер остановил. Поднял руку, знак дал и говорит: «Не волнуйтесь, будет вам карбас». И в это же время на луг люди выкатили недостроенную, из свежих струганых досок лодью. Настоящую морскую каравеллу. С высоким, загнутым по-лебяжьи носом, с кормой-фонарем, мачтой. «Не успел закончить ее, — сказал мастер. — Немножко совсем осталось, но теперь уж они доделают...» И сон пропал. Я разбудил Сашу, тот недовольно отмахнулся, выговорив мне, что глупо верить в сны, но поутру разволновался. «Не заболел бы, — вслух размышлял он, — ведь хоть и крепкий человек Иван Яковлевич, но в годах уже». Так, с оставшимся на душе беспокойством, и прилетели мы на следующий день в Долгощелье.
.
..Кулой еще не встал, но был уже покрыт шугой. Снег ровными сугробами укрывал землю. Чернели лишь стога на левом, низменном берегу, полоса леса в отдалении. Село серой лентой прилепилось на правом,, высоком берегу. Дома жались к реке, словно боялись оторваться от воды, затеряться в полях. В справочнике любителям путешествий говорится, что Долгощелье стоит среди болот, что дороги туда, кроме как самолетом и в навигацию по воде, нет. В селе сохранились колокольня, старые избы. В прежние времена здесь была поморская верфь — плотбище, но особо интересных памятников нет. И все же, войдя в село, я, изумленно глядя вокруг, был ошеломлен. Огромные северные двухэтажные домины выстроились на берегу, глядя окнами на реку. Все тут было сделано из дерева. И стены, и крыши, и водостоки. В одном таком доме находились жилье, поветь, и склад для дров, и скотный двор. Подвешенные на шестах, сушились на ветру еловые доски для карбасов — нашва. Прислоненные к стенам стояли корги — изогнутые кили, и шпангоуты. Вместо охлупня на одной из крыш мы заметили вырезанное изображение парусной лодьи. Повсюду — на берегу, во дворах домов, на улице вдоль деревянного тротуара — покоились перевернутые вверх днищами лодки, среди которых было и немало морских карбасов. А сразу за колокольней стояли, прижавшись к берегу, большие, почти что кочи, белушьи карбасы. Трудно было поверить, что большинство из них было сделано руками одного мастера, Ивана Прялухина, но Саша уверял, что так оно и есть.
На взгорье, у дома Прялухина, дорогу нам преградила ватага вольно разгуливающих по деревне лошадей. Темной масти вожак не свернул с тропы, а гордо продолжал двигаться на нас, озорно и высокомерно вскинув голову. С пяток рыжих кобыл следовало за ним. Я растерялся, хотел было сойти в снег, но Саша одернул. Грозно гикнув, он подошел к жеребцу, шлепнул его по шее, двинул в плечо. И вожак уступил. Это развеселило нас, но ненадолго...
И вот, огорченные, сидим мы в избе мастера. Сон оказался в руку. Но Саша не торопился уходить, да и некуда пока идти нам. Хозяйка, жена сына Федора, светлолицая, голубоглазая, с гладко зачесанными назад волосами — типично северная красавица — подает на стол чай, печеную камбалу. Достает и Саша гостинцы. На случай сговора, как это было в прошлом у поморов, он и «беленькой» припас, но мастер вина давно не употребляет. Зато бананы позабавили его. «Вкусные, вишь ты, пирожки», — удивляется он. За самоварчиком Иван Яковлевич все же понемногу оживился. Рассказал, как выходили раньше в море, ожидая прохода белух. Как спешно, сразу с двух судов, выметывали сеть, когда зверь приближался, брали стадо в кольцо и, постепенно выбирая невод, заставляли белух выныривать у самых карбасов. Как иногда одна из белух, словно сознательно рискуя собой для спасения других, запутывалась в сети, приопускала ее, и все стадо исчезало, только и видели его... Как с февраля выходили на выволочный промысел тюленя, промышляя на кромке припая бельков да утельг, а весной снаряжали карбасы на весновальный промысел, за лысуном. Ходили обычно ватагами — двумя, тремя карбасами. Тут и по разводьям приходилось плыть и перетаскивать карбасы по льду, а справиться с этим под силу было лишь команде двух карбасов. Долгие дни приходилось жить в море, вдали от берега, а возвернувшись домой, нужно было сразу же готовиться к стрельному промыслу нерп да морских зайцев у берегов Канина Носа, затем начинать там рыбный промысел, а зимой уходить на лов наваги.
Вот и выходило, что вся поморская жизнь проходила в море, вдали от дома. Припомнил Прялухин, как однажды на Канине одолела его тоска, захотелось повидать детишек и жену, и пошел он с промыслов в родное село один на карбасе. Шел на парусе, моторов тогда не знали. Путь немалый, около двухсот верст, одному управляться нелегко, не заснешь, не передохнешь. И почти у самого дома был, когда закрыло все густым туманом. Растерялся он, куда держать. Два дня в тумане плутал, временами и с жизнью прощался, ругал себя за неразумность, припоминал, как советовали ему товарищи одному не ходить, но в конце концов выбрался он из этой передряги удачно.
— Где же вы карбасы-то научились строить? — спросил его Саша.
— У нас, поморов, — сказал мастер, — исстари было заведено так. Пока силенка есть, делом занимайся. Рыбу лови да зверя промышляй. Семье в том большой доход. Ну а как уж сдавать начал малость, тут и берутся кто во что горазд. Кто дома рубить, кто сани, кто лодьи, кто карбасы. Кто на другие промыслы идет. Я строить карбасы начал с годков сорока... Построить карбас или дощаник, скажем, у нас каждый сможет. Не каждый сможет сделать хороший, но для себя если и неудачный — не беда. А вот такой, на котором можно выходить в море, чтобы уверенность иметь, что его и волна в шторм не зальет, и лед не раздавит, заказывают обычно мастеру. Я и сам не пойму, как это получилось у меня, что я стал мастером. Сделал один карбас себе, соседу понравилось. Сделал ему, так молва и пошла. И каждый год мне стали карбасы заказывать, из далеких сел за ними приезжать. И тут уж старался вывести у карбаса и свою «скулу», чтоб легче идти было против ветра, и «опругу» из лучшего корня сделать, чтобы не ломалась она о льдину.
— А кто же теперь-то будет строить людям карбасы, Иван Яковлевич? — добивался своего Саша.
— Мир без мастеров не останется, — молвил на это Прялухин. — Сын мой, Яков, в мастера вроде выходит. Тоже в детстве-то не особенно мне помогал. Так, издали присматривался. Как вырос, промышлять ушел. Совсем недавно на промысел тюлений ходил, а вот сорок годков исполнилось, и тоже стал карбасы ладить.
Саша загорелся, спросил, а не может ли Яков на вице карбас сшить. «Это уж с ним надо говорить», — решил мастер.
У Якова был добротный, по-современному срубленный дом, в один этаж, но такой же большой, что лодья. В горнице стояла высокая, под потолок, печь, на которую сразу же забрался любопытный сынишка Якова, притаился там, чтоб слышать разговор. Яков вначале наотрез отказался шить карбас. «Не делал я этого, — твердил он. — Хотите на медных заклепках — такой сделать смогу не хуже бати. Сто лет на нем не потонете». Но, после того как мы изложили ему важность задачи воскресить давние промыслы поморов, он призадумался. «У меня ведь своя работа есть, карбасы я колхозу строю, а это дело, думаю, будет кропотливое, с непривычки много времени займет. Вы к председателю лучше сходите, поговорите с ним, пусть он решит».
Подивившись, что, если председатель решит, Яков может и древнейшее ремесло вспомнить, мы все же послушались и пошли в сельсовет.
Река словно взбеленилась, лед и шуга с бешеной скоростью мчались вспять, напротив течения, начинался прилив, и мужики на берегу крепили под колокольней белуший карбас. Среди них оказался и Федор, младший сын Прялухина, который, узнав, что брат не взялся строить карбас, указав дорогу к председателю, сказал, не скрывая досады, что, если и там мы не найдем помощи, придется за дело приниматься ему самому, чтоб не осрамить фамилии.
Народу в кабинете председателя, Арсения Петровича Нечаева, было много. Люди сюда пришли просто поговорить, это не было совещанием, хотя и решались тут деловые вопросы. Мы присели на стулья, дожидаясь очереди, но Нечаев предложил дать слово гостям. И Саша рассказал, что привело нас в Долгощелье.