Осколки света - Джоанн Харрис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А Берни Мун оставалась верна самой себе: на переменах сидела в библиотеке или слонялась одна у футбольного поля, как бродячая собака. Обзывать ее не обзывали, но и подружиться с ней никто не пытался. Иногда я мельком видела привычный кардиган домашней вязки и косички, как у Уэнздей Аддамс, однако, честно говоря, особо о Берни Мун не вспоминала.
Только на третьей неделе учебы мы заметили странные перемены в мистере Д. Он опаздывал на уроки. На глазах превращался из спортивного, ухоженного мужчины в неряху. Не снимал автомобильные перчатки даже в помещении. Не наматывал круги по полю, не болтал с любимицами. Мы думали, он совсем заработался. Ходили слухи, что он запил.
Поначалу мы старались его прикрывать. Сами начинали уроки. Когда он приходил в спортзал с чашкой кофе в руках, опоздав на пятнадцать минут, мы уже нарезали круги, или доставали инвентарь, или прыгали через скакалку, или делали упражнения. А иногда он и вовсе не приходил, и как-то раз под конец четверти мисс Лангли наведалась в спортзал и увидела, как мы занимаемся сами по себе. Тут-то все и началось.
Как объяснила мисс Лангли, у мистера Д. случались «приступы». Какие именно, она умолчала. Мистер Д. ушел на больничный, а нам дали нового учителя. Версии ходили разные: и нервный срыв, и микроинсульт, и последствия стероидов, и связь с ученицей – так или иначе, причина осталась загадкой.
Лорелей пришлась по вкусу версия со скандальной связью. Только мистер Д. отнюдь не походил на ловеласа. Скорее на человека, спящего в той же одежде, в которой ходит на работу. Пахло от него застарелым перегаром. Он походил на пьяницу или бездомного, и мы стыдились своего былого восхищения. А когда он ушел, школьная жизнь и ее пустячные горести продолжались своим чередом, и вскоре мы забыли о мистере Д., ибо внешний мир для нас не существовал. Взрослые казались нам тенями – они присматривали за нами и давали советы, но мы не видели в них людей со своими переживаниями.
Полгода спустя мистер Д. угодил в новости. И не в «Вестник Малбри», а в серьезные, на всю страну, и еще на Йоркширское телевидение. Какое-то время про него говорили повсюду. На одной фотографии, со дня состязаний, был высокий красивый мужчина, окруженный девочками. А на другой, со скрытых камер, стоял потрепанный бродяга с седыми волосами, лет пятидесяти, а то и больше. Он изменился до неузнаваемости. Затем показывали снимки из его дома, доверху забитого старыми журналами, картонными коробками и пакетами мусора; окна мистер Д. заколотил изнутри, а к дверным проемам прибил рваные ковры. Говорили, он сидел там с самого увольнения и заказывал продукты на дом, лишь бы не ходить в магазинчик неподалеку. Электричество ему отключили за неуплату. Когда полиция наконец наведалась к мистеру Д. после многочисленных жалоб соседей, он уже месяц как умер, а продукты лежали на крыльце, поросшие покрывалом серой плесени.
Причину смерти не объявили – то ли голод, то ли самоубийство, то ли наркотики, то ли инфекция. Одно не оставляло сомнений: он был душевно болен. Нас всех потрясла эта новость. Мисс Лангли предложила нам занятия с психологом. Мы отказались – не хотели пропускать театральный кружок. И все же что-то неуловимо изменилось. Может, причина крылась в подростковых гормонах. Или в потрясении от смерти мистера Д. А может, в Берни Мун и ее странном взгляде.
Я вдруг начала вспоминать разное. Не сразу, а случайными урывками; меня бросало из одного воспоминания в другое, как мячик. Отражения былого в осколках стекла.
Выбери конфету. Только не показывай какую.
Это наш секрет! Лучшие подруги всегда делятся.
Вслух я это не обсуждала. Друзья бы меня не поняли. Подумывала рассказать Лорелей, но после дня рождения Берни она чуралась малейших странностей, поэтому я боялась ей довериться. Лорелей бывала недоброй, несмотря на популярность; если на подругу находило дурное настроение, то пиши пропало – такие могли сплетни пойти… А мне очень нравилась популярность. Нравилось в хоккейной команде и театральном кружке. Нравилось ходить на вечеринки, на которые мечтала попасть вся школа. Не могла же я все это потерять из-за Берни Мун и ее странностей!
После смерти мистера Д. его дом долго пустовал. Иногда туда забирались дети – поглядеть на знаменитое место. Я и сама туда заглядывала на летних каникулах, одна. Серебристо-синяя надпись аэрозольной краской на двери кричала: «ПЕДОФИЛ». Ободранные стены пестрели другими надписями и логотипами местных граффитистов, но в основном место занимали одни и те же слова. Слова, которые полицейские обнаружили на его теле. Грубо вырезанные на руках и груди, начертанные на запястье лезвием бритвы.
Больше никогда.
2
Из «Живого журнала» Бернадетт Ингрэм (под никнеймом «Б. И. как на духу1»):
Среда, 30 марта
Я непонятно как использовала уже две упаковки прокладок «макси». Похоже, худшее миновало: наутро меня хотя бы не ждал потоп. А еще сегодня доставили мои кроссовки и спортивный топ. Мартин как раз выходил из дома, поэтому расписался в получении вместо меня.
– Бегом хочешь заняться? Может, сбросишь вес… – Мартин зорко замечает чужую полноту. Сам он всегда был высоким и худым, а теперь ему приходится следить за питанием, и он стесняется своего чуть располневшего живота. – Попробуй сначала разовый пропуск, а то потратим деньги на годовой абонемент, а ходить не станешь.
– Не хочу в спортзал. Думаю записаться в беговой клуб.
– Правда? – удивился Мартин. – Ладно, главное, не бегай по ночам. Слышала про ту женщину?
– Джо Перри.
– Точно. Скачай приложение. Ну, через которое можно отследить твой телефон. Запишись еще на курс самообороны. Кажется, у Вуди в спортзале есть.
– Только не там.
– Почему?
– Не хочу.
– Что с тобой? – недоуменно спросил Мартин. – Ты в последнее время странная. До сих пор… – Он неопределенно повел рукой на уровне ремня, видимо, намекая то ли на кровотечение, то ли на менопаузу.
– Со мной ничего. Просто не хочу в спортзал твоего маньячного дружка.
Слова сами сорвались с губ. После недавних событий мне все сложнее скрывать свои чувства. Я больше не стараюсь высказываться помягче, наоборот, слова заострились, как осколки стекла. Приятно наконец выпустить пар и сказать, что на душе. Странно, я и не знала, сколько во мне гнева. И на кого? Сама не понимаю. Злость явилась, будто старый друг после долгой разлуки.
– Маньячного? – удивился Мартин. – Ты его видела всего раза два, с чего такие выводы?
Я пожала плечами.
– Знаю, он твой друг…
– Ему сейчас нелегко. Не суди его строго.
– Почему нелегко? – насторожилась я.
– Со здоровьем непорядок.
– Ясно.
Интересно, какой именно «непорядок» ему достался? Приливы, низкое либидо, туман в голове, ночная потливость, упадок сил, бессонница? Вряд ли, слишком заметные симптомы.
Тело сразу откликнулось на мои чувства. Меня обдало жаром. Злость растекалась, как цвета по осьминогу.
Угу, давайте пожалеем Джима Вуда. Давайте не будем строго судить насильника. Такие, как он, не обязаны отвечать за свои поступки.
Я держалась, пока Мартин не ушел, однако злость никуда не исчезла. «Менопауза как есть» вот что говорит о приступах злости: «Поверь, ты не сходишь с ума! Только обязательно продумай “план Б” на дни, когда хочется всех перекусать. Понежься в ванне, сходи на пробежку, займись йогой. Вместо кофе выпей травяного чая. А если ничего не помогает, вспомни мой любимый совет! Заодно калории сожжешь!»
Наверное, речь о сексе. В мире Диди он решает все проблемы, с которыми не справились горячая ванна, тканевые маски или правильное дыхание. Лично я лучше выпила бы чаю. Зато бег – хорошая идея. Направлю всю энергию в спорт. Меня ждет чудесная награда в виде чужих ощущений. Дофамин – легкий наркотик, и сегодня утром в нем нет недостатка. Беру завтрак у прохожей, которая толкнула меня и не извинилась. Разделяю тепло материнских объятий с ребенком, играющим в парке. Наслаждаюсь воспоминанием о хорошем сексе вместе с женщиной в инвалидной коляске. От школьницы в форме мне достается радость человека,
