Осколки света - Джоанн Харрис

– Кэти ходит на пробежку, – нарушила молчание мама. – Оно и понятно, есть у нее склонность.

– Да, правда.

Меня обдало жаром, а низ живота вновь отозвался тупой болью. С самой школы не испытывала таких спазмов, даже обезболивающее не помогло. «Может, попробовать масло примулы? Надо бы купить», – решила я. Хотя лучший выход – не обращать внимания на мать.

– В твоем возрасте легко набрать вес. Запишись на йогу или на пилатес.

У мамы непростые отношения с собственным весом. И с моим. Когда я выходила за Мартина – не в церкви Святого Луки, а в мэрии, причем гостей пришло только шестеро, – на мне было широкое платье из местного секонд-хенда, и мама проплакала всю церемонию. Не потому что со мной расставалась, а потому, что я слишком располнела для Того Самого Платья. Мама в нем венчалась, а до нее – ее мама. Жемчужный шелк, до самого пола обшитый кружевом ручной работы. Само собой, в некий прекрасный день оно должно было перейти ко мне. Вот только женщины в двадцатые годы отличались хрупкостью. Мама сама несколько месяцев сидела ради него на диете. А когда мы с Мартином женились, я уже была на седьмом месяце. То Самое Платье не подошло, и всему виной мой грех. Стройность женщины – мерило ее добродетели.

– Приезжай на Пасху, – предложила мама. Прекрасно знает, что не приеду. – Я тебе куплю разовый пропуск в спортзал. Велотренажеры, степ, что захочешь. Или в сауну сходи.

И снова спазм когтистой лапой сжал внутренности. Хотелось кричать. Сауна! К чему сауна, когда есть менопауза?..

– Слушай, мам, мне пора. Еще окна мыть.

– Конечно. Иди уж.

Такая причина маме вполне понятна. Миф о моей хозяйственности ей по душе.

– Так приедешь на Пасху?

– Вряд ли Мартина отпустят.

– Ну, если передумаете…

– Обязательно позвоню. Пока, мам.

Я села. Безотчетная злость понемногу стихала. Знаю, я неблагодарна. Такая уж у меня мать, в том нет ее вины. Хотя после недавних событий можно дать себе поблажку. Я выпила большой стакан воды (еще один совет Диди), а потом пошла в парк: у Ля Дус свои трюки, у меня – свои.

Прежний настрой удалось вернуть где-то за полчаса. Только сегодня мне было мало украденного пончика. После визита в «дом» девочки-подростка у меня разыгрался аппетит, хотелось узнать, что еще мне под силу. Можно ли вернуться в разум человека, не прикасаясь к нему во второй раз? Наверное, со временем получится. А можно ли вообще обойтись без прикосновений? Я пока не знаю пределов своего новоприобретенного дара. Ясно одно: выпечкой ограничиваться не следует.

В такой день – ясный, по-весеннему солнечный – возможности безграничны. Люди всегда едят. «Буфетную Присциллы» я обошла, чтобы не столкнуться с Айрис, зато умыкнула вкус миндального круассана у бизнесмена, спешащего на работу, и миндальный латте у женщины, идущей с занятий йогой. Уходя, забрала оба ощущения с собой. Никто и не заметил. Диди, наверное, напомнила бы о важности осознанного питания, вот только большинство людей ему не следуют. Они не смакуют вкус, не думают о блюде. Повседневные заботы и тревоги не дают им наслаждаться мгновением.

Еще одно «блюдо навынос» – занятие йогой, с которого вернулась та прохожая. Я никогда не пробовала йогу, а незнакомка даже не потеряет результата тренировки. Скорее всего, подумает, что достигла временного просветления, потому и забыла половину занятия. А я не только узнала, каково это – быть в ладу со своим телом, но и поняла главное: можно забирать свежие впечатления, а не только сиюминутные чувства.

Парк Виктории снова открыли, только нельзя гулять по участку, огражденному сигнальной лентой. Красивая девушка в спортивном костюме и беспроводных наушниках роняет бутылку с водой возле моей скамейки. Секундное прикосновение. Улыбка. Спасибо! И вот она бежит дальше – легко и уверенно, тихо наслаждаясь слаженной работой мышц и молодых суставов, даже не догадываясь о невидимой попутчице.

Давненько я этого не делала. Бегать у нас любила Кэти, а еще Грейс Оймейд. Я украдкой присоединялась к ним на беговой дорожке в «Малберри»; мышцы напрягались, в лицо бил ветер. За исключением этой тайной забавы, физкультуры я избегала. Ненавидела свое тело, щенячий жирок, взгляды других девочек. А больше всего – внимание мистера Дэвиса, его мальчишечье обаяние, пристальный взгляд голубых глаз. Взгляды мужчин заявляют на тебя права. Они оценивают девушек, как выпечку на прилавке. А другим девчонкам нравилось. Даже Кэти: она хлопала ресницами и накручивала на палец прядку волос. Даже Кэти нравилось, а ведь она могла заглянуть к нему в «дом» и увидеть скрытое…

Думала, так сумеешь ее вернуть? На это рассчитывала?

Я отправляю голос в «комнату тишины». Сейчас все иначе. Сейчас я беру только необходимое, а отражаю лишь «слепые зоны». Девушка с бутылкой воды и не догадается о моем присутствии. Подумает, что слишком увлеклась музыкой в наушниках, поэтому ничего вокруг не заметила. На этот раз играет не Manchild, а спокойная мелодия Шуберта; бег девушки ритмичен и легок, дышит она спокойно и глубоко. Думает о забеге в память о Джо Перри. Покажем негодяям, что ничего не боимся! Она горячо надеется, что преступника поймают и семья погибшей сможет оплакать горе, не теряясь в догадках. А потом остается лишь Шуберт, плавные движения, бьющий в лицо ветер и удовольствие от неспешного бега.

Я осталась с девушкой на полчаса, пока она не закончила пробежку. Дыхание у меня сбилось, но в теле была приятная бодрость. И все это время я не забывала, что на самом деле сижу на скамейке и смотрю в пустоту. Если бы со мной заговорили, я услышала бы и вернулась, словно из глубокого раздумья. Только никто и не собирался ко мне обращаться. Да и зачем? Женщина средних лет на скамейке, одетая в джинсы и шерстяное пальто. Никто меня не заметил. Ничего не спросил. И даже меня не запомнил. Я опять была невидимкой. Однако от невидимости мой дар только выигрывал.

Я вернулась домой: замерзла, вопреки необычному упражнению, к тому же проголодалась – волшебной еды хватает ненадолго. Под влиянием эндорфинов, знакомых бегунам, я зашла в интернет и заказала новые кроссовки и спортивный топ бодрого малинового цвета, который в обычный день никогда бы не выбрала. Потом приготовила легкий обед, проверила соцсети и взялась за вторую часть сегодняшнего эксперимента.

Пробежка – это только начало.

Поглядим теперь, получится ли вернуться.

2

Вторник, 29 марта

Ее зовут Стеф. Ей двадцать пять, она ни с кем не встречается, хотя ходит на свидания. На фото профиля в «Тиндере» она веселится на острове Тенерифе в охряном саронге с рисунком и вязаном бикини. Ни дать ни взять девушка с журнальной обложки; в отличие от Диди Ля Дус она спокойна, искренна и задумчива. Так мне подсказывает ее «дом», хотя я не заглядываю слишком далеко и обхожу стороной ее секреты и тяжелые воспоминания.

В общем, ответ на первый вопрос мне теперь известен. Я могу вернуться в чужой «дом», не прикасаясь к человеку. Это просто: стоит один раз его посетить, и «дом» легко найти на мысленной карте. Прошлой ночью я несколько раз заглядывала к Стеф. Смотрела, как она снимает спортивный костюм. Как готовит ужин. Я пошла с ее друзьями в бар. Выпила два клубничных дайкири. Насладилась воспоминанием о той вечеринке на Тенерифе, о прикосновении волн к загорелой обнаженной коже, ощутила поразительную уверенность человека, которому легко в собственном теле. В ее интимную жизнь я не заглядывала, хотя, признаюсь, узрела впечатляющую коллекцию вибраторов, а позже, когда Стеф легла в постель (Мартин опять спал в гостиной), разделила с ней ощущения от одного из них (ярко-розового, прозванного Стеф «палочка-выручалочка») и уснула, а проснулась довольная – как приятно побыть другим человеком!

Знаю, так можно и подсесть. Буду держать себя в руках. До чего же здорово грустной женщине средних лет, замученной с утра очередным приливом, ненадолго стать двадцатипятилетней и уверенной в себе! Я в ее годы не могла похвастаться тем же. В моей жизни царил полный кавардак. Никаких коктейлей и пробежек в парке. Никакого отпуска на Тенерифе. Никакой поддержки друзей. В двадцать пять моя жизнь уже шла под откос. Растерянная, испуганная мать шестилетнего ребенка, жена мужчины, чье сердце принадлежало другой, – вот кем была я.

«Я ее трахнул-то всего раз!» – объяснил тогда Мартин. Думал, меня это утешит. В каком-то смысле так и было. Мы ставим для мужчин такую низкую планку, совсем не как