Черная книга коммунизма - Стефан Куртуа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Трущобы рассматриваются как низовые организации, а пролетариат — как их руководитель!»
В соответствии с этими директивами «Светоносный путь» разделяет барачные городки-фавелы на участки, устраняя сопротивление непокорных. Его активисты внедряются в некоторые благотворительные организации, такие как Народная помощь Перу. По сути это означает стремление маоистской группы изгнать укоренившихся на городской почве левых — классических марксистов. Несколько попыток прибрать к рукам профсоюзы снова оканчиваются неудачей. В довершение всего на своем пути сендеристы натыкаются на преграду — MRTA (Революционное движение имени Тупака Амару). Столкновение противников отличается неслыханным кровопролитием. В 1990 году убиты 1584 представителя гражданского населения и 1542 повстанца. Потесненный движением MRTA и изрядно потрепанный армией, «Светоносный путь» постепенно клонится к закату.
12 и 13 сентября 1992 года арестованы Гусман и его заместительница Элен Ипаррагире. Несколько дней спустя в руки полиции попадает «активист номер три» — Оскар Альберто Рамирес. 2 марта 1993 года арестована военная руководительница «Светоносного пути» Марго Домингес (подпольная кличка Эдит). И наконец, в марте 1995 года службой безопасности разоружена колонна из тридцати сендеристов во главе с Мархье Клаво Перальтой. Несмотря на все это, продолжается рост численности организации.
2.
Афрокоммунизм: Эфиопия, Ангола, Мозамбик
Ив Сантамария
Мировое общественное мнение рассматривало связь между развивающимися странами и коммунистическим движением в зависимости от той поддержки, которую это движение оказало антиколониальной борьбе еще до того, как началась «холодная» война. Не соглашаясь с антиколониальной политикой Вашингтона, французская IV Республика[140] пыталась доказать, что любое отступление перед лицом туземных националистов становится ipso facto поощрением амбиций Москвы. Ведь согласно высказыванию, которое приписывается Ленину, с Востока кажется, что дорога на Париж проходит через Алжир. Так что установление просоветских режимов в бывших португальских колониях в Африке и Эфиопии стало подтверждением мысли о том, что зло не ограничивается геополитическими рамками.
Африканский вариант коммунизма«Черные кхмеры» — такое прозвище еще в 1989 году, вскоре после падения Берлинской стены, дали бойцам Патриотического фронта Руанды (тутси), которые подозревались в симпатиях к полпотовскому режиму. Их руководителя, Поля Кагаме, получившего образование в Соединенных Штатах, французские чиновники, внимательно следившие за англосаксонскими происками на африканском континенте, прозвали «Американцем». Можно ли теперь сомневаться в «африканском коммунизме»? Даже мозамбикский президент Жоаким Чиссано без колебаний согласился, что в то время, как маятник Истории пошел вспять в Восточной Европе, «эта ситуация с марксизмом начинает нам создавать проблемы». И если для генерала де Голля СССР не переставал быть «дорогой и могучей Россией», почему бы Народному движению за освобождение Анголы (МПЛА) не стать воплощением «марксизма-ленинизма»? Что касается призывов отказать «красному негусу»[141] Менгисту в звании «коммуниста», то, как известно, в этом определении в среде ультралевых марксистов, где не последнюю роль играли троцкисты, в свое время неизменно отказывали и Сталину.
На самом деле, серьезность ссылок на Маркса со стороны государств и режимов, здесь названных, не оспаривалась в течение всего рассматриваемого периода (в основном 1974–1991 годы) ни самими действующими лицами, ни их противниками. Формально к коммунистическому лагерю принадлежало меньшинство; по советским оценкам, в 1939 году эта цифра составляла 5000 человек во всей Африке, затем в начале 70-х годов она увеличилась до 60 000. Однако многочисленные примеры, особенно европейские, должны напомнить, что по ленинской логике единственно важным считается, чтобы идеологии соответствовала власть (больше чем уклад жизни или форма государственного устройства), и что власть малочувствительна к предварительному насыщению общества коммунистической культурой. Придя к власти, новые руководители тут же символически поделили землю, умножая свидетельства разрыва с «африканским социализмом», который расцвел сразу же после завоевания независимости в 50–60-е годы. Уроки провала первой волны формулировались следующим образом: известно что, аграрная политика (юамаа), которую проводил в Танзании Джулиус Ньерере, не принесла нужных результатов, но, согласно как ФРЕЛИМО, так и эфиопским экспертам, произошло это потому, что партия ТАНЮ/АСП не была в достаточной степени «марксистско-ленинской». Принятие «научного социализма» позволяло руководящей элите нейтрализовать племенное единство, и, как его следствие, «незапланированную» крестьянскую солидарность. Соглашаясь с утверждением, что государство создает нацию, силы, находящиеся у власти, стремились войти с этой идеей в международное сообщество. Каждому должно было стать ясно, что, приземляясь в Мапуту, столице Мозамбика, он попадал в «свободную зону человечества».
Лозунг на фасаде аэропорта провозглашал два основных положения коммунистической программы: антиимпериализм перед лицом расизма Южной Африки и вступление вместе с социалистическими государствами в мировую коммунистическую систему. Страны «социалистической ориентации» — Мозамбик, Ангола и Эфиопия — заняли в ней свое место. Действительно, начиная со времен Хрущева, советские аналитики начали заботиться о том, чтобы сделать более тонкой их типологию: появление новых «прогрессивных» наций заставляло применять адекватную терминологию, приберегая место для тех из них, которые, сойдя с «капиталистического пути», не смогли заслужить ярлык «социалистических». Этот ярлык действительно означал определенные гарантии материальной и финансовой поддержки со стороны Советского Союза. Разумеется нельзя забывать и о военном сотрудничестве — «долге пролетарской помощи» со стороны Большого брата. В смысле поставок военной техники советская клиентура в Африке, конечно, не ограничивалась только Мозамбиком, Анголой и Эфиопией, но именно они извлекали максимум выгоды из сближения с СССР. Интеграция в мировую коммунистическую систему позволила их руководству пользоваться ее ресурсами: наряду с 8850 советскими советниками, действовавшими на континенте, в 1988 году отмечается присутствие 53 900 кубинцев, нельзя не упомянуть также восточно-германских специалистов, особенно в области госбезопасности.
Необходимо также упомянуть о «политике брюха» мафиозного типа, когда из-за отсутствия «класса буржуазии» использование государственного имущества становилось единственным источником личного обогащения.
Можно задаться вопросом, почему в идеологическом беспорядке XX века элита, дорвавшаяся до власти в этих государствах, делает свои идеологические ставки на марксизм-ленинизм? Конечно, важную роль здесь играет ослепление доктриной, открывающей неограниченные возможности для диктаторов. Но коммунизм в Африке является лишь эпизодом в долгой череде насилия, изучение которого начинается с попыток преодолеть противопоставление до-колониальной гармонии (или варварства), колониального порядка (или репрессий) и последующего беззакония, порожденного независимостью и/или неоколониальными притязаниями. Безусловно, коммунистическая Африка не была одиноким островком насилия: Нигерия во время войны с Биафрой и Руанда с геноцидом хуту внесли свой значительный вклад, достаточный, чтобы привести в отчаяние себе подобных. Однако, Эфиопия, Ангола и Мозамбик имеют свою преступную специфику, заключающуюся в процессе переделки структуры общества, например, в насильственном объединении в деревни сельского населения или в использовании голода в политических целях. Они также напоминают о знакомых явлениях, таких, как «чистка» партии, ликвидация левого движения или отношение к оппозиции — националистической, этнической, партизанской или религиозной.
Уже невозможно далее отрицать массовые убийства, и размеры преступлений африканского коммунизма вызывают к жизни всё новые оправдания: каждое начинание марксистско-ленинского государства представляется ими как реакция на наступление контрреволюционных сил. Старые споры по поводу террора Французской революции, воскрешенного революцией большевиков, призывы к «тирании, смягченной обстоятельствами», становятся в африканском контексте предметом ревностной защиты со стороны коммунистов. В этом смысле размах полемики, начавшейся на Западе именно в связи с Эфиопией, Анголой и Мозамбиком, оправдывает их выбор в качестве объектов нашего исследования.
Эфиопия — красная империя