Дипломатия - Генри Киссинджер

В отсутствие удара по северовьетнамским базам снабжения не сработала бы никакая, даже тщательнейшим образом продуманная стратегия вывода американских войск. В каждом отдельном случае американские наступательные действия приветствовались камбоджийскими властями, которые видели в них защиту камбоджийского нейтралитета; в конце концов, никто северовьетнамцев в Камбоджу не приглашал.

Тем не менее и тот и другой американские военные шаги вызвали весьма эмоциональный отклик в Соединенных Штатах. Начались дебаты, перешедшие границы чисто военно-стратегических вопросов. Камбоджа быстро стала неотъемлемой частью фундаментальной вьетнамской проблемы. Политика администрации являлась отражением стратегии; критика сосредоточивалась на моральной обоснованности войны как таковой. Этот подход вдобавок отразил неспособность нации проникнуть в глубину сущности и непримиримости революционной идеологии. Есть все доказательства тому, что «красные кхмеры» стали идеологическими фанатиками еще во времена своего студенчества в Париже в 50-е годы. Они были преисполнены решимости вырвать с корнем и стереть с лица земли существующее камбоджийское общество и воплотить на практике своего рода безумную утопию путем уничтожения всех, даже в самой малой степени затронутых «буржуазным» образованием[947]. Предположение о том, будто их превратило в убийц поведение Америки, имеет под собой точно такое же моральное основание, как утверждение, будто холокост был вызван американскими стратегическими бомбардировками Германии.

Цель этих страниц — не поиск окончательного суждения по тем вопросам, по поводу которых страсти достигали подобного накала и по ходу дела породили собственную культовую литературу. Но Америка обязана отдать себе отчет в том, что, независимо от окончательных суждений по поводу мудрости американских тактических решений применительно к Камбодже, трагические обстоятельства сложились так, что убийцами являлись «красные кхмеры», а камбоджийцы платили кровавую дань за раскол в американском обществе. Критикующие сделали невозможным для Америки содействие камбоджийскому правительству в его усилиях противостоять натиску «красных кхмеров», не осознавая того, что устранение Америки повлечет за собой кровавую бойню, коль скоро они выступали за прекращение помощи и добились этого. Последующие события, безусловно, потрясли их до глубины души. И все же их недооценка тех, кто сотворил геноцид, не вызвала у них раскаяния даже задним числом — в гораздо большей степени они были увлечены осуждением собственных соотечественников.

Общество проверяется тем, может ли оно поступиться своими разногласиями в стремлении к общей цели и способно ли оно осознать, что различные сообщества способны сделать рывок вперед благодаря примирению, а не конфликтам. Америка в Индокитае этого испытания не выдержала.

Раны, однако, оказались столь глубоки, что мир принес мало радости. Каким бы ни был шанс того, что соглашение станет инструментом национального исцеления, шанс этот стал значительно меньше вследствие трехмесячного перерыва между первоначальной договоренностью и подписанием документа и, что самое главное, вследствие бомбардировок самолетами В-52 района Ханоя во второй половине декабря 1972 года. Хотя ущерб гражданским лицам и имуществу был минимален, возникшая в результате этого вспышка антивоенных демонстраций, заставившая подписать соглашение 27 января 1973 года, вызвала в первую очередь ощущение усталости и тягостное чувство.

Ибо протестующих, в свою очередь, не успокоило принятие Ханоем американских условий мира. Они опасались того, что, если сохранится выдвинутое Никсоном понятие «почетного мира», Америка вновь сможет подвергнуться искушению взять на себя выполнение очередной интернациональной сверхзадачи, отвратительным символом которой и стал Вьетнам. И потому они встретили мирный договор с тем же цинизмом, с которым они взирали на ход военных действий и дипломатическую деятельность. Каждый из критиков утверждал свое: и то, что соглашение является политическим фокусом, и то, что те же условия были достижимы четыре года назад, и то, что оно представляет собой предательство по отношению к Тхиеу, — невзирая на тот факт, что требование свержения Тхиеу было центральной темой движения сторонников мира в течение многих лет.

Ничто не было дальше от истины, чем утверждение, будто бы соглашение с Ханоем было заключено, чтобы повлиять на общенациональные выборы. Напротив, Никсон считал заключение соглашения перед выборами минусом; его преимущество на выборах было бесспорным, и его положение могло лишь пошатнуться в результате обсуждения условий мира[948]. Но, что бы ни полагали критики, он не хотел, чтобы предвыборные соображения стояли на пути заключения соглашения, многократно обещанного американскому народу, как только будут приняты условия, выставленные администрацией.

Один из наиболее широко распространенных мифов относительно политики администрации Никсона во Вьетнаме — будто Никсон бессмысленно продлил войну на четыре года, поскольку четырьмя годами ранее можно было договориться на тех же условиях. Утверждение это пренебрегает всеми известными фактами. Исторические данные показывают, что Америка быстро согласилась на урегулирование, как только предложенные ею условия, до того постоянно отвергавшиеся северовьетнамцами в продолжение этих самых четырех лет, были приняты.

Само собой, американские усилия в Индокитае в 1975 году окончились крахом, который мог произойти гораздо раньше, если бы целью Америки была капитуляция. Но ни администрация, ни американский народ никогда не стремились к этой цели; во время избирательной кампании 1968 года все кандидаты на пост президента стояли за компромисс, а не за капитуляцию. В 1972 году кандидат, настаивавший на капитуляции, был забаллотирован намертво. При данных обстоятельствах читатель волен делать вывод, оглядываясь назад, действительно ли в 1969 году капитуляция являлась желанной целью. Ничто в политической кампании 1969 года не намекало на то, что американский народ или политические партии приветствуют подобный исход.

Муки с подписанием Парижских соглашений не окончились. Стоило войне завершиться, как начались споры по поводу права Америки силой обеспечивать выполнение соглашения. Не было ни одного из руководящих деятелей администрации Никсона, кто бы не сомневался в рискованности заключенного соглашения. Мы дошли до края возможных уступок, как всегда утверждал Никсон. А домашние неурядицы не оставляли администрации пространства для маневра.

Тем не менее мы с Никсоном, наряду со многими из высших должностных лиц администрации звена, полагали, что военные и экономические условия соглашения позволят Южному Вьетнаму противостоять вполне реальному нажиму со стороны Севера, при условии, что Северный Вьетнам будет выполнять ту часть соглашения, которая воспрещала возобновление инфильтрации. Никсон, однако, всегда отдавал себе отчет в том, что нарушения вполне возможны, причем такого масштаба, которому нельзя будет ни противостоять, ни оказать сопротивление без содействия со стороны Америки. Он был готов способствовать Вьетнаму присоединиться к международному сообществу при помощи программы экономического содействия. Но если все это не сработает, то никогда не отвергалась возможность использования воздушных сил для обеспечения выполнения соглашения, причем как в умах представителей администрации Никсона, так и в публичных речах.

Когда настал конец войны, администрация со скрежетом зубовным приготовилась к испытанию силой, которое, исходя из опыта, наверняка предстояло на стадии претворения соглашения в жизнь. Мы твердо верили, что у нас есть право — более того, обязанность — защищать соглашение, ради которого умерли 50 тыс. американцев. В противном случае любое мирное соглашение с Соединенными Штатами было бы юридическим эквивалентом капитуляции. Условия, не поддающиеся защите, равносильны сдаче. Если нации не позволено действовать, чтобы обеспечить претворение в жизнь условий мира, то гораздо лучше в таком случае отступиться честно и открыто. Никсон и его ведущие советники бесконечное число раз[949] объявляли о своем намерении защищать соглашение — к примеру, 3 мая 1973 года, когда Никсон выступал с ежегодным отчетом по вопросам внешней политики: «Такого рода курс [всеобъемлющие нарушения] поставит под угрозу с таким трудом достигнутый мир в Индокитае. Он чреват риском возобновления конфронтации с нами...[950] Мы заявили Ханою как в частном, так и в официальном порядке, что мы не потерпим нарушений соглашения»[951].

Повторилась привычная схема предшествующих пяти лет. Возможно, ничем не запятнанный, только что переизбранный президент мог бы настоять на периодических решительных мерах военного характера, потребных для реализации соглашения. Но когда над президентом уже нависла тень «уотергейта», для этого не оставалось ни малейшей возможности. Даже несмотря на то, что тысячи северовьетнамских грузовиков двигались по «тропе Хо Ши Мина», что почти 50 тыс. северовьетнамских военнослужащих проникли во Вьетнам, а Ханой в вопросе, касавшемся американцев, пропавших без вести, стоял неколебимо и хранил по этому поводу вызывающее молчание. Противники политики, приведшей к заключению соглашения, настаивали на том, что Никсон не обладает полномочиями по принудительному обеспечению претворения этого соглашения в жизнь, сколь бы серьезно оно ни нарушалось. А раз так — что это, как не односторонний уход, к которому они все время призывали. В июне 1973 года Конгресс отказал в дальнейшем выделении фондов для «прямой или косвенной поддержки боевых действий вооруженных сил Соединенных Штатов в Камбодже, Лаосе, Северном Вьетнаме и Южном Вьетнаме или в связи с ними» после 15 августа, включая воздушную разведку[952]. В июле 1973 года стало ясно, что у программы экономического содействия Северному Вьетнаму поддержки в Конгрессе не будет.