Дипломатия - Генри Киссинджер

Как выяснилось позднее, дебаты на тему вывода войск оказались поворотным пунктом во вьетнамской войне, показав, что многие из побед администрации были на самом деле пирровыми. Никсон твердо стоял на той точке зрения, что на конкретную крайнюю дату вывода войск можно соглашаться лишь в том случае, если в обмен на это будет обеспечено достижение других существенно важных для Америки целей. Но тогда ему пришлось бы платить свою цену за полный уход уже после того, как эти условия будут выполнены. Ибо Южный Вьетнам должен был тогда самостоятельно защищать себя от гораздо более непримиримого противника, чем те, с которыми приходилось сталкиваться другим ее союзникам, и при таких условиях, на которые Америка не вынуждала идти никого из других своих союзников. Американские войска находились в Европе на протяжении жизни двух поколений; перемирие в Корее защищалось американскими силами уже более сорока лет. Только во Вьетнаме Соединенные Штаты, в силу внутренних разногласий, не соглашались оставить какие-либо войска; и по ходу дела они лишили себя какого бы то ни было задела с точки зрения безопасности, когда речь зашла о защите уже достигнутых соглашений.

Никсон изложил американские условия урегулирования в двух программных речах — 25 января и 8 мая 1972 года. Условия эти были таковы: прекращение огня под международным наблюдением; возврат и подсчет пленных; продолжение экономической и военной помощи Сайгону; решение политического будущего Южного Вьетнама вьетнамскими политическими партиями на основе свободных выборов. 8 октября 1972 года Ле Дык Тхо принял ключевые предложения Никсона, и Ханой наконец отказался от требования соучастия Америки в установлении коммунистического правления в Сайгоне. Он согласился на прекращение огня, на возврат американских пленных, на предоставление отчета по поводу пропавших без вести. Правительство Тхиеу оставалось на месте, а Соединенным Штатам позволялось продолжать оказывать ему военную и экономическую помощь.

До этого Ле Дык Тхо вообще отказывался обсуждать подобные условия. И потому он внес собственное предложение, означавшее, по существу, прорыв на переговорах, сопроводив его следующим заявлением:

«...Данное новое предложение полностью совпадает с тем, что предлагал сам президент Никсон: прекращение огня, конец войны, освобождение пленных, вывод войск... и мы дополнительно предлагаем ряд принципов решения политической проблемы. Вы также их предлагали. А урегулирование этих вопросов мы оставляем на усмотрение южновьетнамских партий»[944].

Ни одна из последующих трагедий и дискуссий не в состоянии стереть из памяти чувство воодушевления, овладевшее теми из нас, кто формировал американскую политику, когда мы осознали, что находимся на пороге достижения того, к чему стремились на протяжении четырех мучительных лет, и что Америка не бросит на произвол судьбы тех, кто на нее положился. Никсон заявлял множество раз, что, как только его условия будут приняты, он быстро пойдет на урегулирование. 14 августа 1972 года я заявил Тхиеу, что, если Ханой примет предложения президента Никсона как есть, Америка быстро заключит соглашение. Мы обязаны сдержать слово. И у нас нет иного выбора, кроме как его сдержать. Если бы мы промедлили, Ханой бы опубликовал свое предложение, вынуждая администрацию к объяснениям, почему она отвергла свои же собственные условия, и этим ускорил бы голосование в Конгрессе по поводу сокращения выделяемых средств.

Сочетание обстоятельств заставило Ханой принять то, что до этого систематически отвергал: уменьшение поставок по нарастающей в результате минирования северовьетнамских портов, удары по лагерям на территории Лаоса и Камбоджи в 1970 и 1971 годах, провал весеннего наступления в 1972 году, отсутствие политической поддержки из Москвы и Пекина в момент возобновления Никсоном бомбардировок Севера и страх перед тем, что Никсон, будучи переизбран, доведет дело до решительного столкновения.

Решающим фактором, возможно, было то, что, оценивая последствия президентских выборов 1972 года, тщательно рассчитывающий все свои шаги Ханой на этот раз совершил крупный просчет. Ханой, похоже, поверил, что чуть ли не подавляющая победа Никсона на выборах развяжет ему руки в отношении продолжения войны. Администрация Никсона знала, что новый Конгресс не будет более дружественно настроен по отношению к политике Никсона во Вьетнаме и, возможно, будет к нему лично еще более враждебен. Могла пройти одна из буквально сотен резолюций Конгресса по сокращению финансирования войны — возможно, применительно к оплате дополнительных расходов, представленных на утверждение конгресса в начале 1973 года и связанных с разгромом весеннего наступления коммунистов в 1972 году.

Я приветствовал перспективы мира в надежде, что они позволят Америке начать процесс национального выздоровления и вновь выковать двухпартийный консенсус, сформировавший американскую послевоенную внешнюю политику. В конце концов движение за мир добилось цели и обеспечило мир, а те, кто стремился к почетному завершению войны, могли чувствовать себя удовлетворенными, поскольку их терпение дало свои результаты. В моем кратком сообщении, где были очерчены условия окончательного соглашения, я протянул руку оппонентам в четырехлетней внутренней борьбе:

«...Теперь становится ясно, что никто в связи с этой войной не обладает монополией на душевную боль и никто из участников дебатов не имеет монополии на моральную убежденность; и теперь, когда наконец мы достигли такого соглашения, согласно которому Соединенные Штаты не предопределяют политического будущего своим союзникам, соглашения, сохраняющего достоинство и самоуважение для всех сторон, мы, залечивая раны в Индокитае, сможем начать залечивать раны в Америке»[945].

Туманные перспективы национального единства, однако, необратимо рассеялись по поводу Камбоджи. Поскольку Камбоджа была единственным театром войны в Индокитае, не унаследованным Никсоном от своих предшественников, она подлила масла в огонь межпартийных дебатов. Завязался еще один гордиев узел противоречий вьетнамской эры.

В мои намерения не входит вновь напоминать об этих противоречиях. Подробности их уже рассмотрены в другом месте[946]. По сути дела, обвинения со стороны критиков администрации сводятся к двум центральным пунктам: что Никсон беспричинно распространил войну на территорию Камбоджи и что по ходу дела именно эта американская политика породила у администрации всю тяжесть ответственности за геноцид, осуществленный коммунистическими «красными кхмерами» после одержанной ими победы в 1975 году.

Само представление, будто Никсон бездумно расширил границы войны, восходит к стратегической концептуальной ошибке по поводу Лаоса, относящейся к 1961 — 1962 годам, а именно, будто роль Америки в войне ограничивается Южным Вьетнамом, даже несмотря на то, что Ханой вел войну во всех трех странах индокитайского театра военных действий. Северовьетнамская армия построила внутри Камбоджи целую сеть лагерей-убежищ непосредственно по ту сторону границы с Южным Вьетнамом, откуда на американские и южновьетнамские силы совершались нападения в масштабе дивизий. Лагеря снабжались либо по «тропе Хо Ши Мина» через Лаос, либо через камбоджийский морской порт Сиануквилль — причем все это представляло собой откровенное нарушение нейтралитета Камбоджи. По мере ускорения ухода американских войск боевые позиции как южновьетнамских, так и американских сил было бы невозможно защищать, если бы сеть снабжения осталась нетронутой, а уменьшающимся американским войскам противостояли бы по-прежнему многочисленные северовьетнамские части с неограниченными возможностями снабжения извне. Поэтому администрация Никсона приняла тактическое решение нанести удар по территории лагерей с воздуха в 1969 году и наземными силами в 1970-м. Воздушные удары были ответом на волну северовьетнамских атак на Юге, где убивали 400 американцев в неделю и нарушали «взаимопонимание» Ханоя с президентом Джонсоном, достигнутое во времена прекращения бомбардировок в 1968 году; наземные улары были стратегическим ходом для защиты уходящих американских войск, вывод которых совершался в количестве 150 тыс. в год.

В отсутствие удара по северовьетнамским базам снабжения не сработала бы никакая, даже тщательнейшим образом продуманная стратегия вывода американских войск. В каждом отдельном случае американские наступательные действия приветствовались камбоджийскими властями, которые видели в них защиту камбоджийского нейтралитета; в конце концов, никто северовьетнамцев в Камбоджу не приглашал.

Тем не менее и тот и другой американские военные шаги вызвали весьма эмоциональный отклик в Соединенных Штатах. Начались дебаты, перешедшие границы чисто военно-стратегических вопросов. Камбоджа быстро стала неотъемлемой частью фундаментальной вьетнамской проблемы. Политика администрации являлась отражением стратегии; критика сосредоточивалась на моральной обоснованности войны как таковой. Этот подход вдобавок отразил неспособность нации проникнуть в глубину сущности и непримиримости революционной идеологии. Есть все доказательства тому, что «красные кхмеры» стали идеологическими фанатиками еще во времена своего студенчества в Париже в 50-е годы. Они были преисполнены решимости вырвать с корнем и стереть с лица земли существующее камбоджийское общество и воплотить на практике своего рода безумную утопию путем уничтожения всех, даже в самой малой степени затронутых «буржуазным» образованием[947]. Предположение о том, будто их превратило в убийц поведение Америки, имеет под собой точно такое же моральное основание, как утверждение, будто холокост был вызван американскими стратегическими бомбардировками Германии.