Дипломатия - Генри Киссинджер

Призыв к альтруизму со стороны президента, который неустанно настаивал, чтобы будущее мира предопределялось пятью великими державами, преследующими собственные национальные интересы, явился составной частью новаторского синтеза американского опыта. Никсон воспринимал американский идеализм всерьез в том смысле, что разделял страстный интернационализм Вильсона и веру его в незаменимость Америки. Но он чувствовал себя в равной степени обязанным соотносить миссию Америки с собственными выводами по поводу того, как на самом деле функционирует мир. Даже если Никсону хотелось, чтобы его страна придерживалась вильсоновских ценностей, он также с болью осознавал, что на его долю выпала судьба исполнить неблагодарную обязанность обеспечить прекращение Америкой крестовых походов в защиту этих ценностей посредством посылки своих вооруженных сил по всему свету.

Отправной точкой для Никсона послужила американская исключительность, хотя широкие знакомства с иностранными руководителями научили его тому, что альтруистов среди них маловато; если бы им можно было дать «сыворотку правды», то большинство из них высказалось бы в пользу большей предсказуемости в американской внешней политике, и они сочли бы национальные интересы Америки более надежным внешнеполитическим фундаментом, чем альтруизм. Вот почему Никсон предпочитал одновременно действовать в двух направлениях: объяснять свои цели при помощи вильсонианской риторики и апеллировать к национальным интересам Америки для подкрепления собственной тактики.

По иронии судьбы такое понимание Никсоном роли Америки в достижении мира во всем мире могло бы поставить президента в оппозицию множеству достойных американцев — его современников, которые ранее придерживались вильсонианства, а теперь настаивали на проведении политики, которая, по мнению Никсона, была тождественна отказу Америки играть какую бы то ни было роль в мировой политике.

Никсон, великолепно отдавая себе отчет в том, что его собственное, достаточно прагматичное, видение характера глобальной ответственности Америки аналогично, с точки зрения его предшественников, отступлению от прежних рубежей, поставил перед собой задачу сформулировать приемлемую для идеалистической Америки задачу в беспрецедентно сложной международной обстановке — такую, где, по мнению Никсона, вильсонианство и «Realpolitik» слились бы воедино.

Стратегия «сдерживания» раннего послевоенного периода выдвинула Америку на передовые рубежи любого из международных кризисов; рвущая сердце риторика периода Кеннеди выдвигала задачи, стоявшие вне пределов физических и эмоциональных возможностей Америки. В результате этого американская моральная праведность превратилась в ненависть к самой себе, а критика перенапряжения сил в самоустранение. В подобной обстановке Никсон счел первоочередной задачей воспользоваться опытом Вьетнама в перспективном плане. Соединенные Штаты оставались жизненно важным фактором международной стабильности, но они оказались не в состоянии выдерживать безудержный интервенционизм, загнавший свыше 500 тыс. американцев в Индокитай в отсутствие стратегии победы. Выживание человечества коренным образом зависело от отношений между двумя сверхдержавами, но мир во всем мире зависел от того, сможет ли Америка провести грань между обязательствами, где ее роль чисто вспомогательная, и моральными акциями, где ее собственное участие обязательно, причем сумеет ли она при этом выполнить последнее без саморазрушения.

Никсон воспользовался довольно необычным поводом, чтобы предложить ответ на подобные дилеммы. 25 июля 1969 года президент оказался на острове Гуам, откуда он начинал поездку по всему земному шару — от Юго-Восточной Азии до Румынии. В начале дня он был свидетелем посадки на воду неподалеку от острова Джонсона в Тихом океане первых астронавтов, совершивших высадку на Луну. Современный журнализм, неспособный подолгу освещать даже самую новейшую историческую драму, нуждается в новом событии для каждого цикла новостей, особенно во время президентских поездок. А Гуам по отношению к месту приводнения находится по ту сторону линии перемены дат (вот почему посадка астронавтов считается происшедшей 24 июля) и потому явился частью другого цикла новостей.

Осознавая это, Никсон воспользовался случаем, чтобы выдвинуть принципы, определяющие новый подход его страны к международным делам. Хотя Никсон и его советники часто обсуждали этот новый подход, представить его широкой общественности именно при данных конкретных обстоятельствах не планировалось. И потому для всех, включая и меня, было полнейшей неожиданностью, когда Никсон объявил о новых критериях, предопределяющих вовлеченность Америки за рубежом[959]. Получившие с тех пор название «доктрина Никсона», они были подробно представлены в речи в ноябре 1969 года, а затем в феврале 1970 года в первом годовом отчете президента по вопросам внешней политики — нововведении того времени, когда Никсон обрисовал фундаментальные основы своей внешней политики.

«Доктрина Никсона» дала объяснение тому парадоксу, что обе послевоенные кампании Америки военного характера — Корея и Вьетнам — осуществлялись ради стран, по отношению к которым у Америки не было официальных обязательств, и в регионах, которые формально находились вне сферы деятельности оборонительных союзов. Применительно к этим регионам доктрина Никсона находила средний путь между перенапряжением и самоустранением посредством установления трех критериев американской вовлеченности:

«Соединенные Штаты будут верны своим договорным обязательствам.

Соединенные Штаты „обеспечат щит на случай, если одна из ядерных держав будет угрожать свободе союзной нам нации или нации, чье выживание жизненно важно с точки зрения нашей безопасности".

В случаях неядерной агрессии Соединенные Штаты „позаботятся о нации, испытывающей непосредственную угрозу, и примут на себя основную ответственность по обеспечению живой силы для организации обороны"».[960]

Реальность, однако, с трудом укладывалась в рамки формальных критериев. Заверения в том, что Америка будет верна принятым на себя обязательствам, были ударом железной палки по днищу пустого ведра; как и уверения в целомудрии, они не отличались особой убедительностью, ибо вряд ли отказ от обязательств мог быть громогласно провозглашен до начала событий. При любых обстоятельствах ключевым вопросом ядерной эры было не соблюдение обязательств как таковых, а их определение и толкование. «Доктрина Никсона» не содержала указаний на то, как следует разрешать разногласия между союзниками по поводу ядерной стратегии: то есть будет ли использовано ядерное оружие вообще, а если да, то, грубо говоря, на чьей территории; будут ли союзники полагаться на ядерную войну всеобщего характера, которая в основном затронет сверхдержавы, или на некую версию стратегии «гибкого реагирования», которая преимущественно ставила под удар территории жертв агрессии.

Заявление, гласящее, что Соединенные Штаты обеспечат щит для стран, «чье выживание жизненно важно с точки зрения нашей безопасности», в случае если им будет угрожать ядерная держава, содержало в себе два противоречия: если Соединенные Штаты защищают страны, жизненно важные для нашей безопасности, только тогда, когда им угрожает ядерная держава, как поведут себя Соединенные Штаты, если стране, жизненно важной для нашей безопасности, будет угрожать неядерная держава или если эта ядерная держава предпочтет не применять ядерное оружие? А если поддержка перед лицом ядерной угрозы более или менее автоматическая, то нужны ли официально оформленные оборонительные союзы?

«Доктрина Никсона» также требует от находящихся под угрозой стран принимать на себя большее бремя применительно к защите при помощи обычных вооружений. Но что будет делать Америка, если страна, находящаяся под угрозой, будет рассчитывать на американскую поддержку независимо от того, сможет ли она нести свою долю усилий по обеспечению обороны — особенно перед лицом давления со стороны ядерной державы? По иронии судьбы упор, который делала администрация Никсона на обеспечение собственных национальных интересов, потенциально таил в себе стимул для прочих наций проигнорировать призыв к совершению больших усилий в области обороны. Ибо если определяющими на деле являются именно национальные интересы, то Америка обязана будет защищать любую территорию, значимую с точки зрения собственной безопасности, независимо от достоинств жертвы или ее вклада в обеспечение всеобщей безопасности. Вот тут-то и таятся все дилеммы, которые позднее выступят на передний план под рубрикой распределения бремени усилий в области обороны между всеми союзниками.