Чужаки - Никита Павлов

Но в это время Нестер вскочил на ноги и предупреждающе поднял руку. Лицо его выражало тревогу. Со стороны завода доносился звонкий крик козленка. Левее закричала овца, залаяла собака. Нестер еще некоторое время прислушивался к этим звукам, затем сказал:

— Через посты прошло более Десяти жандармов, все они направляются в нашу сторону. Нужно торопиться, через десять минут жандармы будут здесь.

— Они будут, да нас не будет, — спокойно сказал Ер шов, собирая вместе с другими остатки еды. Приняв от Нестера принесенную им котомку, он добавил: — О следующем собрании, товарищи, договоримся тем же порядком, что и раньше.

Подпольщики крепко пожали друг другу руки и быстро пошли в разные стороны.

Когда жандармы подошли к Гарольдову гробу, там уже никого не было.

Взобравшись на камень, начальник злобно посмотрел на своего помощника:

— Только деньги получают да врут, как сивые мерины.

Какая же это, черт побери, агентура? Завтра же вызовите ко мне этих мерзавцев, я им покажу, как обманывать. Я им покажу-у! — закричал он что было силы, потрясая кулаками.

Глава тринадцатая

На базаре Ольгу Николаевну Мартынову неожиданно окликнула жена председателя кооператива Татьяна Ивановна Кучеренко.

— Смотрю, — затараторила Кучеренко, — и думаю, ошиблась я или нет, Ольга это или не Ольга? Ну к чему, думаю, ей по нескольку раз в день на базар ходить?

Раньше с ней этого никогда не бывало. — Кучеренко пере вела дыхание и, сообразив, что говорит совсем не то, что следовало бы сказать, лукаво взглянула на соседку и еще быстрее затараторила: Оленька, милушка, давненько тебя не видела. Вот и рядом живешь, голубушка, а зайти все как-то некогда. — Взгляд Татьяны Ивановны тихонько скользнул в корзинку соседки, на лице застыло любопытство. «Ну, до чего же хочется узнать правду», — говорили глаза Татьяны Ивановны. — Ой, Оленька, может быть, я чего и не понимаю? — жалобно стонала кооператорша..

Так ты подскажи мне. Я ведь такая недогадливая.

Ольга Николаевна удивленно посмотрела на соседку.

— Не пойму, Татьяна Ивановна, отчего ты так разволновалась и что я должна тебе подсказать?

— Да как же, милушка, не волноваться? А… вдруг, — сделав испуганное лицо, закричала Татьяна Ивановна, — карантин объявляют… А я-то дура…

— Да что ты, Татьяна Ивановна, какой карантин? — в свою очередь испугалась Ольга Николаевна.

— Ну, тогда скажи мне, милочка, для какой же цели ты столько продуктов покупаешь, мяса, например?

Ольга Николаевна насмешливо посмотрела на соседку;

— Не волнуйся, Татьяна Ивановна, никакого карантина не будет. Совсем не поэтому…

«Неужели не узнаю, неужели не скажет? — спрашивали глаза Татьяны Ивановны. — А ведь это так интересно, так интересно». — Голубушка, Оленька, не мучь скажи!

— Ну, если это тебя так интересует, могу, пожалуй, сказать, — согласилась Ольга Николаевна, — только дай слово, что все останется между нами.

— Ну, что ты, Оленька. Да разве ты меня не знаешь? Умирать буду, и тогда не скажу. Вот те крест!

Ольга Николаевна наклонилась к уху соседки и, дружески улыбаясь, тихонько сказала:

— Именинница я, Татьяна Ивановна. Через три дня тридцать лет исполняется.

— Дорогуша ты моя, Оленька. Если бы ты знала, как я рада, как рада! Тридцать лет, куколка! — еще громче затараторила Татьяна Ивановна.

— Нестера моего знаешь? — продолжала рассказывать Ольга Николаевна. — Загорелось ему — именины да именины, а тут еще его брат из Москвы сулится приехать, одно к одному, ну и началось. Вот второй день по базару бегаю, хлопот не оберешься.

Но Татьяну Ивановну теперь уже интересовало другое, больше всего на свете хотела она узнать, кого Ольга Николаевна приглашает на именины.

— Ой, душенька, — тихо и деланно-участливо заговорила Татьяна Ивановна, — и рада за тебя, за именинницу, и не рада. Сколько хлопот! Сколько расходов! Накормить, напоить всех — шутка ли? Хорошо, если соберутся порядочные люди, тогда еще куда ни шло, а если такие, как дурища лесничиха или зазнайка куренниха? Беда! Все оговорит, все осудят — и это им не хорошо и то плохо. А о том, как ты устала, исхлопоталась — даже и не вспомнят, не то, чтобы спасибо сказать. Инженерша или шахтерша, эти еще туда-сюда, а дорожница такая стала заноза, такая заноза!

Татьяна Ивановна без передышки продолжала перечислять возможных гостей Ольги Николаевны и остановилась лишь тогда, когда та взяла ее за руку.

— Что ж поделаешь, Татьяна Ивановна, — смиренно сказала Ольга Николаевна, — бог с ними… А тебя прошу передать Петру Ивановичу — в воскресенье вечером чтобы к нам.

— Спасибо, Олечка, обязательно будем. Спасибо. Ну, будь здорова, душенька, я уж побегу. Муж скоро вернется, нужно обед готовить… — А про себя подумала: «Выпытала. Всех приглашает: и лесничиху, и шахтерку, и этих дур, и Калашникову. Так и сказала — бог с ними».

Через десять минут она уже была в доме Плаксиных. Чмокнув лесничиху в губы и, не успев еще усесться на диван, Татьяна Ивановна затараторила:

— Милая душенька, как я спешила, как спешила! Кому, думаю, как не Леночке, должна я первой рассказать эту новость. Ведь такого друга, как Леночка, у меня, думаю, больше нет, и бегу, бегу. Только дай, милочка, слово, что это между нами, чтобы ни гу-гу.

— Ну, что ты, Танюша, — обиделась лесничиха, — разве ты меня не знаешь? Да я скорее умру, чем открою чужую тайну. — Глаза лесничихи уже горели любопытством. Все это оказалось очень кстати. Неожиданная новость давала ей возможность быть хозяйкой предстоящей беседы с инженершей. Теперь тон разговора будет задавать она, а не Калашникова, к которой она только что собралась в гости.

Через пятнадцать минут лесничиха распрощалась с Татьяной Ивановной, а спустя еще несколько минут каждая из них сидела у своих знакомых и под строгим секретом рассказывала о предстоящих именинах, сообщая совершенно точно, сколько там будет гостей и какие готовятся кушанья.

К вечеру слухи об именинах Ольги Николаевны расползлись по всему заводу. Особенно много говорили о приезде из Москвы брата Мартыновых, то ли учителя, то ли журналиста, но очень, очень милого человека.

Нестер был доволен. Теперь все знают, что у них собираются самые обыкновенные гости. Огласка явилась своего рода завесой от всевозможных подозрений.

Гости собирались под вечер. Первым на паре лошадей прикатил начальник Смирновской шахты Трофим Трофимович Папахин. Это был невысокий, очень полный человек, с широким открытым лицом и приветливым взглядом. При первом знакомстве он казался не по годам грузным. А на самом деле был очень быстр и подвижен. Он был душой общества. От его шуток и искрящегося веселья присутствующие, как-то сами того не замечая, начинали острить, смеяться. Даже самые угрюмые люди в его компании превращались в весельчаков. Трофим Трофимович любил при случае хорошо выпить, закусить, любил подурачиться. Все знающие Папахина считали его своим хорошим другом. С Нестером и Ольгой они вместе выросли. Поэтому, встретившись сегодня, тепло и задушевно пожали друг другу руки.

Вскоре начали дружно прибывать гости, и в течение нескольких минут приехали почти все приглашенные. Только Плаксина на некоторое время задержал лесной пожар.

Завязалась игра в карты — кто в «муху», кто в шестьдесят шесть, а кто просто в дурачка. Калашников с Папахиным сели за шахматы.

Говорили о разном: о дороговизне, о погоде, о возникшем в лесу пожаре. Однако чувствовалось, что все с нетерпением ожидали более серьезных разговоров. Гости, приглашенные Нестером на именины, так или иначе отражали в беседах мнения всей местной интеллигенции, а следовательно, и ее идейный разброд. Хотя взгляды заводских интеллигентов, участвующих в революции или сочувствующих ей, К этому времени уже значительно размежевались, все же среди них еще не было предателей, которые осведомляли бы полицию. Собираясь, они вели ожесточенные споры. Споры эти сопровождались резкими, длинными и зачастую путаными речами. Каждая группа стремилась доказать, что именно она и только она нашла правильную дорогу. Поэтому совершенно естественно, что такие же споры с такими Же длинными речами вскоре должны были вспыхнуть и здесь, среди людей, которые когда-то близко стояли друг к другу, и сейчас разошлись.

Ожидая опоздавших, гости с интересом прислушивались к ссоре, возникшей между играющими в дурака супругами Кучеренко.

— Танюша! — кричал супруг. — Ну что ты делаешь? Опять трефи пиками кроешь, а козыри — бубны.

— Ну, как тебе не стыдно, Петя? — ворковала супруга, делая глазки своему партнеру. — Ну зачем ты смотришь, куда не следует? Гляди лучше в свои карты.

— Куда, Танюша? Положь! — снова кричал супруг, заметив, как она тихонько стащила уже раскрытый козырь, отчего у нее сразу стало больше карт.