Светлый лик смерти - Александра Маринина

Жены и мужья расходились в своих предположениях относительно того, кто же мог убить Милу Широкову. Мужья никаких соображений на этот счет не имели, а жены считали более чем вероятным, что это сделал Стрельников.

Но все они в один голос отвергали возможность того, что Людмилу Широкову убила Люба Сергиенко. И показания давали соответствующие.

– Константин Михайлович, а ни у кого в показаниях не выплыла фигура официальной жены Стрельникова?

– Ты про Аллу Сергеевну? Да нет пока. Сам жду не дождусь. Молчат, как сговорились. Вы-то сами с ней работаете?

– Конечно. Интересная она дама, доложу я вам. Алла Сергеевна Стрельникова – директор Дома моделей. Несколько лет назад у нас было убийство манекенщицы из этого Дома моделей. Тоже, между прочим, задушена. Мы одного убийцу под суд отдали, но все время у нас подозрение было, что он действовал все-таки не один. Он, конечно, не раскололся, сообщника не выдал, пошел под статью в гордом одиночестве, но подозрения у нас остались.

– И что, подозрения были насчет Стрельниковой?

– Ага. Эта особа очень не любит, когда у нее отнимают деньги, которые она уже мысленно положила в свой карман. Смерть манекенщицы позволила Алле Сергеевне положить в карман изрядную сумму, потому что так был составлен контракт. Она сама его составляла, и девушка его подписала, потому что была глупой и неопытной. А сейчас, Константин Михайлович, у нее отнимают деньги, которые ей ежемесячно давал Стрельников. Вам, может быть, это неизвестно, но все время после ухода от жены Владимир Алексеевич Стрельников обеспечивал ее более чем щедро. Подозреваю, что Люба Сергиенко этого не знала. А Мила Широкова узнала. И я думаю, что она потребовала от Стрельникова прекратить жить на два дома и вообще как можно скорее оформить развод и зарегистрировать новый брак. Это Алле Сергеевне могло совсем не понравиться. Одно дело считаться мужней женой и получать ежемесячно хорошие деньги, не имея хлопот с приготовлением обедов, мытьем посуды и стиркой носков и сорочек, и при этом вести свою личную жизнь по собственному усмотрению, и совсем другое – считаться разведенной и не иметь денег. Это уже несколько иные ощущения.

– Ладно, Настасья, подождем, раз вы за Аллой присматриваете, то никуда она не денется. Допросить ее я всегда успею. Пока что прижать мне ее нечем, а проводить формальный допрос и попусту воздух сотрясать мне не хочется. Где она была в вечер убийства?

– А нигде.

– То есть?

– Никто не знает. В приватной беседе с обаятельным Коротковым Алла Сергеевна Стрельникова заявила, что в тот день была сначала на работе, а потом дома, вечер провела со своим другом, имя, правда, назвать отказалась, но установить данные ее постоянного любовника было нетрудно, это ж не бином Ньютона. Так вот, ЭТОТ любовник в тот вечер у нее не был. Весь вопрос в том, нет ли у нее другого сердечного друга, или даже нескольких, про запас.

– Настасья, а тебе не кажется, что алиби Алле Сергеевне вообще не нужно?

– Кажется. Вы хотите сказать, что алиби нужно ее любовнику, и она старательно его создает. Да?

– Ну что-то в этом роде я и хотел сказать. Даже если допустить, что она решила устранить не в меру оборотистую Широкову, не сама ведь она кинулась ее душить, правда же? А вот любовника своего вполне могла на это дело навострить. Кстати сказать, любовничек мог даже оказаться более заинтересованным в устранении Широковой, чем сама Алла.

– Это вы бросьте, – решительно сказала Настя. – Для того чтобы вы оказались правы, любовник Стрельниковой должен быть юным наркоманом или каким-нибудь придурком с каким-нибудь придурочным хобби, на которое он денег заработать не может, а жить без него тоже не хочет. Тогда ему деньги, ежемесячно отстегиваемые Стрельниковым, очень даже нужны. У Аллы Сергеевны любовник совсем не такой. Ему стрельниковские деньги – как лисе незрелый виноград, он купюры лопатой гребет. Другое дело, что, может быть, Алле Сергеевне он не очень-то нравится. Она, вполне вероятно, предпочитает что-нибудь помоложе и постройнее, а на это обычно уходит очень много денег. Очень много, Константин Михайлович.

Они подъехали к зданию метровокзала на станции «Семеновская», и Ольшанский остановил машину.

– Ты так и не придумала никакого объяснения насчет голубой краски на туфлях Широковой? – спросил он на прощание.

– Нет. Ума не приложу, что она могла нести в руках такое тяжелое. Экспертиза еще не готова, но Олег Зубов на двести процентов уверен, что общий вес должен быть никак не меньше ста трех килограммов.

– Черт знает что, – буркнул следователь. – Голову тут сломаешь с вашими трупами.

Он резко тронул автомобиль и скрылся за поворотом.

Стрельников всегда спал крепко, и разбудить его могли, как правило, только будильник или телефон. На все остальные звуки он обычно не реагировал. Но в эту ночь, в ночь после похорон Милы, он внезапно проснулся и даже не сразу понял, отчего. Что-то его разбудило. Впрочем, что может разбудить ночью после ТАКОГО дня? Нервы, конечно, что же еще.

Он повернулся в постели, протянул руку за часами со светящимся циферблатом. Четверть четвертого. Владимир Алексеевич собрался было повернуться на другой бок и снова закутаться в одеяло, когда до него донесся совершенно отчетливый звук. По квартире кто-то ходил.

«Мила!» – собрался было в ужасе крикнуть он. В эту секунду Стрельников готов был поверить в то, что души умерших и их призраки возвращаются в свои дома, к своим любимым. Звуки застряли в горле, раздался только невнятный хрип. Шаги послышались снова, они приближались к двери той комнаты, где спал Стрельников. Ему стало страшно. Кто это? Вор? Глупости, воры приходят в отсутствие хозяев. Хотя если у этого вора была хорошая наводка, он мог рискнуть и прийти именно сегодня. После похорон бывают поминки, а на поминках главные действующие лица имеют обыкновение много пить. И после этого крепко спят.

Владимир Алексеевич пожалел, что не имеет привычки класть оружие на ночь под подушку. Пистолет у него был, и разрешение было, но лежал ствол в письменном столе. Конечно, если бы ночью кто-то позвонил в дверь, Стрельников вышел бы в прихожую вооруженным, это несомненно. Но к тому, что злоумышленник проникнет в квартиру самостоятельно, он почему-то готов не был.

Стрельников сел на диване и собрался было уже спустить ноги на пол, чтобы на цыпочках подойти к столу и взять пистолет, когда дверь распахнулась и в проеме возникла неясная фигура. Как ни напрягал глаза Стрельников, он не мог различить лица, да к тому же и напуган он был изрядно.

– Не спишь, – прошелестел голос. – Это хорошо. Значит, грехи тебе спать не дают. Души невинно загубленные над тобой витают, не отпускают тебя.

– Кто ты? – с трудом сумел выдавить Стрельников.

Он потянулся к выключателю, собираясь включить бра над головой, но только сухие щелчки доносились до него. Свет так и не вспыхнул.

– Не трудись, грешник, – продолжал шелестеть голос, – там, где я, там света нет. Ты хочешь видеть мое лицо? А разве ты хотел видеть лица тех, кого ты уничтожал и разрушал? Страшный грех на тебе, Владимир, и не искупить тебе его никогда. До самой смерти будешь ты нести крест за невинно убиенную Людмилу, рабу Божию.

Стрельников наконец справился с собой и сумел разорвать сковавшее его оцепенение. Одним прыжком выскочив из постели, он молнией подлетел к темной безликой фигуре, собираясь вцепиться в горло ночного гостя, но внезапно был откинут назад мощным ударом. Гость не был призраком. Совсем напротив. Это была поистине гора мышц, железных и вполне осязаемых.

Хлопнула дверь. И в квартире снова воцарилась тишина.

Глава 5

Татьяна стояла перед зеркалом и, прежде чем наносить на лицо макияж, критическим взглядом окидывала свое отражение. Да, лишние килограммы никуда не спрячешь, если они присутствуют в таком количестве. Она с детства была толстушкой, поэтому ей незнакомо было то чувство ужаса, отчаяния и горького сожаления, которое, бывает, охватывает женщин, помнящих себя тоненькими и изящными. Тонкой и изящной она никогда не была и почти всю свою жизнь, то есть двадцать пять лет из прожитых тридцати пяти, прилагала усилия к тому, чтобы чрезмерная полнота не бросалась в глаза и не казалась уродливой. В этом искусстве Таня Образцова достигла истинных высот, о чем недвусмысленно свидетельствовал тот факт, что поклонники, как, впрочем, и мужья, у нее не переводились. Первая и главная заповедь: показывай самое лучшее, чтобы отвлечь внимание от живота и бедер. Самым лучшим в ней были волосы, кожа, голос и обволакивающая, гипнотизирующая мужчин женственность. Поэтому, несмотря на постоянную занятость сумасшедшей работой следователя и написанием в оставшееся время детективных повестей, Татьяна ухитрялась выкраивать часы для систематических посещений парикмахерской и косметологов.