Русская сказка - Дмитрий Леонтьев

— Про деньги на покупку тоже мог бы промолчать, запыхтел князь. — Деньги, деньги… Всем от меня только деньги нужны! Ни о чем, кроме денег думать не можете… Ладно, дам я тебе грамотку на владение какой-нибудь землицей завалящей… Вот, хотя бы Аляску! Да, забирай Аляску, все одно она далеко, да и холодно там… Поменяй ее на кошелек самотряс. У нас земель много — не жалко. А денег нет. Значит…

— Князь, я не могу…

— Все! Разговор окончен! Такова моя княжеская воля! Твое дело теперь вообще маленькое — охранять. Дела будет вести Молодец. Уразумел?

— Не делай этого, князь. Ведь это…

— Пошел вон, — холодно приказал Дадон.

— Но…

— Во-он!!!

— Доконючился? — съязвила ждавшая меня во дворе Скилла. — Еще пять минут нытья и в ход бы пошли Курильские острова и Кемска волость. Нашел с кем спорить, мужик говорящий!

— Ты-то хоть соль на раны не сыпь! — взмолился я. — И без тебя тошно. Пойдем искать постоялый двор, надо выспаться перед дальней дорогой. Я едва на ногах стою.

— Постоялый двор? — умилилась Скилла. — А деньги у тебя есть, умник? Или часть от грамотки с Аляской оторвешь? то-то же… Тут, как обычно, два варианта: или спать под забором, или идти к Садко на поклон.

Я поморщился: новгородский купец Садко держал в Киеве рыбные торговые ряды и, время от времени, зарабатывая на краюху хлебе, я подряжался охранять их от ночных воришек. Сказать по правде, я просто спал между вонючими лотками, пока Скилла патрулировала окрестности. Рыбой там воняло препротивно, но навес защищал от дождя, а Садко, надо признаться, платил куда щедрее князя. Свой дом мне заводить не было смысла: девять из десяти дней я был в дороге, да и денег на обустройство не скопил, и я частенько вспоминал, как, молодой и глупый, я подтрунивал над бездомным Ильей Муромцем. Вздохнув, я побрел к рыбным рядам Садко…

Когда, ранним утром следующего дня, я подъезжал к терему князя, одетый по-походному Федот уже встречал меня у порога. Был он небольшого росточка, но жилист и до наэлектризованности энергичен. Лихие, намазанные медом усы лихо закручены, на сапогах серебряные шпоры — подарок заезжей купчихи. Скуластое лицо, угольные глаза навыкате — Молодец, да и только. Я вздохнул и поздоровался.

— И тебе того же, — приветствовал он меня энергичным рукопожатием. — Снова довелось нам государеву службу бок о бок исполнять? Только в этот раз я старшим поставлен — князь тебя предупредил? Вот и славненько, а то под твоим-то командованием со скуки сдохнуть можно, а со мной, как ты знаешь, скучать не придется… Давай-ка мне грамотку на продажу земли родной… Кстати, чем это от тебя так противно воняет? Рыбы что ли, ловил? Негоже это, Иван. С такой важной миссией за моря едем, потому и вид должны иметь представительный. Бери пример с меня: я, если и небрежен, то — слегка, нарочито… «Слегка» — понимаешь? Либо ширинка расстегнута, либо рукав в говне. Но не более…

Так мы и ехали. Федот учил меня жить, делясь своим богатым жизненным опытом не из тщеславия, а исключительно по душевному расположению. Я терпеливо слушал, дабы не обижать, и время, от этого, тянулось медленно-медленно, словно зачарованное. Несмотря на попутный ветер и легкоходный корабль, путешествие могло показаться мне вечностью, если б ночами Федот не исчезал на камбузе, откуда доносились звуки гусель и звонкий смех поварих. Зато, впервые за много недель я смог выспаться от души.

— Ну-с, — скомандовал Федот, ступив на заморский берег и надменно оглядевшись. — С чего начнем?

— Думаю, с поиска Данилы-мастера…

— Да я не о том… Я о представительстве. Мы, все же, послы, так сказать, засланцы княжеские, нам надо марку соответственную держать. Слышал я, у них тут, в Бушмэнии, развлечений диковинных полно, да и кабаки с нашими ни в какое сравнение не идут. Надо бы проверить эти слухи. Исключительно в государственных интересах. Князю-батюшке доложить об устройстве жизни заморской.

— Князь-батюшка сюда два раза в год оттягиваться ездит, — напомнил я. — Нам бы сначала к Даниле — может, подскажет, как княжеский наказ без продажи Родины справить…

— Раз наказал князь Родину выгодно продать, стало быть, наказ сей мы со всем старанием исполнить должны, — погрозил мне пальцем Молодец. — Ты что, Иван, не знаешь, что такое — ПРИКАЗ? Вот что… Сделаем так. Ты топай к этому Даниле, да разузнай что там и почем, да не церемонься с ним особо. А то взяли моду по заграницам отсиживаться, пока мы на стороне родной… э-э… Вобщем, пригрози ему, что Родина его помнит, ждет и любит. Ну и вообще… А я пока тут разведку проведу. Постараюсь у местных белошвеек расценки на продажу Родины узнать. Вечером встречаемся тут же, у пристани.

Он ушел, чеканным строевым шагом, а Скилла вопросительно повернула ко мне морду:

— У тебя интуиция есть?

— Есть, — вздохнул я, уже понимая о чем пойдет речь.

— Тогда зачем ты его одного отпустил?

Что я мог ей ответить? Я лишь пожал плечами и вздохнул.

— Что ты пристала к человеку? — заступился за меня Танат. — Федота старшим поставили, ему за все и отвечать. А наше дело маленькое… Авось и пронесет…

— Конь ты… педальный, — поморщилась она. — Это Федот старшим назначен, а Иван — крайним. В первый раз, что ли? Эх, чего уж теперь… Пойдемте дом этого вашего Данилы искать…

По дороге на нас оборачивались. Среди толстых и разряженных в шелка бушмэнов мы выглядели, мягко говоря, необычно. Даже для портового города, кишащего заморскими купцами, религиозными пророками и наемниками-варварами, мы были экзотическим зрелищем, чем-то вроде бесплатного шоу. Скилла, втрое больше обычной собаки, с полыхающим в глазах мрачным, неземным огнем. Танат, похожий, скорее, на черного дракона, нежели на коня, надменно разрезающий людской поток широкой грудью. Да и я, признаться, несколько раздался в плечах после перенесенных на княжеской службе бед и лишений, затянутый в одежды из черной кожи, с отросшими до плеч волосами, мрачный от недобрых предчувствий. От нас откровенно шарахались, когда я пытался узнать дорогу к дому Медной Горы Хозяйки. Наконец нам повезло: какой-то торговец, то ли из бывших эмигрантов, то ли просто привычный к разнообразию своих покупателей, смог нам более или менее внятно объяснить расположение замка Хозяйки. Правда, замком это можно было назвать с большой натяжкой. Прямо посреди главной улицы города высился каменный дом в четыре этажа, из белого мрамора, с цветными витражами в арочных окнах и с барельефами по всему фасаду. Немыслимо толстый привратник в белых перчатках попросил оставить животных под охраняемым навесом-конюшней и проводил меня в просторный зал.

— Прошу подождать: я доложу о вашем прибытии, высокомерно сообщил он мне и скрылся в недрах дворца.

Я с любопытством огляделся. Все было чисто, чинно и бушмэнообразно. Словно офис крупной западной компании, по мановению волшебной палочки перенесли на тысячу лет назад, заменив мебель, но оставив сам дух богатой надменности и показного престижа. Особенно позабавила меня висящая на стене картина в позолоченной раме: черная точка, посреди двухметрового, белого полотна — явно «шедевр» какого-нибудь местного Малевича. За созерцанием этого выдающегося по смыслу и композиции произведения и застал меня вышедший в зал Данила-мастер.

— Дань традиции, — виновато пояснил он мне происхождение картины. — У нас ведь бывают разные посетители, и большинство из них… большинству нравиться. Вы-то другое дело. Вы — русич?

Был он высок и широкоплеч. Открытое, умное лицо, большие, натруженные руки. Встретив его на улице, я скорее принял бы его за воина, чем за одного из лучших мастеров своего времени.

— Да, и я прибыл к вам по поручению князя Дадона. Дело настолько щекотливое, что говорить о нем можно только начистоту. Казна пуста. Князь пытается изыскать любые возможности для предотвращения финансовой катастрофы… Поэтому я здесь.

— Как может Русь, где люди выращивают сами все необходимое для жизни, а земля дает им в избытке любые богатства, может находится на грани финансовой катастрофы?! — изумился Данила. — Это невозможно экономически.

— Если постараться, то — возможно, — пожал я плечами.

— Это ж как постараться надо! — поразился Данила.

— Мы — трудолюбивый народ, у нас даже князья добиваются своей цели, — напомнил я. — До Киева дошли слухи о находке вами философского камня. Это, хотя бы частично, соответствует действительности?

Плечи Данилы опустились, он закусил губу и испытующе посмотрел на меня, словно решаясь на что-то.

— Хорошо, — сказал он после долгой паузы. — Я вам покажу этот… «философский камень». Идите за мной.

Его мастерская меня удивила. Я ожидал увидеть нечто, напоминающее столярно-слесарную мастерскую, а вместо этого мы вошли в стерильно чистое помещение с ровными рядами стоящих на стеллажах баночек, колб и ритор.