Собачья работа - Максим Есаулов

— Нет документов. Не ношу с собой. Только права.

Оба заулыбались. Сержант подошел вплотную.

— Ну чего ты кипишишься? — почти ласково вполголоса спросил он. — Снял девочку — надо заплатить. Это наша территория. А то в отдел отвезем. До утра в обезьяннике. Штраф. Дома и на работе узнают.

Круглолицый согласно кивал. Ольга продолжала индифферентно смотреть через стекло на проезжающие машины.

— Да вы чего, мужики? — Максаков сделал испуганное лицо. — Это моя сестра.

— Мужики зону топчут, — блеснул знанием блатного фольклора круглолицый. — Не звезди! Таких «сестер» — весь Старо-Невский стоит! Давай стольник, и разбежались.

«В два раза накручивают, — подумал Максаков. — Вот козлы. На Старо-Невском минет от ста до ста пятидесяти, а они еще стольник. Беспредел». Он решил, что пора все расставлять на места, когда в кармане вдруг запищала «моторола». Связь, как будто нарочно, оказалась громкой и хорошей. Пэпээсники тревожно переглянулись.

— Алексеич, ты где? — Голос Игоря гремел на всю округу.

— На Старо-Невском стою.

— Мы закругляемся и едем на базу. Я нашу машину отправлю Володьку отвезти?

— Конечно. Есть чего интересное?

— Так, по мелочи.

По интонации Игоря он понял, что все глухо.

— Тогда отправь и Дударева. Ему по пути.

Голос Игоря поплыл. Станция зашипела.

— Что?

Максаков сделал несколько шагов в сторону, ловя зону приема.

— Не слышу!

— Понял, говорю. Ты скоро?

— Да.

— Можешь привезти чего-нибудь поесть?

— Попытаюсь.

Сзади взревел двигатель. «Уазик» стартанул, как болид «Формулы один».

Максаков усмехнулся, залезая в машину: «Дебилы».

— Твои подчиненные? — Сестра зевнула.

— Вроде того.

По дороге неожиданно привиделось бледное, запрокинутое лицо Одинцова с застывшей обидой в глазах. Его было как-то по-особому жаль. До слез. Максаков подумал, что это из-за комнаты. Слишком сильна в ней была аура любви, радости и счастливого детства. Такого же счастливого, как у него самого. Такого же беззащитного и уязвимого. Ему казалось, что это он сам лежит, закиданный хламом, на подпаленном диване. А ведь кто-то был знакомый…

— Ольга!

— А?

— Малознакомых домой не води.

— Знаю.

— Остальных — тоже осторожно.

— Я осторожно. Что же мне, друзей совсем не приглашать?

— Это было бы идеально, — пробормотал он себе под нос.

Всегда отчаянно хотелось оградить всех близких от того, что он постоянно видел и знал. Это страшное знание не отпускало ни на минуту. Оно росло каждый день и увеличивало тревогу за всех, кого он любил. «Не открывайте двери. Не ходите поздно. Не…»

«Боже! Какой ты зануда!»

Двор родительского дома на Белинского был единственным освещенным. Купленная в складчину автовладельцами фара излучала сноп белого света. Отцовская «тойота» покрылась тоненьким слоем инея. Максаков внимательно осмотрелся и открыл Ольгину дверцу:

— Вылезай.

Ему послышалось, как что-то шевельнулось за железной дверью парадной. Беззвездное небо накрыло колодец двора черной непроницаемой крышкой. Тишина. Вернулось притупившееся в последние полчаса ощущение опасности. Максаков уже привык, что оно всегда слабело, когда нервы уставали от постоянного напряжения, и крепло от малейшего раздражителя. Он подумал, что лучше, конечно, достать ствол, но сестра расскажет маме, и та будет не спать и сходить с ума от волнения.

На лестнице было тепло и тоже горел свет. Он пошел впереди, пытаясь заглядывать сквозь перила на следующий пролет. Непонятное клацанье повторилось. Он расстегнул пальто и, как герой вестерна, откинул полу. Сестра что-то напевала сама себе по-английски. Гудели лампы. Еще пролет. Дымчатый котенок гонял две банки из-под «Невского», постукивая ими о стены. Клац-клац. Бряк-бряк. Струйка пота прочертила висок и сбежала по щеке, вызывая легкий зуд.

— Пуфик! — Олька погладила меховой клубочек. — Сейчас мама тебя покормит.

Она нажала кнопку звонка.

«Как же я услышал его, — подумал Максаков, — через — железную дверь и два этажа? Фантастика. Видно, очень хочется жить».

— Кто там?

— Мы — кошки. Домой идем.

— Привет.

Мама выглядела усталой, но улыбалась.

— Как «Дон-Кихот»?

— Хорошо, только кордебалет — отстой!

Ольга, скинув полушубок и сапоги, направилась на кухню.

— Что за слова? Не хватай печенье! Сейчас будем ужинать! Сынок, проходи! Господи! Уже полдвенадцатого. Самое время для еды.

Максаков, не раздеваясь, сел на стул в прихожей. Навалилась усталость. Безумно захотелось спать. В животе противно посасывала пустота. Он вдруг понял, что после дневной порции китайской бурды ничего не ел.

— Ты плохо выглядишь.

Взгляд у мамы был озабоченный.

— Просто очень устал. Как отец?

Ольга незаметно прошмыгнула к себе в комнату с бутербродом и стаканом минералки.

— Вчера звонил. В Москве операция прошла удачно. Завтра вылетает оперировать в Казань, оттуда домой. Раздевайся и поешь. На тебе лица нет.

— Мне надо ехать. У нас убийство.

Мама укоризненно покачала головой.

— У вас всегда что-нибудь.

— Не без того.

Словно в подтверждение этих слов запищала «моторола».

— Алексеич, мы на базе. Тут надо посоветоваться. Ты скоро?

Стены экранировали, и казалось, что Гималаев на другой планете.

— Еду! — проорал Максаков, не будучи уверенным, что Игорь его услышал.

— Возьми с собой сыр и печенье. — Мама направилась на кухню. — У тебя деньги есть?

— Есть.

— Врешь ведь?

— Нет.

Она вышла с пакетом.

— Я тебе еще рыбы жареной положила. Вот тебе пятьсот рублей. Когда у меня не будет, то ты мне дашь.

Оба знали, что это самообман. Максаков поцеловал ее.

— Спасибо, мамуля.

— Ты там у себя не голодаешь?

— Нет, что ты.

— А то — приезжай. Готовить не надо. Стирать не надо.

Он улыбнулся и обнял ее. Она была маленькой, хрупкой и очень горячей.

— У меня слишком суматошная жизнь.

Она рассмеялась.

— Жизнь изменим! Уйдешь в адвокаты или в мафию. Будешь зарабатывать деньги и жить в свое удовольствие.

Он взял из ее рук пакет.

— В удовольствие я живу сейчас.

Она грустно кивнула.

— Я знаю, но так хочется, чтобы ты пожил, как того заслуживаешь.

Он открыл дверь. Уходить из уютного родительского дома не хотелось.

— Не волнуйся. У меня все хорошо. Я позвоню. Ольга, пока!

На лестнице котенок продолжал возиться с банками.

— И дверь никому не открывайте!

18

Первым по пути работающим магазином оказался тот, в котором он днем покупал сигареты. В зале было пусто. Рыжая продавщица, наклонившись над прилавком, читала журнал. Ее красивая грудь в вырезе маечки представала во всей красе. Максаков кашлянул. Она подняла голову.

— Вы вернулись, чтобы дать мне примерить шляпу?

— Нет, только еды купить.

Она сморщила носик. Веснушки придавали ее широкоскулому лицу дополнительную привлекательность.

— Жаль.

— Мне тоже. Килограмм сосисок, пожалуйста, «столичный» хлеб, кетчуп, две больших бутылки «спрайта», банку кофе и две пачки «Аполлона».

Она ловко упаковала все в мешок.

— Может, хоть на секундочку?

— Не даст он, Юлька. Не проси. — Сашка Ледогоров с чашкой чая в руках появился в дверях подсобки. — Это не шляпа — это символ.

— Здорово, — улыбнулся Максаков.

— Виделись.

— Ой, а вы тоже полицейский? — Юлька взяла деньги и протянула пакет с едой.

— Скорее — шериф. Халтуришь, Сань?

Ледогоров допил чай и достал сигареты.

— Жрать-то надо что-то. — Он улыбнулся и приобнял девушку за талию. — Заодно пытаюсь организовать по-новому свою личную жизнь.

Она шутливо сбросила его руку.

— Не поняла. Что главное, а что «заодно»?

Сашка снова улыбнулся. Как-то по-особому. Очень тепло и ласково. Максаков подумал, что очень давно не видел, как Ледогоров улыбается. И никогда не видел, чтобы так. Он снял шляпу.

— Ну раз такое дело…

— Yes! — Юлька выскочила из-за прилавка.

Максаков понимающе хмыкнул: она была в короткой джинсовой юбке, на длинных стройных ногах — вышитые бисером ковбойские сапожки.

— Буйное помешательство, — кивнул Сашка. — Наверное, в прошлой жизни жила на Диком Западе. Впрочем, как и ты.

Он закурил.

— Пошли подымим на улицу. Но слушай, со шляпой… Я такого не помню.

— Я тоже. Первый раз кому-то даю мерить. Настроение какое-то…

— Какое?

Они вышли на ступеньки.

— Не знаю. Странное. — Максаков глубоко вдохнул колючего холода. — Я чего хотел сказать, кстати. У меня вакансия. Андрей Негодин увольняется. Не желаешь?

Ледогоров выпустил густую струю дыма, мгновенно растаявшую в темноте.

— А Поляк?

— Он хату ждет.

В приоткрытую дверь высунулась Юля.

— Ух, холодина какая! Держите. Спасибо — классная шляпа! Заходите еще.

— Обязательно.

Она исчезла внутри.

— Ты не боишься, что я заколдованный?