Итоги № 7 (2012) - Итоги Итоги

Именно София Оберманн становится, по сути, главной героиней романа. Сразу после свадьбы привезенная Оберманном на раскопки, она поначалу искренне разделяет увлечение мужа античной древностью. Ее зачаровывает эпический пафос Генриха, его нерушимая вера в то, что найденный им разрушенный город — та самая Троя, о которой София читала с детства и которую научилась любить, ни разу не видев. Однако постепенно в душу Софии начинают закрадываться сомнения. Для начала она узнает, что Оберманн уже был женат и судьба его первой жены — кстати, русской (и тут Акройд снова не врет) — покрыта мраком неизвестности. Потом она начинает замечать, что все находки, по тем или иным причинам не укладывающиеся в концепцию ее мужа, попросту уничтожаются, а обнаруженные в ходе раскопок драгоценные предметы буквально растворяются в воздухе. Чтобы не отдавать их туркам — так говорит Генрих, но София подозревает иное... А уж когда гарвардский профессор, приехавший из Америки для того, чтобы лично ознакомиться с археологическими методами Оберманна, и нашедший их «варварскими», умирает от загадочной болезни, София начинает всерьез волноваться. К тому же неясные тучи начинают сгущаться и над головой нового гостя оберманновского раскопа — молодого археолога-англичанина, к которому София питает новые, неведомые ей прежде чувства. Эпическая вечность проступает сквозь судьбы героев, а тени Елены, Менелая, Париса, Ахилла, Агамемнона и Одиссея, кажется, снова обретают плоть и новую жизнь...

Обманчиво простой, упакованный в пеструю обертку детектива с любовной подоплекой, роман Акройда, как обычно, представляет собой нечто неизмеримо большее, чем просто качественное чтиво. Исследование темных глубин человеческого фанатизма, изысканные вариации вечных сюжетов, обладающих способностью на каждом новом витке трогать душу как в первый раз, мощнейшее чувство времени, текущего сквозь каждого из нас и оставляющего след как в людях, так и в камне, земле, воде, — вот что такое «Падение Трои». И — ну да, качественное чтиво не в последнюю очередь. Как обычно у Акройда.

Какая разница / Искусство и культура / Художественный дневник / Кино

Какая разница

/  Искусство и культура /  Художественный дневник /  Кино

В прокат выходит «Артист», номинированный на десять «Оскаров»

Многие сегодня делают ставки на то, что французский немой «Артист» переиграет на грядущем «Оскаре» не только в чем-то перекликающихся с ним «Хранителя времени» Мартина Скорсезе и «Полночь в Париже» Вуди Аллена, но и работы Спилберга и Терренса Малика. На мой взгляд, вряд ли, а вот исполнитель главной роли Жан Дюжарден («Агент 117», «99 франков») вполне может обойти голливудцев Джорджа Клуни и Брэда Питта. Он уже стал лауреатом Канна и вообще хороший, незаштампованный актер. Но все-таки любой главный приз, который тянется за фильмом Мишеля Хазанавичуса, начиная с Каннского фестиваля, должен быть предназначен терьеру Угги, уже увенчанному шутливой статуэткой Palm Dog.

На экране воссоздается эпоха расцвета и упадка немого кино в Голливуде. Конец 20-х годов. Самоуверенный хлыщеватый мужчина с усиками купается в славе. Джордж Валентин (Дюжарден) — звезда Великого немого, кумир барышень. На экране с одинаковой ловкостью он фехтует, танцует, играет в теннис, соблазняет и ослепительно улыбается, изображая супершпиона. В реальной жизни он невежливо подкалывает опостылевшую жену (Пенелопа Энн Миллер) и лениво играется с собакой, которая выглядит посмышленее хозяина. Он уверен, что успех будет вечным, а фильмы всегда немыми. Но прогресс уже за порогом, и в кино приходит звук, для которого нужны новые звезды. Одной из них становится зубастая, глазастая и длинноногая статистка Пеппи Миллер (Беренис Бежо). Когда-то она с восторгом тянулась к Валентину из-за полицейского кордона. А теперь роли поменялись. И Валентин слышит, как в интервью Пеппи заявляет, что старикам нечего делать в кинематографе новой эры. Путь угасшей звезды вниз традиционен: жена уходит, костюмы распроданы, мебель из особняка вывезена на аукцион. И только собачка верна Валентину, отказавшемуся впускать звук в свою жизнь. Она и спасет его однажды от смерти. А Пеппи, прочитав в газете о горькой судьбе недавнего идола, окажется не просто славной хохотушкой, а самоотверженной женщиной, для которой старая любовь не ржавеет.

Я не в восторге от этой картины. Она мне напоминает сюжеты в телешоу «Большая разница», где пародируются разнообразные штампы. Особенно удивляют номинации за «Лучший сценарий» и «Лучшую музыку». Истории, рассказанной в фильме, еле хватит на короткометражку. А саундтрек, сотканный из всех таперских пошлостей, утомителен, как зубная боль. Однако мы с рецензентом «Нью-Йоркера», констатировавшим, что «Артист» умен, но не остроумен, в явном меньшинстве. Фильм нравится не только критикам, но и зрителям. Они охотно награждают его эпитетом «настоящее кино», хотя ровно ничего не знают ни о Дугласе Фэрбенксе, ни об Эрроле Флинне, ни о Джоне Гилберте, из которых лепился образ героя. И вообще, может, впервые видят немое кино, вот и радуются. Но все-таки концепция фильма похожа на радикальный художественный жест — имитация технических особенностей черно-белого кино в эпоху торжества новых технологий и 3D. Впрочем, это тенденция года. Иначе откуда в тех же номинациях оказались бы «Хранитель времени», где речь идет об одном из отцов немого кино Жорже Мельесе, и «Полночь в Париже», где герой путешествует во времени в 20-е годы. Видимо, накопилась общая усталость от спецэффектов, быстрого монтажа и бьющих в глаза красок.

Около нулей / Искусство и культура / Художественный дневник / Книга

Около нулей

/  Искусство и культура /  Художественный дневник /  Книга

Вышел в свет сборник Захара Прилепина «К нам едет Пересвет»

Бывший омоновец и член партии, название которой запрещено произносить, он появился в литературе как нельзя более вовремя. Мыслящей аудитории как раз прискучили пелевинские хинаяны и зиккураты. Она уже перепробовала все состояния ума: casual и духless, викторианскую правильность и мемуарную желтизну. Наступило время опроститься. Суперэго требовало разрядки. Пришла жажда насущной, бьющей в глаза и хватающей за грудки очевидности. Той, которую Маяковский передал одной-единственной фразой: «Хлебище дайте жрать ржаной... дайте жить с живой женой!» Именно эту жесткую достоверность стал доносить до читателя Прилепин.

Конечно, адептов реализма хватает и без него. Взять хотя бы Алексея Варламова и мастеров «деревенской прозы» с их неспешным и предсказуемым развитием сюжета. Или сумрачных «новых реалистов» из окружения Романа Сенчина, живописующих свинцовые мерзости провинциальной жизни. Но прилепинский метод оказался чем-то принципиально иным. Тему молодежного бунта в романе «Санькя» он ухватил в самой сердцевине, вывернув наизнанку душу и веру нацбола. Позволив читателю лично ощутить «сухую ярость в сердце, вкус железа во рту».

Роман многих задел за живое. Один известный олигарх не поленился написать автору что-то вроде открытого письма, в котором обвинил его в подростковом инфантилизме, посоветовал научиться стирать носки и выбросить из головы мысли о социалистической халяве. Прилепин ответил на удивление мягко и интеллигентно. А спустя несколько месяцев история их рассудила. Наступила кризисная осень 2008-го, и критики «халявщиков» сами вдруг сделались социалистами. Презрев «суровые, но справедливые законы рынка», они не объявили себя банкротами, но отправились к правительству с протянутой рукой, выпрашивая кредитов, кредитов и еще раз кредитов. То есть собеса и богадельни в красивой упаковке.

А Захар Прилепин тем временем покоряет модную столичную публику и работает на новый имидж, превращаясь в светского анфан террибля. Он регулярно появляется в интеллектуальном «глянце» и становится «Человеком года» по версии журнала GQ. Такая вот загогулина…

Новая прилепинская книга «К нам едет Пересвет» — сборник эссе, написанных в последние несколько лет. Это размышления о превратностях эпохи нулевых. Культурный продукт оппозиции Его величества нефтяного профицита.

Тексты разного достоинства, среди них есть немало блестящих. Например, открывающий сборник «Кровь поет, ликует почва». Это о той уютной метафизике крови и почвы (а это, если верить Прилепину, два агрегатных состояния одного и того же вещества), которая шире и выше любого узколобого национализма. Ход мысли, что называется, «доставляет». Или вот резкое обличение писательницы Татьяны Толстой за ее барский снобизм. Или более чем эпатирующее эссе «Почему я не убил Ельцина». Наконец, заглавная вещь — о том, как изменилось само понятие «герой» за минувшие 20 лет и почему оно произносится исключительно с кривой ухмылкой. «Герой, блин!» Только так, и не иначе.