Комната с призраком - Питер Хэйнинг

Вероятно, в заключение следует добавить, что время и нежная опека сестры успокоили, вселив надежду на Божье всепрощение, доселе смятенную душу Клиффорда. Также необходимо сказать, что со временем Эдвард и Каролина соединились священными узами брака, и вместе с ними в гостеприимном замке Кортенэя раскаявшийся Клиффорд в молитвах и благочестивых размышлениях завершил свой жизненный путь.

Неизвестный автор

МОНАХ УЖАСА, или КОНКЛАВ МЕРТВЕЦОВ

Перевод А. Бутузова

Около трех столетий назад, когда монастырь в Крейцберге находился во всем блеске своего былого величия, славный и могущественный, один из монахов, преклонявших колена в Божиих молитвах пред его святынями, пожелал открыть себе, что же сталось с теми, чьи тела лежат, не тронутые тленом в древнем монастырском хранилище. И он решил, дабы разрешить эту тайну, встретить приход злокозненной тьмы наедине с теми, кому обязан Крейцберг своей нынешней славой. Едва отважный инок сдвинул крышку склепа — внизу блеснул свет; однако, полагая, что это фонарь припозднившегося с обходом ризничего, монах отступил назад и стал ожидать его ухода в тени украшенного фигурной решеткой алтаря. Время шло, а ризничий не появлялся, и монах, утомленный ожиданием, оставил свое убежище. Приблизившись ко входу, он ступил на покрытую коврами лестницу, что вела в мрачно чернеющую глубину. Не слишком скоро, но наконец ступени кончились, и так хорошо знакомая обстановка хранилища предстала перед монахом совершенно неузнаваемой.

Много лет он привыкал к посещению гробницы, и всякий раз, когда ризничий по делам службы направлялся туда, можно было о заклад биться, что монах идет с ним. Потому он изучил и знал любую часть склепа так хорошо, как и скудное убранство своей монастырской кельи. Но что же именно поразило его в открывшемся расположении предметов, еще лишь утром виденных им и теперь столь изменившихся?

Тусклый, мерцающий свет пронизывал заброшенную обитель, позволяя замечать лишь самое необычное и пугающее. Куда бы ни бросал монах взгляд, мертвые тела погребенных много лет назад братьев сидели в раскрытых гробах, недвижные, как вечные мумии. Казалось, они находились вне жизни и смерти, неспособные рассыпаться греховным прахом. Холодные глаза их, обращенные вперед, сверлили монаха с безжизненной твердостью, высохшие пальцы, сплетенные вместе, покоились на усохших грудях. При виде такой жуткой картины могло бы дрогнуть и самое мужественное из сердец. И монах дрогнул, хотя и был настроен на философский лад, отчасти даже скептически.

На возвышении, формой напоминающем полуразвалившийся гроб, восседали три монаха. Они были самыми старыми в склепе, и любознательный брат хорошо помнил их лица, мертвенную бледность которых ныне усиливал исторгающий неверные тени свет. И тем более ужасали сполохи адского пламени, что пылали в запавших глазницах. Ветхая книга лежала раскрытая перед ними, но более нестерпимую муку, нежели пристальное внимание, являли фигуры склонившихся над нею мертвецов. Ни единый звук не нарушал зловещую тишину — все, все поглощал мрак могилы. Страшные обитатели склепа сидели недвижны и жутки.

С великою бы охотой любопытствующий брат покинул хранилище, ибо все, до сего пережитое им, меркло в сравнении с увиденным. Но ноги будто приклеились к полу, тело парализовали тяжелые цепи кошмара. Преодолевая ужас, монах оглянулся в поисках выхода и, к своему бесконечному изумлению, не смог отыскать его.

Едва передвигая помертвевшие члены, инок медленно, чуть живой, тронулся с места, когда самый старый из монахов кивнул ему подойти. Наконец он приблизился к столу, в этот же миг остальные мертвецы, поднявши глаза, удостоили его столь долгого, проникающего в душу взгляда, что в жилах монаха захолонула кровь. Казалось, небеса оставили злосчастного брата за его кощунственное безверие.

Теряя остатки мужества, он обратился к святой молитве — и только стал творить ее, уверенность и спокойствие возвращены были его измученному борьбой духу. Силы вернулись к монаху.

Он бросил взгляд на книгу, лежащую на столе, — это была огромная рукопись в переплете из черной кожи. Золотые ленты с тускло желтевшими застежками увивали усыпанный драгоценными камнями оклад. В верхнем углу раскрытых страниц крупными буквами было выведено: «LIBER OBEDIENTIAE»,[32] — большего монах не смог разобрать из-за сумрака подземелья. Он с робостью взглянул в глаза тому, пред кем лежала книга. Наконец к монаху вернулся дар речи, и он обратил слова свои к существам, в чьем окружении находился.

— Pax vobis! Мир и покой вам! — Голос, казалось, более мог принадлежать одному из обитателей склепа, чем живому человеку.

— Nic nilla pax! Нет нам покоя! — Ответные слова старейшего из мертвецов были исполнены страданием, когда он отнимал от сердца иссохшую руку.

И монах, с дрожью внимавший ему, в то же мгновение узрел сердце, наполовину сокрытое жадными языками пламени. Должное обратиться в уголья от жара, сердце, однако, оставалось нетронутым, но все более и более сочилось темными каплями крови. Страх вновь охватил инока, но он не оставил попыток проникнуть в загадку.

— Pax vobis, in nomine Domini! Мир и покой вам, да славится имя Господне! — повторил он.

— Nic non pax! Нет нам покоя! — душераздирающий вопль другого мертвеца был ответом ему.

Вглядываясь в отверстый провал груди несчастного, он и там видел то, что ужаснуло его раньше, — сердце, объятое адским пламенем, но не подверженное испепеляющему его действию. Во второй раз монах обернулся и обратился к старейшему из братьев.

— Pax vobis, in nomine Domini! Мир и покой вам, да славится имя Господне!

Лишь только эти слова достигли того, кому предназначались, мертвец с усилием выпрямился на своем страшном помосте, простер пред собой иссохшую руку и, с отдавшимся в глухих сводах стуком захлопнув книгу, медленно произнес:

— Говори! Тебе дозволено вопрошать нас!

Монах воспрянул духом.

— Кто вы? — задал он свой вопрос. — Кто вы такие?

— Не знаем! — Сырые стены отдались зловещим эхом. — Увы! Мы не знаем!

— Не знаем! Не знаем! — вторили печальные голоса обитателей склепа.

— Но что вы здесь делаете? — продолжал вопрошающий.

— Мы ждем здесь Последнего Дня! Дня Последнего Суда! Увы! Горе нам! Горе!

— Горе нам! Горе! — отозвался, казалось, сам мрак подземелья. Страх объял монаха, но он продолжал:

— Чем же вы заслужили такую кару? Каково должно быть преступление, чтоб столь ужасна была расплата?

Как только он задал этот вопрос, земля всколыхнулась под ним, и толпы скелетов восстали из бесконечного ряда могил, раскрывшихся у его ног.