Лики старых фотографий, или Ангельская любовь - Юлия Ник

Ларик уже со спокойной безнадежностью достал свою форменку, надел бескозырку с надписью «Неугомонный», хотя и берет тоже хорошо бы смотрелся, но бескозырка больше подходила к гюйсу, и вышел, заперев дверь снаружи.

Выйдя из квартиры, он приложил ухо к двери. Было тихо.

Моряк на мотоцикле только в Крыму смотрится логично, но Ларику было не до соответствия месту. Четко стояла одна задача: быстрее решить свои дела и как можно быстрее вернуться домой. Он побаивался за Настюшку, хотя, вроде, она всё понимала и разумно отвечала на его вопросы и выполняла его указания. Но стресс-то у девчонки однозначно был. Это не сегодня и не завтра выветрится. Милицию он решил не вызывать. Настя просто позвонила матери и попросила сегодня не задерживаться, ничего не объясняя. Это уж дело матери Настиной и самой Насти, заявить на мерзавца. Он будет свидетелем. Разумеется. Будет. Обязательно.

— А решения по моему заявлению нет? — спросил Ларик у секретарши, толстой медлительной тетки, в круглых очках сильно увеличивающих глаза, делая их очень выпуклыми.

— Почему нет-то? Есть. Поэтому вас и примут лично. Подождите, молодой человек и не мешайте работать. Вам всё скажут, и чем так от вас пахнет? Вы были на пожаре? — сердце Ларика дрогнуло от нехорошего предчувствия.

Личное дело Ларика с подробной анкетой завернули с отметкой «отказать».

— Вы можете попытаться устроиться куда-нибудь в другое место, где нет таких жестких требований…

— Требований к чему? — не выдержал Ларик.

— К чему-у-у? — начальник отдела кадров посмотрел на него, высоко подняв брови в недоумении, — да к благонадежности твоей. Это главное на нашем предприятии. Это тебе не кораблик, — начальник с усмешкой посмотрел на бескозырку.

«Знал бы ты хоть что-то о военных кораблях! Придурок!» — но вслух Ларик ничего не сказал, просто встал и, оглядев этого тщедушного седого мужичонку с ног до головы, вышел.

— Мало вас таких сгноили по лагерям, выбл*дки, — просипел начальник и, подбежав к окну, проводил взглядом Ларика, закусившего ленточки бескозырки и стремительно удаляющегося на своей «Яве» прочь.

Настя, освеженная душем, сидела в кухне. Она согрела чайник, достала из маленького холодильничка «Саратов», который отец Ларика где-то достал по знакомству, плавленые сырки, банку сгущенного молока и коричневую жестяную банку с растворимым кофе «Касики», на боку которой индеец с пером в волосах являл дружественный профиль угнетенного народа Северной и Южной Америк. Этот дефицит отец привез из Ленинграда, из командировки.

— Не замерзла под душем-то? — спросил Ларик, увидев влажные волосы на спине Насти, раскинутые для просушки

— Нет. Я привыкла, и жарко очень. Даже хорошо так, — Настя, мельком взглянув на него, опустила голову. — Ларик, ты прости, что так получилось опять. Навязалась я на твою голову.

— Это мы ещё посмотрим, кто кому навязался. Мать во сколько домой приходит?

— Когда как. Обычно в шесть вечера с дневной. А с дежурства утром.

— Сегодня во сколько придёт? — Ларик серьёзно смотрел на девчонку.

— Не знаю, обещала в шесть.

— Ну и лады. Тебе до экзамена ещё… — Ларик выглянул в гостиную — три часа. Давай повторяй пока, время не теряй. А сейчас кипяток наливай, у нас целый пир будет. Где-то ещё мороженое валяется тут, — Ларик открыл холодильник и вытащил две эскимошки на палочке. — Любишь? — протянул он один брикетик девочке.

— Люблю. Мы с папой всегда покупали, если попадалось. Я с изюмом люблю очень, — разглядывая обертку из фольги, печально вспомнила Настя.

— И я люблю. Но эти без изюма. Тоже ничего. Сейчас я тебя буду учить кофе с мороженым пить. Пробовала?

— Нет. Я и кофе растворимый всего один раз в гостях пробовала. Вкусно, — Настя смущенно улыбалась слабой вымученной улыбкой.

— Вот и давай. Накрывай на стол, чтобы все чин-чинарём было. Бутербродики там сообрази. А где колбаса? Была, вроде.

— Да. Есть. Я думала тебе на обед оставить. Больше же нет ничего?

— А мы на обед с тобой в одно место в гости пойдём, но это уж после экзамена. Ты сможешь его быстро сдать, одной из первых? Или слабо? — Ларик помнил, как его городская интеллигентная бабушка Лира говорила: «Чтобы человек почувствовал себя в гостях свободно и не смущался, нужно его привлечь к полезным и простым делам, чтобы голова у него работала в нужном направлении, отвлекаясь и от смущения, и всего ненужного», — вот этим Ларик интуитивно и занимался: привлекал, отвлекал и поручал.

— Смогу. Я всегда одной из первых сдаю. Не люблю растягивать. Это, как у зубного, всё равно придется лечить. Чего тянуть? — Настя улыбнулась, а Ларик с уважением посмотрел на неё: «А я тяну до последнего. Боюсь. Как услышу звук бормашинки — всё, капец, пропал мужчина в расцвете сил!» — они дружно рассмеялись, представив дрожащего Ларика. Настюша почти бодро встала и начала накрывать на стол «чин-чинарём», как у бабушек.

Следы от пальцев на шее у Настюхи багровели: «Не дай Бог и синяки ещё останутся», — тревожно подумал Ларик, открывая шифоньер в спальне родителей, на перекладине дверцы висел материн газовый платочек, прозрачный изящный и голубой, прям в цвет Настюхиному ситцевому платьишку.

Форменку свою он аккуратно сложил и убрал на полку, засунув бескозырку в старую наволочку. Натянув трико и рубашку, достал коробочку с деньгами, сунул сиреневую «двадцатьпятку» в нагрудный карман. Много денег ему не оставляли: «если что — у Эли возьмёшь, и всё будет под контролем», — Ларик усмехнулся наивности родителей, да если надо, он за одну ночь двадцать заработает на разгрузке арбузов, например, или дынь. И ещё с собой вкусноты прихватит.

Ларика всегда удивляло: и куда эти фрукты-ягоды деваются? Редко где продают, но то там, то сям люди тащат и дыни, и арбузы. А очередей почти нигде не видно. Очереди сразу выстраивались, когда что-нибудь вкусненькое появлялось, например, болгарские помидорки. «И кто их так тщательно укладывал в эту синюю бумажку? Каждую помидорку в отдельности?» — этих ящиков с помидорами Ларик за свою недолгую грузчицкую жизнь тоже перетаскал немало. Их бы и так раскупили, и без упаковки такой. Они были все одинакового размера, сладковатыми на вкус и плотная кожица звонко лопалась, когда помидорку надкусывали. Ларик сглотнул слюну от воспоминаний. До помидоров ещё надо было дожить.

— На, Насть, надень. К платью подходит, и ссадин не видно будет, — Ларик подал Насте платок. Девушка взяла косыночку, даже не взглянув на Ларика. Шея болела.

— Ну, и что ты тут наприготовляла? Во, нормально. Теперь берём ложку мороженого и опускаем в горячий кофе.