Лики старых фотографий, или Ангельская любовь - Юлия Ник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Настюшка, нам с Лариком поговорить тут надо на семейные темы, ты с мальчишками не сходишь погулять во двор? — Эля сложила руки лодочкой в просьбе.
— Да, конечно, схожу. А им где можно играть? — всё так же хрипя спросила Настя.
— Да везде, но ты следи, чтобы они рядом были всё время, а то, если разбегутся — не собрать полчаса будет. Они такие.
— А сказки они любят?
— Это самое их любимое занятие. Могут час в песочнице сидеть и слушать.
— Ну, тогда справлюсь, я много сказок знаю, — Настя, взяв малышей за руки, вывела их во двор. И пока Ларик рассказывал свою невесёлую историю и про Настину беду, Эля, не отрываясь, по привычке следила из окна за своими мальчишками и за Настей, которую она и помнила-то только потому, что та была дочкой их завуча и маленькой соседской девчонкой, пока Эля училась в школе.
— И что мне делать, Элька? — Ларик был растерян.
— Ты насчет работы сейчас?
— Ну, хотя бы?
— Давай, братишка, рассуждать здраво. Если ты хочешь руководить каким-нибудь значительным коллективом, то, во-первых, все места давно заняты. Ну, денежные места, скажем, рублей на сто пятьдесят, и где есть заводские премии плюсом. Это раз. С этим местом тоже, ведь, мама договаривалась?
— Да. Она.
— Во-вторых, на все подобные места назначение идёт через управление культуры. А там уже всё знают, как пить дать. Мама же тоже решила сменить фамилию вместе с отцом. Это ясно. И никто тебя просто не возьмёт сейчас.
— Эль, но ведь, оттепель же объявили? Живут же и здравствуют Евтушенко, Рождественский, Ахмадулина, Друнина?
— В-третьих, никто ничего никому не объявлял. Это так, разговоры досужие. И ты не путай, Ларик, немного зарвавшуюся молодежь, которую можно и бульдозером смахнуть, если что так, и мощный идейный противник — священство. Священство всегда в оппозиции к власти было по определению. На местах, где не было ни радио, ни газет, ни уж тем более телевизоров, куда в последнюю очередь доходили книги, и одна-две газеты в партком — там священник был для многих окном в мир внешний. И Хрущёв на весь мир объявил, что сам скоро покажет по телевизору последнего священника в нашей стране. Ты никогда не задумывался, почему к нам, к «поповскому отродью», так сказать, люди очень хорошо относились. Ну, если не считать самых идейных партийцев. Да и то, идейные они были, пока кто из родни не умер. Ночью они тайком приходили, чтобы отпел дед наш преставившегося крещёного раба Божия. Партия партией, а Бог-то выше в сознании людей.
И вот ты, Ларик Удалов, хочешь стать художественным руководителем целого коллектива советских людей, да? Их наставником в чём-то быть? И неважно, в чём ты им будешь наставником. Важно, что ты вряд ли будешь заучивать и повторять цитаты из программы партии, чтобы всех убедить, что ты — праведный комсомолец, а не потомок рода священников.
Сейчас такое вот в Китае поднялось. Цитатники, как молитвы. А по сути — это и есть молитвы. Что же это ещё? Их заучивают и хором молятся. И буржуазных «бесов» в деревни изгоняют на перевоспитание. Так насаждается идеология. И так она всегда насаждалась. Сначала, как случайная фраза. Потом, как обычная фраза. А потом… Как обязательная. Всё известно со времен Конфуция.
— Кто это такой? — спросил уныло Ларик
— Да так, древний китайский мыслитель. Сейчас его цитаты китайцы растаскивают по кусочкам. Неглупый человек был. Я нашла в книгах о нём, покажу тебе потом, где можно прочитать. Но вернемся к нашим баранам, Ларик. Как я понимаю, пока ветер не задует в другую сторону, не видать тебе здесь ничего хорошего. Никакие цитатники не прокатят. Или привсенародно, через газету, например, отречься от нашего папы — технология не изменилась — или пойти рабочим и менять профессию, учиться заочно на каком-нибудь нейтральном факультете. Биолог, физик, математик. Но не философ и не политэконом, и не историк, понятное дело. Такие вот дела, братишка.
Ничего страшного. Хрущёва ушли, слава богу. Сейчас уже Брежнев царствует. Этот не так лютует против идеологических врагов. Он их прикармливает и делает своими. Но люди-то на местах остались те же. Приученные и выслуживающиеся перед любым начальством, с оглядкой, кабы чего где не вылезло. «Лучше перебдеть, чем недобдеть», как Коля мой говорит. Так было, так есть и так будет ещё очень долго. Пока человек не ощутит себя духовно свободным. А церковь не прикормишь. У неё история поглубже будет, чем история партии. И аудитория — дай Боже. Причем давно идейная по-своему и очень упертая. Я тут как-то с Егорушкой по деревне гуляла, так со мной все здороваются и спрашивают, не думаем ли мы — ты только вдумайся, Ларик, — «мы!!!» — церковь восстанавливать? И крестятся на обрушенный купол церкви, где вороны себе гнёзд навили. Понимаешь? Не хватает людям тёплого душевного обновления что-ли? Закостенело всё. Ведь многие сегодняшние лозунги, правильные по сути, произносятся людьми очень дежурно. Походя-привычно. А на разговор по душам, как дед наш говорил, только свистни — и люди пойдут. Сначала бабушки, потом с внуками, потом с их матерями. Крестить этих самых внуков. Так и пойдут. Уверена. Если бы я была мужчиной, то вполне возможно, что я на это бы решилась.
— Эля! Ты сейчас о чём?! Ты сейчас рассуждаешь, точно так же, как бабушки. Ты читала письмо деда?
— Нет, конечно. Это же только тебе было написано. Даже обидно, что только тебе. Это секрет, о чём он написал?
— Секрет! — Ларик был зол. — И зачем отец всю эту мутотень с фамилией затеял? Жили — не тужили. Чем ему фамилия Удалов не нравится? Люди рисковали, между прочим, усыновляя его. Теперь вот ни за что, ни про что отдувайся.
— Ты не прав, братик. Мы за свою кровную родню сейчас отвечаем. Понимаешь? Нельзя предавать родных людей. Так никакой народ не выживет, если будет предавать. Выживает только тот, кто свою историю помнит. Мы с Колей решили, что наши дети будут знать и гордиться своими предками. Что плохого сделал Алипий, наш дед? Школу воскресную, пока её не закрыли, поддерживал вместе со своим отцом Илларионом, в честь которого тебя назвали? Приход создали такой, что два раза он сам возрождался? Знаешь, как раньше говорили?
— Как?
— Каков поп, таков и приход! Вот как. В храм же со всей округи люди съезжались. И казаки
