Обручение с вольностью - Леонид Юзефович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ца и зверь, как говорится... Вы в контору? — Сигов кивнул. — Так дорогою и поговорим.
После этого обещания он некоторое время шел молча, а затем извлек из-за отворота мундира куверт с казенной печатью. Сигов посмотрел на куверт и вспомнил, что, проснувшись, видел на стене мизгиря. Эта примета еще никогда его не обманывала, так что ее смело можно было счесть не просто приметой, а как бы знамением.
— Вот, письмо получил от Андрея Терентьевича,— сказал Платонов, несколько щеголяя тем, что называет берг-инспектора запросто, по имени-отчеству. — Уведомляет, что к нам из губернии комиссия следует. Причем членом ее и я назначен. Как депутат с горной стороны.
— Что за комиссия? — встревожился Сигов.
— По расследованию жалобы мосцепановской.
— Ну что же, давно пора. После нашего доношения собрались?
Платонов усмехнулся:
— Как бы не так! Губернатор из самого Петербурга предписание получил. Из министерства внутренних дел по прошению о воспитательном доме.
— Капитанишко-то наш, — присвистнул Сигов. — Несется, как сокол, и все к небу!
Платонов поглядел на него и сказал многозначительно:
— Вверх соколом, а вниз осиновым колом.
...Между тем пермский берг-инспектор Булгаков получил такую депешу, которая на время отвлекла его мысли от дела отставного штабс-капитана Мосцепанова.
Депеша была следующего содержания:
«Ваше Превосходительство,
милостивый государь Андрей Терентьевич!
Сим извещаю Вас, что известный бунтовщик, арестант вверенного мне острогу Климентий Косолапов, переведенный на последней неделе в камеру при Монетном дворе по причине отыскания им сообщников среди содержащихся в остроге преступников, бежал из камеры 18-го сего августа около 3-х часов пополуночи в неизвестном направлении, предположительно в Кыштым, где имеют проживание его жена и родители. По бегству его в камере обнаружены вещи: шинель смятая; шапка; два прута оконной решетки, также смятые; штык зазубренный. Прутья на окне оказались раздвинуты и частично выломаны указанным штыком, каковой штык мог ему, Косолапову, доставить стоявший у него на часах штрафной солдат гвардии Семеновского полка Ефим Ажауров, переведенный в екатеринбургский гарнизонный батальон после возмущения, случившегося в упомянутом полку. В целях обнаружения бежавшего преступника мною предприняты действия: первое — высланы верховые в наиболее вероятных направлениях бегства; второе — сообщено на Кыштымские заводы, чтобы в дому у Косолапова безотлучно сидели караульщики; третье — взят под арест и допрошен рядовой Ажауров, который, хотя неоднократно прежде замечался в разговорах с Косолаповым, ложно утверждает, будто спал на посту. В остальном, признавая всю неискупимость вины своей, жду Ваших распоряжений. При этом» покорнейше надеюсь, что будет принята Вами во внимание исключительная физическая сила бежавшего Косолапова, которую он весьма искусно маскировал, прикидываясь, будто прутья оконные выломать ему не под силу, и даже на спор пытаясь это безуспешно сделать на глазах у надзирателей.
Готовый понести заслуженное наказание
Вашего Превосходительства преданный слуга майор Нейман 3-ий».
Прочитав письмо, Булгаков сказал:
— Ну, берегись, сукин сын!
И неизвестно, кому было предназначено это обещание — бежавшему Косолапову или начальнику екатеринбургского уездного острога майору Нейману 3-му.
XXIV
Комиссия прибыла в Нижнетагильские заводы через три дня после тирольских коров, в тринадцатом часу от восхода солнца и в шестом часу пополудни, если считать по немецкому времени, каковой счет в демидовской вотчине употреблялся еще далеко не всеми.
Приглашение Сигова поселиться у него в доме было отклонено. Члены комиссии сочли неприличным столь явно выказывать расположение к тому лицу, жалобу на которое они призваны разобрать. В итоге поехали к Платонову.
Переодевшись в отведенных им комнатах, Капусткин и Васильев не замедлили явиться к столу. Супруга Платонова посидела с ними приличный срок, а затем оставила мужчин одних, призвав для стола горничную девку. Девка одета была по-господски, в платье с узкими рукавчиками. Эти рукавчики напомнили протоиерею виденную им в Перми перед отъездом столичную монахиню. Он тут же и описал ее сотрапезникам.
— Помню, — закончил Капусткин, — что инокини имели скромные клобуки, подобные мужским, с крыльями. А ныне что? Заместо клобуков носят длинный флер до пят, шнуруются многие. Послушницы и клирошанки в черные капоты облачаются, и даже с прелестными на груди выкройками. Смотреть срамно.
— Есть, есть непорядки в нашем отечестве, — согласился Васильев, как-то по-особому глянув при этом на хозяина дома.
— Если вы имеете в виду непорядки в воспитательном доме, — Платонов смело пошел навстречу такому намеку,—то без них подобного заведения быть не может. Сироты, они и есть сироты. Само отсутствие ласки материнской уже непорядок!
Платонов хотел заранее смягчить то неприятное впечатление, какое любой, самый примерный воспитательный дом производит на привычного к домашнему уюту человека.
Протоиерей старательно двигал челюстями из стороны в сторону, пытаясь отделить от рыбной мякоти угадываемую в ней косточку. Наконец это ему удалось. Он вытянул ее меж поджатых губ, проделав все бережно, словно фокусник, достающий изо рта проглоченную шпажку.
— Непорядки не жалобами уничтожаются, — проговорил он затем, — но собственным подвижничеством. Что же будет, если все жалобы станут писать? Осуждать кого на земле, то суд божий восхищать. А тут духовное звание иметь надобно. Без того честному человеку одна лишь жалоба пристойна бывает — молитва. Прочие же все от гордыни происходят.
— Разумеется, — поддакнул Платонов. — И все-таки жалоба позволительна бывает, когда жалобщик одним необходимым качеством обладает.
— Каким же? — поинтересовался Васильев, понимая уже, что заводской исправник отнюдь не так прост, как говорил Булгаков.
— Исключительными нравственными достоинствами... А о Мосцепанове того сказать никак нельзя. И не в том только дело, что он по женкам ходит. Другое важнее. Уважения к начальству у него нет.
— Вы не себя ли имеете в виду? — спросил Васильев.
— Я имею в виду не кого-то из нас, — вежливо объяснил Платонов, — а начальство вообще. Саму идею начальства, так сказать.
— Если бы он не уважал начальства, — рассудил Васильев, — то не писал бы и жалоб.
— Не скажите. Куда Мосцепанов свою жалобу направил? Самому государю. А почему? Потому что он уездное, окружное и губернское даже начальство в грош не ставит. Всех ворами и взяточниками почитает.
— А к религии он как относится? — спросил Капуст- кин.
Платонов пренебрежительно пожал плечами:
— В церкви я его ни раз не видел. А подробнее вам отец Геннадий все обсказать может.
— Ну, так пойдем к нему! — протоиерей решительно поднялся из-за стола.
— Как? — поразился Платонов. — Прямо сейчас? Может,