Божественная комедия - Данте Алигьери

        А те уже спеклись внутри коры;

151 И мы ушли в разгар их злополучья.

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

1 Безмолвны, одиноки и без свиты,

      Мы шли путём, неведомым для нас,

      Друг другу вслед, как братья минориты.[295]

4 Недавний бой припомянув не раз,

      Я баснь Эзопа вспомнил поневоле,

      Про мышь и про лягушку старый сказ.[296]

7 «Сейчас» и «тотчас» сходствуют не боле,

      Чем тот и этот случай, если им

      Уделено вниманье в равной доле.

10 И так как мысль даёт исток другим,

       Одно другим сменилось размышленье,

       И страх мой стал вдвойне неодолим.

13 Я думал так: "Им это посрамленье

       Пришло от нас; столь тяжкий претерпев

       Ущерб и срам, они затеют мщенье.

16 Когда на злобный нрав накручен гнев,

       Они на нас жесточе ополчатся,

       Чем пёс на зайца разверзает зев".

19 Я чуял — волосы на мне дыбятся

       От жути, и, остановясь, затих;

       Потом сказал: "Они за нами мчатся;

22 Учитель, спрячь скорее нас двоих;

       Мне страшно Загребал; они предстали

       Во мне так ясно, что я слышу их".

25 "Будь я стеклом свинцовым,[297] я б едва ли, —

       Сказал он, — отразил твой внешний лик

       Быстрей, чем восприял твои печали.

28 Твой помысел в мой помысел проник,

       Ему лицом и поступью подобный,

       И я их свёл к решенью в тот же миг.

31 И если справа склон горы удобный,

       Чтоб нам спуститься в следующий ров,

       То нас они настигнуть не способны".

34 Он не успел домолвить этих слов,

       Как я увидел: быстры и крылаты,

       Они уж близко и спешат на лов.

37 В единый миг меня схватил вожатый,

       Как мать, на шум проснувшись вдруг и дом

       Увидя буйным пламенем объятый,

40 Хватает сына и бежит бегом,

       Рубашки не накинув, помышляя

       Не о себе, а лишь о нём одном, —

43 И тотчас вниз с обрывистого края

       Скользнул спиной на каменистый скат,

       Которым щель окаймлена шестая.

46 Так быстро воды стоком не спешат

       Вращать у дольной мельницы колеса,

       Когда струя уже вблизи лопат,

49 Как мой учитель, с высоты утёса,

       Как сына, не как друга, на руках

       Меня держа, стремился вдоль откоса.

52 Чуть он коснулся дна, те впопыхах

       Уже достигли выступа стремнины

       Как раз над нами; но прошёл и страх, —

55 Затем что стражу пятой котловины

       Им промысел высокий отдаёт,

       Но прочь ступить не властен ни единый.

58 Внизу скалы повапленный народ[298]

       Кружил неспешным шагом, без надежды,

       В слезах, устало двигаясь вперёд.

61 Все — в мантиях, и затеняет вежды

       Глубокий куколь, низок и давящ;

       Так шьют клунийским инокам[299] одежды.

64 Снаружи позолочен и слепящ,

       Внутри так грузен их убор свинцовый,

       Что был соломой Федериков плащ.[300]

67 О вековечно тяжкие покровы!

       Мы вновь свернули влево, как они,

       В их плач печальный вслушаться готовы.

70 Но те, устав под бременем брони,

       Брели так тихо, что с другим соседом

       Ровнял нас каждый новый сдвиг ступни.

73 И я вождю: "Найди, быть может ведом

       Делами или именем иной;

       Взгляни, шагая, на идущих следом".

76 Один, признав тосканский говор мой,

       За нами крикнул: "Придержите ноги,

       Вы, что спешите так под этой тьмой!

79 Ты можешь у меня спросить подмоги".

       Вождь, обернувшись, молвил: "Здесь побудь;

       Потом с ним в ногу двинься вдоль дороги".

82 По лицам двух я видел, что их грудь

       Исполнена стремления живого;

       Но им мешали груз и тесный путь.

85 Приблизясь и не говоря ни слова,

       Они смотрели долго, взгляд скосив;

       Потом спросили так один другого:

88 "Он, судя по работе горла, жив;

       А если оба мертвы, как же это

       Они блуждают, столу[301] совлачив?"

91 И мне: "Тосканец, здесь, среди совета

       Унылых лицемеров, на вопрос,

       Кто ты такой, не презирай ответа".

94 Я молвил: "Я родился и возрос

       В великом городе на ясном Арно,

       И это тело я и прежде нёс.

97 А кто же вы, чью муку столь коварно

       Изобличает этот слёзный град?

       И чем вы так казнимы лучезарно?"

100 Один ответил: "Жёлтый наш наряд

        Навис на нас таким свинцовым сводом,

        Что под напором гирь весы скрипят.

103 Мы гауденты[302], из Болоньи родом,

        Я — Каталано, Лодеринго — он;

        Мы были призваны твоим народом,

106 Как одиноких брали испокон,

        Чтоб мир хранить; как он хранился нами,

        Вокруг Гардинго видно с тех времён".[303]

109 Я начал: «Братья, вашими делами…» —

        Но смолк; мой глаз внезапно увидал

        Распятого в пыли тремя колами.

112 Он, увидав меня, затрепетал,

        Сквозь бороду бросая вздох стеснённый.

        Брат Каталан на это мне сказал:

115 "Тот, на кого ты смотришь, здесь пронзённый,

        Когда-то речи фарисеям[304] вёл,

        Что может всех спасти один казнённый.[305]

118 Он брошен поперёк тропы и гол,

        Как видишь сам, и чувствует всё время,

        Насколько каждый, кто идёт, тяжёл.

121 И тесть его[306] здесь терпит то же бремя,

        И весь собор,[307] оставивший в удел

        Еврейскому народу злое семя".

124 И видел я, как чудно поглядел

        Вергилий на того, кто так ничтожно,

        В изгнанье вечном, распятый, коснел.

127 Потом он молвил брату: "Если можно,

        То не укажете ли нам пути

        Отсюда вправо, чтобы бестревожно

130 Из здешних мест мы с ним могли уйти

        И чёрных ангелов не понуждая

        Нас из ложбины этой унести".

133 И брат: "Тут есть вблизи гряда большая;

        Она идёт от круговой стены,

        Все яростные рвы пересекая,

136 Но рухнула над этим; вы должны

        Подняться по обвалу; склон обрыва

        И дно лощины сплошь завалены".

139 Вождь голову понурил молчаливо.

        "Тот, кто крюком, — сказал он наконец, —

        Хватает грешных, говорил нам лживо".

142 "Я не один в Болонье образец

        Слыхал того, как бес ко злу привержен, —

        Промолвил брат. — Он всякой лжи отец".

145 Затем мой вождь пошёл, слегка рассержен,

        Широкой поступью и хмуря лоб;

        И я от тех, кто бременем удержан,

148 Направился по следу милых стоп.

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

1 Покуда год не вышел из малюток

      И солнцу кудри греет Водолей[308],

      А ночь всё ближе к половине суток

4 И чертит иней посреди полей

      Подобье своего седого брата,[309]

      Хоть каждый раз его перо хилей, —