Офицер - Андрей Земляной

Сталин прохаживался по широкому двору, задумчиво посасывая уже давно погасшую трубку. После того, что он узнал из книг, предоставленных «попаданцем», стало абсолютно очевидным: успеть подготовиться настолько, чтобы встретить врага во всеоружии, возможно, но… И вот это самое «но» сейчас терзало разум Вождя. Связь, новое оружие, новые прицелы, даже новые штаты танковых и механизированных дивизий — все это можно создать, подготовить, собрать. Вот только где найти бойцов для этого изобилия? Где взять радистов, ремонтников, гэсээмщиков, даже грамотных артиллеристов — всех тех, о ком толковал действительно умный и знающий Новиков, если основная часть бойцов в Красной Армии — крестьяне? Если даже шоферов на автомобили в армии найти удается с трудом, и пушки на конной тяге — не от бедной жизни, а от того, что конюхов в любом полку найти можно, а вот шоферов — поищешь.

Немцам, англичанам, американцам хорошо. У них давно и сильно развитая промышленность, культура, хоть и капиталистическая, а все же… А здесь, на одной шестой земного шара, только вчера соху убрали. Да и то не везде.

Так что другой путь, предложенный Новиковым и продемонстрированный им же на Кагановиче, — горькая, но осознанная необходимость. Пусть даже этот путь идет вразрез с трудами классиков марксизма и великого Ленина.

Сталин поморщился. «Марксизм — не догма, а руководство к действию!» — так сказал он сам, но вот теперь… Какая-то эсеровщина получается.

— Коба, я вот все думаю… — откуда-то, словно из-под земли, возник Берия. — Я вот думаю: эсеровщиной это все отдает, нет?

Иосиф Виссарионович слегка удивился. Нет, не тому, что Лаврентий подумал о том же самом, а тому, что он выразил свои сомнения его же словами. Огладил усы, чиркнул спичкой, раскурил трубку.

— Я думаю — нет, не эсеровщина. Я так думаю: эсеровщина — это бессмысленный террор. Это когда неважно, сколько людей пострадает и к каким последствиям приведет. Вот что такое эсеровщина, Лаврентий. А то, что предлагает твой сотрудник, — Сталин намеренно слегка поддел Берию, прекрасно знавшего, что Осинфбюро подчиняется ему лишь номинально, — это совсем не эсеровщина. Это совсем другое. Я так думаю. И вспомни, Лаврентий, куда тянулись все ниточки от смертей Кирова и Куйбышева. — Вождь пыхнул трубкой, выпустив клуб ароматного дыма. — Очень верно заметил товарищ Новиков: дозированное, тщательно рассчитанное удаление ключевых личностей — метод политической борьбы. Возможно, даже классовой борьбы.

Тут Вождь замолчал, потому что прямо перед ним с шумом и треском выскочили из кустов Тимур и Серго. Молнией проскочили они через аллею и исчезли в зарослях. Через мгновение за ними выскочил потный и красный Василий. Он тоже намеревался проскочить через аллею и догнать обидчиков, но увидев отца, внезапно присмирел и остановился. Сталин поманил его к себе:

— Вася. Сейчас к нам приедет в гости один человек, — произнес Иосиф Виссарионович, не глядя на сына. — На твоем месте я бы постарался познакомиться с ним поближе. Если бы был на твоем месте… Пойдем, Лаврентий.

Василий замер, переваривая услышанное, а Сталин и Берия тем временем ушли в дом. Сыну Вождя нечасто доводилось получать от отца такие конкретные приказы. Говоря по правде, парень редко видел своего великого родителя, даже слишком редко. И потому после минутного раздумья Василий отправился к Власику, узнать его мнение о странном госте.

Новиков чувствовал себя не в своей тарелке. Одно дело общаться с сильными мира сего по службе, так сказать по делу, и совсем другое — общение в неформальной обстановке. В голове вихрем роились рассказы о том, как Сталин подпаивал и даже специально спаивал своих гостей, как хитро вел застольные разговоры.

— Кир, приехали, — сообщил Петр, сидевший, по обыкновению, за рулем. — Доставай спецпропуск.

Кирилл протянул в окно крепышу с кубарями сержанта госбезопасности пропуск на дачу Сталина. Тот принял плотный листок картона, не спуская глаз с Новикова, и протянул документ куда-то назад. Там, в полутьме караульной будки, кто-то невидимый изучил пропуск и вернул его охраннику, а тот в свою очередь — Кириллу. Улыбнулся одними губами:

— Все в порядке. Выйдите из автомобиля, пожалуйста.

У них забрали оружие, после чего Новикова и Вольского быстро, но качественно обыскали. Хотя «качественно» — это только по меркам тридцатых годов двадцатого столетия.

Затем также быстро и грамотно досмотрели машину, после чего все тот же сержант сказал:

— Попрошу освободить шоферское место.

Петр без звука перебрался на заднее сиденье, а другой крепыш с петлицами младшего лейтенанта госбезопасности уселся за руль. Л-1 тихо фыркнул двигателем и неспешно покатил по тенистой еловой аллее. Кирилл с любопытством обозревал знаменитую Ближнюю дачу, о которой в его время ходило столько легенд. Но ничего особенного он не увидел, доводилось ему видывать особняки куда богаче, да и попросторнее. Разве что само здание было на удивление органично вписано в пейзаж и окружающий его парк. «Сейчас так не умеют, — ехидно подумал Новиков. — Культура не та». И тут же беззвучно засмеялся сам над собой: как раз сейчас это умели, а вот в будущем… Впрочем, если он постарается — это будущее вообще не наступит. Только нужно очень стараться.

Автомобиль тем временем остановился на площадке рядом с другими машинами. Тут были и роскошные «паккарды», и похожие на «Ленинград» бьюики, и фордики, и даже бог весть как попавший сюда потрепанный «фиат». Кирилл не успел задуматься о тех неведомых путях, которыми детище солнечной Италии попало на территорию Союза Советских Республик, когда младший лейтенант нажал на тормоз и произнес безо всякой интонации:

— Приехали, товарищи командиры. Вам туда, — и он показал Кириллу рукой на неширокую дорожку, засыпанную мелко крошенным кирпичом. По бокам дорожка была отбортована таким же кирпичом, только целым, и Новиков приятно удивился, рассмотрев, как аккуратно выложены красными брусками водоотводные канавы вдоль дорожки. «Красиво, — оценил он. — И чего же потом такое забыли?»

Должно быть, Петру такое было не в диковинку, потому что он, не обращая внимания на «дорожное покрытие», бодро зашагал куда-то вместе с младшим лейтенантом, а Кирилл пошёл по дорожке.

Сказать по правде, Василий Сталин Власика не любил. Потому что не за что было его любить, в отличие от его предшественника Паукера.[26] Дядя Карл был веселый, неистощимый на всякие забавные выдумки, проделки и розыгрыши. Даже Деда Мороза на елке играл. Его было за что любить. А вот Власика, которого Паукер дразнил «пупком» — не за что. Строгого белорусского крестьянина, ругавшего за любые, даже самые мелкие провинности, Василий не то чтобы боялся — он вообще никого, кроме отца, не боялся! — но не любил. Однако уважал. За твердость характера, за физическую силу, за умение настоять на своем, за умение стрелять без промаха, за удивительную практичность и крестьянскую сметку. А еще — за умение мгновенно и почти всегда безошибочно разбираться в людях. Потому-то узнавать об удивительном госте сын Вождя отправился именно к нему: если Николай Сидорович хоть что-то про этого человека расскажет, значит — так оно и есть.