Смерть за стеклом - Бен Элтон

— Я тоже! — подхватила Мун. — И остальные с нами! А в вашей чумной яме пусть сидит один Воггл. Ежу понятно, что вы пудрите людям мозги!

День тридцать четвертый

10.25 вечера

Хупер остановил пленку.

— Очень примечательно, сэр. Ничего из этого не попало в эфир. Я понятия не имел, что ребята просекли заморочки Тюремщицы.

— Просекли? Заморочки?

— Я хотел сказать...

— Мне понятно, что вы хотели сказать, сержант. Я не слабоумный. Но неужели вы не понимаете, насколько это отвратительно звучит?

— Нет, сэр, честное слово, не понимаю. Прикажете сдать сержантское удостоверение за некорректные выражения в ходе расследования?

День четырнадцатый

10.46 вечера

— Уйти сейчас очень глупо. Вы потеряете шанс выиграть полмиллиона фунтов. — Озвучивая «Любопытного Тома», Сэм вложила в каждое слово всю свою способность увещевать.

— Мне все равно, — буркнул Дэвид. — Я же сказал, что раскусил ваши штучки. Вы сделали из нас марионеток заглавного комика Воггла. Лично я здесь для того, чтобы получить возможность продемонстрировать миру, кто я такой. А вы превратили программу в ублюдочное шоу, в экзамен на выживание. Я выхожу из игры.

— И я на хрен тоже! — присоединилась Мун.

Снова наступила пауза — «Любопытный Том» обдумывал ответ.

— Дайте нам два дня, — раздался наконец воркующе мягкий голос. — Воггл уйдет.

— Два дня! — взвился Дэвид. — Хватит морочить голову! Следующее голосование только через неделю!

— Дайте нам два дня, — повторил «Любопытный Том».

День тридцать четвертый

10.30 вечера

— Потрясающе! — воскликнула Триша. — Джеральдина Хеннесси наверняка все знала про Воггла с самого начала и хранила эти сведения про запас.

— Мерзкая баба! — согласился Хупер. — Она заявила, что получила вырезки из анонимного источника.

— Будьте любезны, — прервал их инспектор, — объясните, о чем вы говорите. И извольте прекратить называть свидетельниц мерзкими бабами.

— Видите ли, сэр, ничего из этого не попало в эфир. Нам удалось это увидеть благодаря тому, что конфискованы пленки.

— Удивительно, что их не стерли, — поддакнул Хупер.

— Фогарти постарался. Он ненавидит Джеральдину.

— О чем вы говорите? — Колридж начал выходить из себя.

— Сэр, вы, должно быть, единственный в стране человек, кто об этом не слышал. Воггла разыскивала полиция. Но это выяснилось только на пятнадцатый день. Теперь очевидно, что Джеральдина все знала с самого начала и поэтому могла пообещать убрать его из дома.

День пятнадцатый

9.00 вечера

— Не могу поверить, что тут раздули столько шума из-за Воггла, — заявила Лейла на пресс-конференции наутро после ее выселения. Всю ночь она просматривала пленки и читала вырезки из газет, которые собрали для нее родные. Занятие оказалось не из приятных. Лейла обнаружила, что ее выставили заносчивой, самовлюбленной пустышкой. Впечатление сложилось во время первой же недели. Потому что всю вторую неделю на экране царил исключительно Воггл.

— Почему Воггл? — протестовала Лейла. — В доме находились девять других людей — интересные, сильные, красивые, очень духовные личности. Мне выпало говорить за всех. Мы вместе жили — общались, любили, обнимались, иногда ссорились и воодушевляли друг друга. А Воггл — грязный, упертый тип, разносил заразу и больше ничего.

Но зрители судили иначе. Особенно в то утро. Потому что Джеральдина резко включила задний ход своей политике с Вогглом.

Примерно в середине пресс-конференции с Лейлой грянула сенсационная новость. Она пролетела по комнате, и Лейла увидела, как интерес к ее персоне и ко всему, что она могла сказать, быстро покатился вниз, к нулевой отметке.

Джеральдине приходилось действовать. И действовать быстро. Воггл стал колоссальным успехом, но в любой миг грозил превратиться в такой же грандиозный провал. Если остальные покинут дом, «Любопытный Том» останется ни с чем и в течение семи оговоренных контрактом недель не сможет давать в эфир ежевечерний материал. Вот тут-то Джеральдина и послала в полицию старые вырезки с фотографией избивавшего девочку Воггла.

Инцидент случился четыре года назад. Воггл в то время выглядел совсем по-другому. Он казался плотнее, стригся, красил волосы в красный цвет и носил гребень «ирокез», но стоило приглядеться к крупному носу, кустистым бровям и татуировке паутины, не оставалось сомнений, что на фотографии он. Джеральдина даже удивлялась, что газеты не раскопали этот снимок сами. Но Воггла так и не поймали, его личность не установили. Только человек с прекрасной памятью на лица вспомнил бы, что видел его на первых страницах газет под заголовком: «Кто эти звери?»

Антиохотничья операция в тот раз вышла из-под контроля. Воггл и еще несколько активистов общества освобождения животных захватили псарню в Линкольншире, намереваясь выпустить на свободу собак. Но прибежали владелец гончих и несколько человек с конюшни. Завязалась отвратительная потасовка. Активисты напали первыми, рассчитывая прорваться мимо хозяина. Однако тот не сдавался, и его сбили с ног, ударив железным прутом. Развернулось настоящее сражение. Воггл орудовал сапогами и велосипедной цепью. Об этой стороне его натуры «арестанты» совершенно не знали. Впрочем, как и фанаты за стенами дома. «Арестанты» за многое судили Воггла (фактически — за все). Но представить себе не могли, что в числе его грехов — склонность к насилию.

И эта склонность время от времени давала о себе знать. Воггл и его прежние друзья-«освободители» любили говорить, что «проявляют жестокость только по отношению к человеческим особям». Как всякий фанатик, Воггл был агрессивен и нетерпим и, хотя дорожил жизнью бессловесных существ и даже насекомых, нисколько не ценил собрата-человека. Поэтому, когда перед ним возникла девочка с граблями в руках, ударил не задумываясь. Ему не пришло в голову, что ей всего пятнадцать и что она намного слабее его. Какая уж тут галантность, если речь идет о защите лис? Воггл считал, что убийцы животных и их подручные не заслуживают права на снисхождение. Не важно, что перед ним хорошенькая белокурая крошка. Раз ты охотница, получи то, что заслужила. А поскольку девочка была очень хорошенькой и очень белокурой, газетчики выбрали именно этот снимок из тех, что успела сделать жена хозяина из окна второго этажа. Фотография на короткое время потрясла всю страну: распростертая на древних булыжниках конюшенного двора миловидная девчушка со слипшимися от крови собранными в хвостик волосами, в резиновых сапожках и спортивной курточке и топчущий ее железными подковами мерзкий, звероподобный, отвратительный панк. Для «освободителей» снимок стал настоящей пиаровской катастрофой, тем более что избитая девочка оказалась активисткой местного отделения Королевского общества защиты животных от жестокого обращения, она горячо любила собак и лисиц и постоянно подавала прошения о переходе на бескровные, гуманные методы охоты с приманкой.[28]

Накануне поселения в доме Воггл принес Джеральдине вырезки. Он мечтал участвовать в программе и до того момента не рассказывал «Любопытному Тому» о своем прошлом, опасаясь, что это повредит выбору. «Под домашним арестом» ему были гарантированы пища и кров, что казалось весьма привлекательным после месяцев жизни в тоннеле. Однако Воггл начинал опасаться, что, благодаря будущей скандальной известности, в нем опознают парня с той фотографии и, глядишь, еще и засадят в тюрьму.

— Для чего ты мне все это показываешь, Воггл? — спросила его Джеральдина.

— Да так... Подумал, если меня кто-нибудь узнает, может, вы скажете, что все проверили и оказалось, что на фотографии совсем другой парень с точно такой же татуировкой паутины.

Воггл, как и другие «арестанты», безоговорочно уверовал в заявления «Любопытного Тома», что самое главное для устроителей конкурса — благополучие участников программы, а потому простодушно решил: Джеральдина станет его выгораживать и ради этого решится на обман полиции и прессы. А она думала единственно об одном: не лучше ли сразу избавиться от Воггла и не опасно ли помещать человека, разыскиваемого за нанесение телесных повреждений, в замкнутое и очень напряженное социальное окружение.

Но в итоге решила рискнуть. За Вогглом числилась всего одна драка, и он выглядел мирным стариной хиппи. К тому же до начала игры оставались считанные часы, и у Джеральдины не поднялась рука исключить многообещающего кандидата.

— Мы всегда можем прикинуться, что ничего не знали, если этот мудак ненароком взбесится и кого-нибудь зашибет, чтобы отвадить от бутербродов с ветчиной, — заявила Джеральдина Бобу Фогарти. — Ни копы, ни пресса столько лет не могли его опознать. Нам тем более простительно.