Игра в ложь - Сара Шепард

Сара Шепард

Игра в ложь

Sara Shepard: THE LYING GAME

Published by arrangement with Rights People, London.

Produced by Alloy Entertainment, LLC

Copyright © 2010 by Alloy Entertainment and Sara Shepard

© E. Лозовик, перевод на русский язык

Фотографии на обложке © Алина Казликина

© ООО «Издательство АСТ», 2016

Мы те, кем мы притворяемся. Осторожнее выбирайте свою маску.

Пролог

Открыв глаза и оглядевшись, я поняла, что лежу в ванне на высоких львиных «лапах», в облицованной розовым кафелем ванной комнате. Рядом, на крышке унитаза, валяется стопка журналов Maxim, раковина заляпана зеленой зубной пастой, на зеркале белые потеки. В окне – полная луна на темном небе. Какой сегодня день? Где я? В чьей-то дешевой съемной квартире? У кого-то в гостях? С трудом вспомнила, что меня зовут Саттон Мерсер, я живу в предгорьях Тусона, в Аризоне. Но куда девалась моя сумочка? Где я оставила машину? Какой она марки? Что со мной случилось?

– Эмма? – послышался из соседней комнаты мужской голос. – Ты у себя?

– Я занята, – ответ прозвучал где-то совсем рядом.

В ту же секунду дверь открылась, и на пороге появилась девушка: высокая, стройная, с копной спутанных темных волос, закрывавших лицо.

– Эй! – я поспешно села. – Занято!

Тело покалывало, будто после долгого сна. Стоило немного опустить голову, и перед глазами все замелькало, как в стробоскопе.

Бррр! Похоже, мне подмешали что-то в еду или питье.

Девушка, казалось, не услышала моего возгласа и сделала еще несколько шагов вперед. Темные пряди по-прежнему скрывали лицо.

– Алло! – возмутилась я, пытаясь подняться на ноги и выбраться из ванны. – Ты глухая?

Ответа не последовало. Все еще не замечая меня, она взяла флакон лосьона для тела и стала наносить его на руки. Запахло лавандой.

Дверь снова распахнулась, пропуская курносого юношу с едва заметной щетиной на подбородке.

– Ой, – воскликнул он, скользнув взглядом по облегающей футболке девушки. – Эмма. Я не знал, что ты здесь.

– Может быть, дверь была закрыта именно поэтому? – буркнула девушка и вытолкнула его из ванной. Затем вернулась к зеркалу. Я встала у нее за спиной.

– Послушай, – начала я, но тут она наконец убрала волосы от лица. Увидев ее отражение в зеркале, я вскрикнула.

Девушка была как две капли воды похожа на меня. Но, в отличие от нее, я в зеркале не отражалась.

Она повернулась, вышла из ванной, и какая-то неведомая сила потянула меня следом. Кто такая эта Эмма? Почему мы так похожи? Как получилось, что теперь я невидимка? И наконец, почему я почти ничего не помню? Обрывки воспоминаний вспыхивали в голове, отдаваясь ноющей болью: полыхающий закат над Каталиной, запах цветущих лимонных деревьев на заднем дворе, мягкий кашемир тапочек на босых ногах. Другие воспоминания, более важные, более значимые, и вовсе стали путаными и размытыми. Словно я пыталась разглядеть морское дно под толщей воды – очертания угадываются, но понять, что именно ты видишь, невозможно. Не могла вспомнить, как провела летние каникулы, каким был мой первый поцелуй или любимая песня. С каждой секундой память об этом становилась все более размытой. Будто воспоминания исчезали.

Будто я сама исчезала.

Зажмурившись, я постаралась сосредоточиться и тут же услышала приглушенный крик. Боль пронзила все тело, а потом оно отказалось служить мне. Глаза закрывались против воли, и все, что я смогла увидеть, – лишь неясную тень, склонившуюся надо мной.

– Боже мой, – прошептала я.

Конечно же, Эмма не могла меня видеть. Конечно же, я не могла отразиться в зеркале. На самом деле меня здесь не было.

Ведь я умерла.

1. Двойник

Прихватив с кухни небольшую холщовую сумку и стакан холодного чая, Эмма Пакстон вышла на задний двор. Дом – небольшая конурка на окраине Лас-Вегаса, в двух шагах от оживленной магистрали – принадлежал ее новой приемной семье. Стоило открыть дверь, как в нее врывался гул двигателей и автомобильных гудков; воздух был сизым от выхлопных газов, а порывы ветра приносили вонь со стороны ближайшей станции очистки сточных вод. Единственным украшением двора служили покрытые пылью гири, ржавая электрическая ловушка для насекомых и дурацкие глиняные фигурки.

Не к такому я привыкла. Дома, в Тусоне, у нас был идеальный двор, оформленный по всем правилам ландшафтного дизайна, с деревянной игровой площадкой, и когда я играла там, то представляла себе, что это крепость. Просто поразительно, что в памяти произвольно всплывали некоторые детали прошлой жизни – в то время как другие моменты ускользали. С момента нашей встречи с Эммой прошел уже час. Все это время я неотступно следовала за ней, пытаясь разобраться в жизни девушки и вспомнить что-нибудь о себе. Не то чтобы у меня был выбор. Стоило Эмме куда-то направиться, неведомая сила тянула меня следом. Теперь я знала о девушке куда больше, чем час назад: информация просто возникала в голове, как письма в папке «Входящие». О ней я уже могла рассказать больше, чем о себе.

Эмма пристроила сумку и стакан на декоративный кованый столик, а сама растянулась на пластиковом шезлонге рядом, запрокинув голову. Отсюда огней казино почти не было видно, и ничто не мешало наслаждаться чистым небом над головой. Бледная, словно алебастровая, луна уже поднялась довольно высоко над горизонтом. Но девушка смотрела не на нее, а на две ярких звезды на востоке. В детстве, когда ей было девять, Эмма придумала им имена. Та, что справа – Мама, та, что слева – Папа, а маленькая мерцающая точка прямо под ними – звездочка Эмма. Она сочиняла сказки о звездной семье, мечтая, что однажды найдет такую же и на земле.

Сколько себя помнила, Эмма жила в приемных семьях. Отца девочка не знала, только мать – они провели вместе пять лет. Бекки – так ее звали – была стройной и изящной, обожала танцевать под Майкла Джексона и выкрикивать правильные ответы раньше игроков, когда по телевизору показывали «Колесо Фортуны». Еще она читала «желтую» прессу, легко верила заголовкам вроде «Шок: внутри тыквы нашли младенца!» или «Мальчик-летучая мышь жив!» и посылала дочь на улицу играть в «Мусорщика»[1], а когда та возвращалась и предъявляла ей найденные «сокровища», награждала ее то блестящим футлярчиком от помады, то шоколадкой. Как никто другой, она умела найти в магазине уцененных товаров пышную юбку или кружевное платье, чтобы нарядить Эмму принцессой. Вечернее чтение «Гарри Поттера» в ее исполнении превращалось в театр одного актера: так хорошо Бекки изображала голоса разных героев.

И все же мать была словно лотерейный билет: никогда не знаешь, что получишь сегодня, пока не сотрешь защитный слой. Случалось, что Бекки весь день рыдала на диване в гостиной, размазывая слезы по опухшему лицу. А иногда она тащила Эмму в ближайший универмаг и покупала ей все, на что падал глаз, – в двух экземплярах.

– Но мама, зачем мне две пары одинаковых туфель? – удивлялась девочка.

Тогда на лице матери появлялось странное отчужденное выражение.

– На случай, если одна испачкается, – отвечала она.

Временами Бекки становилась очень забывчивой: однажды оставила дочь в большом торговом центре, а сама уехала домой. У Эммы перехватило дыхание, когда она увидела, как машина матери исчезает в круговороте огней на шоссе. Спас девочку продавец. Он вручил Эмме большой оранжевый леденец, подсадил на ящик-холодильник у входа в магазин и отправился звонить кому-то, кто смог быстро найти маму. Когда Бекки наконец вернулась, она схватила Эмму в объятия и даже не стала ругаться, обнаружив, что леденец выпал у дочки из рук и приклеился к подолу ее платья.

Однажды летом, вскоре после этого, Эмма осталась ночевать у Саши Морган, подружки из детского сада. Проснувшись утром, она увидела на пороге комнаты миссис Морган с кислым выражением лица. Оказалось, Бекки сунула ей под дверь записку о том, что «отправляется в небольшое путешествие». Путешествие затянулось: прошло уже тринадцать лет, и не похоже было, что Бекки вернется в ближайшее время.

Когда стало ясно, что чуда не произойдет, родители Саши отдали Эмму в приют в Рино. Пятилетняя девочка усыновителей не интересовала; им нужны были малыши, которых можно превратить в свои мини-копии. Так что Эмма сначала оставалась в приюте, а потом стала жить у разных опекунов. Девочка любила мать, но никогда по ней не скучала: ни по Рыдающей Бекки, ни по Бекки-Купи-Две-Пары, ни по Забывчивой Бекки, оставившей дочь на попечении продавца в торговом центре. Зато она тосковала по самой идее матери: которая знала бы все о ее прошлом, беспокоилась о будущем и искренне любила, не ставя условий. Звезды по имени Папа, Мама и Эмма появились на ночном небе не как отражение жизни, которую девочка потеряла, – они были мечтой о том, чего никогда не было.

Открылась раздвижная стеклянная дверь, и это заставило Эмму резко обернуться. Трэвис, восемнадцатилетний парень, сын ее новой опекунши, тоже вышел на задний двор и присел на краешек стола.