Королевский выбор - Эмилия Остен

Рамиро покачал головой.

- Я вовсе не сомневался в тебе, сестра. Но твое желание быть как мужчина ранит меня.

- Ранит? - Она подалась вперед, жадно ему внимая. - Почему?

- Потому что столь совершенная красота, как твоя, должна существовать - и должна быть по достоинству оценена мужчинами. Ты самый большой драгоценный камень в нашей семье.

- Так и знала, что ты не любишь мою мать, - насмешливо заметила Леокадия, хотя глаза ее сверкали от удовольствия - понравился, видать, комплимент.

- Я ее уважаю.

- Это не одно и то же.

Рамиро смолчал.

Он не помнил свою мать - она умерла родами Марко, а Марко всего на два года младше. Принц всегда знал только Дориту. В то время, когда королева Исабель умерла, та как раз овдовела, и тогда уже была Леокадия, дочь Эстебана. В те дни и король, и Дорита носили траур. Но траур не может продолжаться вечно. Альваро снял черные одежды, то же самое сделала Дорита, и кардинал де Пенья, тогда еще молодой и рьяный, обвенчал их в соборе Святого Павла, что стоит на главной площади Маравийосы. Дорита надела корону на непокорные черные кудри, стала звать Рамиро и Марко сыновьями, однако никогда не старалась приблизиться к ним настолько, чтобы и они решились называть ее матерью. Сколько Рамиро себя помнил, он всегда говорил Дорите «королева». Она всеми силами старалась произвести на свет сына, только вот после рождения Леокадии Господь больше не даровал Дорите счастья зачать ребенка. Рамиро знал, что королева весьма огорчена этим обстоятельством. Для него же это оказалось на руку - иначе, вполне вероятно, на дворец упала бы сеть интриг, а интриги Рамиро ненавидел.

Он примет любое решение отца, если отец успеет перед смертью его принять, или решение совета, если король не оставит внятных распоряжений. Будь Леокадия мужчиной… да, она права. Скорее всего, она бы наследовала, ибо мужчина из нее получился бы что надо.

- Ты служила бы своей стране верно и вечно, - пробормотал Рамиро. Леокадия бросила на него престранный взгляд и пришпорила своего коня.

- Едем. Море уже близко.

Дорога вильнула, выводя на широкий пляж - полосу золотистого песка, на которую с шумом набегали игривые волны. Тут и там стояли на распорках рыбацкие сети, у некоторых возились женщины и ребятишки - штопали прорехи; чумазый мальчонка помахал Рамиро рукой, и принц махнул в ответ. Долетал запах рыбы и горячего дерева от просмоленных солнцем рыбацких шаланд. Поселок карабкался по горе, и Рамиро с Леокадией миновали его, направив лошадей в дальний конец бухты - к Синим скалам.

Здесь протянулись густые тени, песок был испещрен выброшенными морем раковинами, рыбьими костями, камешками и деревяшками. Рамиро спешился и помог сойти Леокадии; ее сапожки тут же утонули в песке.

- Пройдусь босиком. - Она быстро стащила обувь и забросила ее в мешок у седла. - Ты не хочешь снять сапоги?

- Нет.

- Ну и мучайся, а я буду наслаждаться. - Она подоткнула юбку, открыв стройные ножки. - И не смотри на меня так, в этом нет ничего неприличного. Гвардейцы отвернутся, а ты…

- А я не отвернусь. - Рамиро хлопнул ее коня по крутому боку. - Ты не хочешь выбрать себе лошадку посмирней? Это чудовище, похоже, из породы убийц.

- Я люблю опасность.

- Подожди.

Рамиро махнул одному из гвардейцев; тот подбежал, взял поводья и увел лошадей. Принц с принцессой медленно пошли по пляжу. Стражники за ними не спешили - и так знали, что не уйдут далеко. Рамиро всегда слушался Лоренсо и не позволял себе идиотских выходок.

- Отлив, - констатировала очевидный факт Леокадия, весело шагая по горячему песку. - Пойдем, поищем крабов?

- Что ты будешь с ними делать?

- Смотреть.

Сухой песок сменился мокрым. Следы отпечатывались четче, но быстро таяли. Как снежинки. Рамиро всего пару раз в своей жизни видел снег - в особо холодные зимы и еще в Англии, где оказался однажды в самом начале декабря. И быстро уехал. Без солнца ему всегда бывало некомфортно.

Он остановился и обернулся, глядя на высокий берег. Скалы поднимались уступами; они поросли высокой травой, сейчас еще изумрудно-зеленой, однако это быстро исправит безжалостное солнце - и уже через несколько недель трава будет радовать глаз сухим золотом. А вот вечнозеленым кустарникам все нипочем. Рамиро помнил их названия - маквис, гарига, томиллары, - но вряд ли мог бы отличить один от другого. Он хотя бы различал сосны, дубы, буки, сомневался насчет ясеней и уж вовсе терялся во всяких липах и тополях.

- Рамиро, смотри, краб!

Леокадия сидела на корточках и рассматривала что-то на песке. Рамиро подошел и глянул - точно, краб. Маленький, полупрозрачный. Он присел от ужаса, вероятно, не понимая, что эти громадины от него хотят. Внезапно Рамиро стало до слез жалко краба - такое на него накатывало иногда.

- Пойдем, - принц протянул Леокадии руку, - не надо его пугать.

Она взялась за его ладонь, поднялась и сказала:

- А я не пугала. Давай посидим там, в тени?

Глава 11

Леокадия махнула рукой в сторону одной из скал. Рамиро повел сестру туда; они устроились в тени на мшистом склоне так, чтобы солнце было рядом. Леокадия уселась первой и расправила юбки.

- Приляг, - посоветовала она Рамиро, - а голову положи ко мне на колени.

- Я не думаю…

- Не думай. Ты устал.

- Я не устал.

Он и вправду чувствовал себя сейчас прекрасно - будто земля влила в него силу, будто море подарило ему свежую кровь в жилах. И в то же время Рамиро не хотелось обижать Леокадию отказом, хотя он чувствовал некоторую неправильность в происходящем. Чувства, впрочем, никогда не были его стезей. Он снял сюртук и лег, ощущая сквозь ее юбки живое тепло - совсем не такое, как тепло солнца. Леокадия серьезно смотрела на него сверху вниз, потом коснулась щеки.

- Ты меняешься.

Рамиро перехватил ее ладонь.

- Это неизбежно.

Она безнадежно пожала плечами и стала, чуть прищурившись, смотреть на море.

- Я помню, каким ты был мальчишкой. Замкнутым и настороженным, словно маленький зверек. И вместе с тем спокойным. Восхитительно спокойным. Я иногда думала, испанская ли в тебе кровь. Ведь я читала сказания о деяниях отважных идальго, защищающих честь семьи или спасающих юных дев от смерти и бесчестья. Или хотя бы о том чудаке, оседлавшем старую клячу и сражавшемся с ветряными мельницами. А ты был не таков. Мне казалось, что у тебя душа камня, а не рыцаря. Душа мха или дерева, как будто ты растешь здесь, на склоне. Но потом я поняла, что ты просто не такой, как все они. В своей манере ты по-особенному страстен. Когда я слушаю, как ты говоришь там, на советах…