Заметки про Катюлика - Кира Александровна Щукина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кира!!! Какой сегодня день?
– Вторник! – ору я.
Приходит Серега.
– Я хочу есть, – сообщает он.
– Есть суп.
– Какой суп?
– Овощной.
– Кто тут овощной, так это я, – говорит Серега. – Не буду есть.
– Кира! – слышится из соседней комнаты. «Прагматические пресуппозиции: оценка говорящим общего фонда знаний, конкретной информированности, интересов, мнений и взглядов, психологического состояния, особенностей характера и способности понимания адресата».
– Мама, тебя хотят о чем-то спросить.
– Вторник, – отвечаю я.
– А какой месяц???!!!
– Апрель.
Серега уходит. Я пытаюсь работать. «Выявление и анализ использования перформативов и других грамматических способов передачи авторской интенции в документах и деловых письмах».
Звонит телефон.
– Что у нас там с комиссиями по датам?
– Такого-то июня – бакалавриат. Председатели -такие-то.
– А группы какие?
– У нас не по группам. У нас по студентам.
– И что делать?
– Не знаю.
«Студент должен уметь выражать и выяснять морально-этическую оценку: одобрять, хвалить, упрекать, осуждать, подозревать, порицать».
– Кира!!!
– Вторник!!!
***
На кухне у меня играет Яндекс-радио. "Алиса", "Веретено".
Катюлик:
– Какая хорошая музыка!
***
Показываю Катюлику клетчатые обои.
– Хорошие, – говорит Катюлик. – Рисунок красивый. На платье.
***
Память преследует меня, хоть я не помню ни дат, ни чисел. Здесь я жила 10 лет. Вот тут – была счастлива. Здесь шла и думала, что все кончено. Это дом моей бывшей подруги. Я помню – лето, весна, осень, зима. Это было весной – запах талого снега. Лето – мокрые тополя. Осень – промозглая, сырая, желтые листья на черной воде. Зима… Я не помню, что было зимой. Или не хочу помнить.
Пароксизмы памяти настигают меня, и становится трудно дышать. Я помню все. Глаза, запахи, движения, прикосновения.
Сегодня я подумала, что человек умирает, когда груз памяти становится невыносим.
***
Вороны съедят остатки пирога и выпьют водку. Пьяные, будут летать по кладбищу и поминать Катюлика.
Сегодня были похороны.
***
Каждая смерть создаёт прореху в ткани бытия. Размер прорехи для каждого свой. Прорехи от смерти котиков не так велики, как от смерти людей, ведь у котиков нет вещей. Убрал миску, убрал лоток – и нет больше котика. Память о нем – хочешь оставляешь, хочешь – забываешь. Диван в комнате Катюлика я сложила. Но ее обувь стоит в прихожей, куртка висит на крючке, вещи остались на стульях. Разбирала сумку, чтобы положить туда спиртное на поминки – в сумке коробочка из-под ее лекарства. Женщину, которая помогла нам с автобусом на похороны, звали Наталья Павлиновна. Если бы не она – пришлось бы ещё откладывать. На поминках мы выходили покурить, и работник ресторана – азербайджанец – открывал нам дверь. Язык не поворачивается назвать его швейцаром. Он рассказал нам о себе все – что был учителем физики, потом купил машину, потом ещё что-то, потом все продал, потом деньги закончились, и вот он здесь. Открывает двери. Зарабатывает. Учителем он зарабатывал семь тысяч, а сейчас больше. Купит машину – сможет жениться. Вы же понимаете, что девушкам нужны деньги и машина – лучше мерседес. А когда у нас умер дед, которому уже было за сто, другой дед сказал, что смерть есть смерть, а жизнь продолжается. И надо жить дальше. Поэтому я сегодня поехала делать фото на паспорт. Собиралась полдня – ведь теперь я никуда не тороплюсь. Полдня думала, что надеть, ведь этот паспорт теперь навсегда. Получила фото – лучшие фото на паспорт в моей жизни. Отфотошопленные как не знаю что, и всего за 250 рублей. Потом зашла в магазин и купила себе юбку, потому что поняла, что у меня нет летних юбок. И босоножки. Кажется, вторые за последнюю неделю. Когда я буду их носить? Про прошлые босоножки мне сказали, что их носят по десять лет. Что удивляться – с нашим-то питерским летом. Эти, наверное, я буду носить пятнадцать, как раз хватит до пенсии. Хотела пойти домой пешком – но стало слишком жарко, и я поехала, хотя не надо никуда спешить. Куриный бульон, сваренный для Катюлика, так и стоит в холодильнике. Вторая неделя пошла. Надо собраться с духом и вылить его к чертовой матери. Убрать вещи в шкаф, чтобы не мозолили глаза. Ее записную книжку, в которой миллион раз написан каждый телефон. Поверх стопки моих бумаг, вываленных из стола и так и не убранных, лежит бумажка. На бумажке дважды написан мамин адрес и ЖЖЕНИЕ В ПИСЩЕВОДЕ. Тоже дважды. Завтра 9 дней. Прореха затягивается, края разорванной ткани постепенно становятся ближе, потом будет рубец, отсвечивающий яркой розовой кожей, потом шрам. Но как же медленно, как медленно.
***
Ходить по осеннему лесу. Дышать запахом прелой листвы, осени и увядания. Тема увядания преследует меня. Осыпаются листья, лежат на черной земле, жёлтые, похожие на грибы подосиновики. Наклоняешься, смотришь – нет, не гриб. Снимаешь с лица паутину – липкую, клейкую, незаметную. Лягушата прыгают из-под ног, повылупились из тех головастиков, которые в июне кишмя кишели во всех лужах. Сколько их доживёт до весны? В болотце кукушкин лён, зеленый, сочный, нежный, хочется потрогать рукой. Во мху – красная болотная сыроежка, хлюпик. Кинь в корзину – превратится в труху, пока донесешь домой. Черный лес, мох, болото. Колпаки – бежево-сиреневые, похожие на поганки. Через пару недель пойдут опята. Опёнки. Прорастут на трухлявых пнях.
Во Пскове мы никогда не собирали такую ерунду. Во Пскове лес другой. Бор. Высокий, сосновый, светлый. Горушки. Боровики. Не белые, а боровики, настоящие, с темно-коричневой шляпкой, с белой толстой ногой, утопающей во мху – серо-белом мху, похожем на миниатюрный лес. Каждая мшинка – отдельное дерево. Рассматривать можно бесконечно, но вот там ещё один гриб, и ещё, и ещё. Воронки от бомб, заросшие белым мхом, а там – жёлтые шляпки лисичек. Я никогда не ходила по лесу во Пскове осенью. Всегда уезжала в конце августа. Катюлик с Дедуликом оставались – собирать грузди, черные толстые жирные грузди, находить их, выкапывать из земли, из-под сосновых иголок, из белого мха подосиновики, боровики и лисички. Чистить, варить, жарить, солить, мариновать и сушить. Раскладывать по ведрам, мешкам и банкам, всем раздавать, потому что столько не съесть.
Катюлику сегодня сорок дней.
***
Когда-то я мечтала, что Катюлик будет жить со мной. Представляла себе, что я прихожу с работы (или откуда-нибудь прихожу), а дома меня ждут пироги. Суп, студень и свиные отбивные. Катюлик пекла божественные пироги. С капустой, с грибами и пирог лимонник. Бабушка Зоя, мама Катюлика, пекла пироги с капустой и с мясом. Сейчас я думаю – откуда же было мясо? Но бабушка Зоя уехала из блокадного Ленинграда, выкормила тринадцатилетнего Катюлика в Тамбовской области, и она, думаю, знала, где взять мясо – или как его приготовить. Розанчики. Маленькие сладкие булочки с
