Заметки про Катюлика - Кира Александровна Щукина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После больницы я Катюлика одну дома не оставляю. Но маникюр… Меня не будет дома два часа. Ну хорошо, два с половиной. Опять же, после больницы времени прошло много, Катюлик, конечно, не торт, но вполне себе ничего. Мама говорит:
– Ты ее вообще избаловала! Она у меня одна целыми днями сидела!
Ну окей, подумала я и пошла на маникюр. Заодно купила корюшки и довольная вернулась домой. Дом на месте, Катюлик тоже, кошка Энджи ничего не подожгла. Катюлик мой маникюр не одобрила: голубой. Совсем не то.
– Сейчас будем обедать! – говорю Катюлику.
– А я уже попила молока. Думала, ты не скоро вернешься.
– Я же сказала – через два часа. В микроволновке разогревала молоко?
– Да.
Пообедали. Собираемся пить чай. И тут я понимаю, где Катюлик разогрела молоко: в электрическом чайнике. Что, в общем и целом, логично.
Спрашиваю:
– Зачем разогревала молоко в чайнике?
Молчит.
– Ты видишь, что молоко к нему пригорело? Мне теперь отмывать.
– А он такой и был, – сообщает Катюлик.
Чайник я отмыла. Работает. Катюлик от чая демонстративно отказывается.
С вами была рубрика "О наболевшем".
***
Катюлик разговаривает с мамой. Я, конечно, подслушиваю.
– И вот он теперь живёт с сорокалетней женщиной, и я ему больше не звоню.
Катюлик возвращается. Я заинтересованно спрашиваю:
– И кто это живёт с сорокалетней женщиной?
– Валентинов муж.
– Кто?
– Муж Валентины. Она умерла. Сосед в Пушкине. Юлиан.
– Сколько лет Юлиану?
– Он младше на год.
– Кого младше?
– Или старше. Меня.
– Аааа, – глубокомысленно говорю я, понимая, что Юлиану 89. Возможно, конечно, и восемьдесят, Катюлику в цифрах верить нельзя. – С сорокалетней, значит?
– Ну да. Он и мне предлагал, но я отказала, – гордо говорит Катюлик.
***
– И вот она мне рассказывает, что она приехала сюда, а её дочь осталась в Америке. И… Ну ты же знаешь, что она там занималась разведением собак. И сейчас её дочь знаешь кто?
– Кто? – опять же заинтересованно спрашиваю я.
– Председатель всемирного общества борзых!
***
– Что-то я засыпаю, – говорю я Катюлику. – Пойду полежу, наверное. А ведь собиралась сделать что-нибудь полезное…
– Ну вот и сделаешь полезное, – отвечает Катюлик. – Для себя.
Просветлённая я так и поступила.
***
У Катюлика заканчивается курс одних таблеток и начинается курс других. Влезаю в интернет, чтобы заказать лекарства. Заодно смотрю, что такое и от чего. Милдронат. Он же мельдоний. 3 раза в день по одной таблетке.
Посмотрим, что будет через неделю. Одно понятно: допинг-пробы Катюлик не пройдет.
***
Катюлик разговаривает с мамой. Вешает трубку, докладывает мне:
– Они обедали. Ели куриные головки.
– Что?
– Куриные головки! – сама смеётся.
Звоню маме уточнить, что же они всё-таки ели на обед.
– Куриные сердечки!
– А Катюлик сказала: куриные головки.
– Ну да. И клювики обсасывали.
***
Перед уходом на работу сделала котлеты. Из собственноручно сделанного фарша.
Когда я вернулась с работы, выяснилось, что Катюлик не любит котлеты.
О_о
***
– Катюлик, если я сварю борщ, ты будешь его есть?
– Борщ? Я не очень люблю борщ. А он из чего?
– Свекла, картошка, морковка.
– Если все будут есть…
– Все будут на работе. Ты будешь есть?
– Не знаю. Я не знаю, что за борщ. Он из чего?
– Свекла, капуста, морковка. Красный такой.
– Если все будут есть…
– Я спрашиваю тебя. Что ты будешь есть?
Молчит.
– А это… То, что ты сказала… Он из чего?
Пойду завтра на работу.
Отдохну.
***
Сегодня Катюлик обнаружила на себе не только кардиостимулятор, но и ребра. Очень волновалась.
***
Обедаем с Катюликом.
– А Миша не ест? – интересуется Катюлик.
– Он спит.
– На кровати? – продолжает интересоваться Катюлик.
Я прям даже задумалась, где ещё может спать мой муж.
***
Сижу, курю.
– Из тебя дым идёт, – замечает Катюлик.
– Это у меня мозги дымятся, – отвечаю.
***
– Забыла, как зовут твоего сына, – говорит Катюлик.
– Какого из?
– Ну, того, который здесь не живёт.
– Тёма.
– А который здесь?
– Сережа.
Задаю контрольный вопрос:
– А меня как зовут?
– Не помню, – хохочет Катюлик.
Охохохо…
***
Сидим, ужинаем. Положила Катюлику картошки, положила салат. Говорю:
– Положу тебе пару кусочков мяса, попробуй, если понравится – положу ещё.
Через некоторое время спрашиваю:
– Ну как мясо? Ты его не ешь?
– Я его экономлю, – отвечает Катюлик. – Чтоб на все хватило.
– Я же сказала, что положу ещё.
Через некоторое время:
– Кира! Мяса!
Кладу мясо.
– Положи ещё кусочек!
– Зачем?
– Кошке дам.
– Кошке вредно.
– Жмёнка ты, – быстро отвечает мне Катюлик.
***
Вечером собираюсь в гости.
– А куда ты пойдешь? – спрашивает Катюлик.
– В гости к подруге.
– Будете дома?
– Да, дома.
– А она далеко живёт?
– Нет, не очень.
Через некоторое время.
– А куда ты идёшь?
– В гости к подруге.
– А она далеко живёт?
– Я же только что говорила – недалеко.
– А вы дома будете?
– Я три минуты назад тебе ответила. Дома.
– А родители будут?
– Зачем нам родители? Нет, не будет.
– А танцы?
– Нет, танцев не будет.
– А молодежь?
– Какая молодежь? А мы кто? Старперы? Молодежь – это какой возраст?
– Я хотела сказать – мужчины.
– Нет, мужчин не будет.
– А танцы?
– И танцев не будет.
– Ну да, какие танцы, если нет мужчин. Неинтересно.
***
Катюлик уже не торт. Во вторник я забрала ее из больницы, в которой она провела две недели.
Пребывание Катюлика в больнице сопровождалось постоянной психодрамой. Мои родственники кричали, что Катюлик умирает, а я орала в ответ, что если мы будем продолжать в том же духе, то Катюлик переживет нас всех.
Катюлик стала хуже двигаться, хуже соображать и в больнице перестала есть. Видимо, искаженное сознание подсказало ей мысль, что если она не будет есть, то ее из больницы заберут. Что, несомненно, сработало. Маме она пообещала тихим шепотом, что дома она будет есть все. Что, конечно, оказалось полным враньем.
– Я не хочу есть! – сообщает мне Катюлик. На что я непреклонно отвечаю, что придется. Она ест – спорить со мной бесполезно. Но съедает ровно половину тарелки – вне зависимости от того, что там лежит – и сообщает, что больше есть не будет. Как двухлетний ребенок, она хочет, чтобы ее уговаривали. Скоро я дойду и до этого. «Ложечку за маму, ложечку за папу, ложечку за бабушку». Если бы это не было так абсурдно, я бы, наверное, рискнула. Впрочем, после уговоров она съедает оставшуюся половину – кроме маленького кусочка. Она больше не хочет.
Кошка Энджи – необычайно выросшая за время пребывания Катюлика в больнице – не слезает у нее с рук. Катюлик кормит ее картошкой с селедкой, бросая куски на пол. Я чувствую себя профессором Преображенским, который говорит "Дайте ему селедки!" – потому что это то немногое, что Катюлик еще ест с удовольствием. Как и кошка Энджи.
Кораблики.
Каждую весну я вспоминаю, как пускала кораблики в Пушкине. Как только начинает пригревать солнце и таять снег, я думаю об этом. Я приезжала к Катюлику на каникулы, обжиралась пирогами – пирожки с капустой и лимонник, Катюлик божественно пекла пироги, а еще лучше это делала моя прабабушка, – и пускала кораблики. У меня в Пушкине была подружка, которую звали Леся. Мы встречались только на каникулах, а потом Катюлик поменяла квартиру и мы, кажется, больше не встречались никогда. Или встретились, но поняли, что нам совершенно не о чем дружить. Кто
