Год маркетолога - Игорь Симонов

– Что у тебя сегодня?

– Я задержусь, ты поужинаешь где-нибудь?

– Что-нибудь интересное?

– Да нет, обычная ерунда, все интересное я оставлю для тебя...

– Ты уже второй день обещаешь.

– Да неужели? И ты это терпишь? В любом суде это признают достаточным основанием для развода.

– Ну, не в любом, мы такие молодые, энергичные, привлекательные, пара на загляденье, все складывается как нельзя лучше – только вот детей почему-то нет.

– Кто это сказал? – А, это я сам себе и сказал, просыпаясь в самолете, который заходит на посадку. Ирина хочет подождать, я тоже могу подождать.

– Я рожу в тридцать, сейчас это нормально.

– Давай в двадцать девять.

– Ты хочешь поторговаться?

– Нет.

– Тогда не спорь.

А я и не спорю. В привычной жизни мы нервничаем на работе и пытаемся расслабиться дома. Я понимаю, что мы с Ириной живем той жизнью, которую не многие могут себе позволить. У нас есть квартиры и служебные машины, мы не платим даже за бензин, мы не платим даже за мобильные телефоны и ноутбуки, не говоря уже о медицинской страховке, и при этом наш совокупный годовой доход с учетом бонусов или премий примерно четыреста тысяч евро на двоих. То есть по любым меркам мы относимся к upper middle class[30]. И это в нашито годы. Мне нравится. Ирине, кажется, тоже стало нравиться. Конечно, у нас нет и никогда не будет своей яхты, не говоря уже о самолете, и виллы на Лазурном Берегу, но дом где-нибудь в Тоскане или на севере Франции мы вполне можем себе позволить, хотя сейчас не очень понятно зачем. Мы можем путешествовать столько, сколько хотим, и туда, куда хотим, и останавливаться при этом в тех местах, которые выбрали, не думая, сколько стоит номер в гостинице.

Но мы не можем позволить себе и вряд ли в ближайшее время сможем виллу с большим бассейном и прислугой за пять тысяч евро в день. Мы не можем позволить себе всегда летать бизнес-классом. Мы не можем позволить себе ездить на тех машинах, которые нам нравятся, хотя у нас неплохие машины. Я покупаю Ирине на день рождения и на Новый год ювелирные изделия, но не могу и еще долго не смогу купить что-нибудь дороже двадцати тысяч евро. И так далее. Это и есть ограничения, накладываемые средним классом на себя самого, в какой бы верхушке его ты ни находился. И этот короткий монолог может вызвать негодование у девяносто восьми процентов тех, кто его услышит, но это правда. У нас с Ириной очень хороший бюджет, но у нас бюджет. И если ничего принципиально не изменится, он будет у нас всегда, больше – но бюджет. Для меня это нормально, мне не нужна другая жизнь, меня вполне устраивает эта, но Ирине после рассказов старых приятельниц о вечеринке в Сардинии, Антигуа или на яхте становится грустно от того, что ее там не было и уже никогда не будет, а может, радостно, что никто ее с этой яхты не выставит. Может, грустно, а может, нет. И я не знаю, грустно или нет, потому что она никогда мне этого не скажет. Иногда мне кажется то так, то эдак, но она первая сказала бы, что все это комплексы.

Может, и комплексы, но правда в том, что мне моя жизнь нравится. Я хороший, востребованный специалист и делаю для своего возраста хорошую карьеру. Подчеркиваю, не отличную, но хорошую. При отличной я был бы уже вице-президентом крупного банка и персонажем той самой хроники, о которой можно прочесть чуть выше. И я знаю таких. Это вполне реальные люди. Но вот что меня всегда интересовало – и что дальше? В тридцать шесть – вице-президент крупного банка, потом, может быть, президент банка или не банка, скажем, лет в сорок. Все, это конец карьеры и стремиться уже не к чему, если, конечно, не ставить целью уйти в политику или стать министром, но это для меня пока такой же маргинальный случай, как и любой downshifting[31]. Только представить, в сорок лет, не обладая и половиной того профессионального и жизненного опыта, который необходим в этой области, оказаться на государственной должности... И я опять спрашиваю: что дальше? Нарушается преемственность поколений, опыт теперь можно набирать только за счет собственных ошибок, спину подпирают те, кем ты сам был еще вчера. Так что остается только повторить: мне нравится моя жизнь представителя верхней части среднего класса. Я знаю свой следующий шаг, когда придет время его сделать, начну планировать следующий с шагом примерно в три года. И не факт, что в этой компании.

Пока же предстояло этот шаг еще сделать. Андрей, конечно же, знал о результатах моих переговоров, и первая моя встреча следующим после возвращения утром была у него в офисе.

– Чаю?

– Чаю.

– Черный?

– Черный.

– Ну, мой юный друг. – Мы сидели за круглым столом в его кабинете, он откатился в кресле чуть в сторону и положил ноги на письменный стол. Это была высшая степень доверия. Он позволял себе это только со мной и с Марией. – Мы их поимели по полной программе, если я правильно понял твой восторженный рассказ. Кстати, мне вчера эта дура Нэнси прислала мейл с благодарностью за конструктивную позицию и понимание корпоративных интересов. В общем, она тобой очарована. Ты ее не трахнул случайно? Только не говори «да», оно того не стоило. Чего улыбаешься?

Наверное, я улыбнулся невольно, потому что представил себе не медузообразную Нэнси с ее массивными кольцами на пальцах, достаточно тяжелыми, чтобы сгодиться для утренней гимнастики, а то, как на самом деле я проводил в Лондоне свободное время. И это не могло пройти незамеченным мимо моего внимательного наставника. Он спустил на пол ноги и подкатился ко мне поближе.

– Костя, мой юный друг, что-то знакомое, что-то неуловимо знакомое чудится мне в твоей улыбке. Какой-то такой запах редких цветов или редких духов, какая-то шелковистая нежная загорелая кожа в районе сочных круглых ягодиц, какая-то счастливая белозубая улыбка... Тепло?

– Ты поэт, – продолжал я улыбаться теперь уже потому, что приятно видеть было вот такого Андрея, веселого и любопытного. – Вот уж не знал...

– Конечно, я поэт, Костя, в душе я очень большой поэт, я самый романтичный из всех прагматиков, но не меняй, пожалуйста, тему разговора. То есть я прав?

Я кивнул головой. Мы два мужика. И я ничего не собирался ему рассказывать. Просто признал очевидный факт.

– Так, понятно, ты становишься настоящим мужчиной, я тобой доволен. И Ирина, конечно, ничего не знает?

– Нет.

– То есть это было просто маленькое командировочное приключение или...

– Андрей, я не хочу говорить об этом. Ты спросил, я ответил, и все. Ты сам говорил, что личная жизнь...

– ...это такая поляна, куда не пускают пастись свиней. Говорил. Впрочем, до меня это и другие говорили. Ты прав. Это было обычное человеческое любопытство. Извини.

– Без проблем.

– Хорошо. Теперь о серьезном. Ты мне рассказывал перед отъездом о разговоре с питерским дистрибьютором и сказал, что сам с этим разберешься.

– Да.

– Теперь он уже не один, и все хотят встретиться со мной. Я не очень люблю эти терки, но в нынешней ситуации тебе лучше держаться от них подальше. Я уйду в любом случае, и даже если будет какая-то неприятная история, мне она сильно не повредит, а на тебе может поставить крест. Поэтому я решил, что встречусь с ними, естественно, мы с тобой вместе решим, что дальше делать, но ты будешь за занавесом и предъявить тебе будет нечего.

Я внимательно посмотрел на Андрея. Спору нет, он был очень хорошим руководителем и в трудную минуту всегда заботился о тех, кто составлял его ближний круг. Но это была уже чрезмерная забота. Такая забота, от которой хочется отказаться.

– Ты не думаешь, что я справлюсь?

– Костя, перестань, не будь ребенком. Если бы не думал, что ты справишься, не предлагал бы тебе возглавить эту компанию. А для этого ты мне нужен чистый и незапятнанный. Тебя не дистрибьюторы будут выбирать генеральным директором, а в Америке назначать. Неужели не понятно?

– Мне понятно, но мне так же понятно, что работать в дальнейшем, если Бог даст, придется и с теми, и с другими. Поэтому и те и другие должны меня воспринимать в качестве...

– Авторитета, – закончил мою мысль Андрей.

– Ну, типа того.

Он встал с кресла и подошел к окну, повернувшись ко мне спиной. Напротив строили очередной бизнес-центр. Это было лучшим доказательством стабильности роста российской экономики для наших зарубежных гостей – растущие этажи растущего рынка, увиденные собственными глазами: «Ты знаешь, Дик, конечно, мы должны платить всем этим консультантам и аналитикам, но я видел все это прямо из окон нашего офиса в Москве, и я хочу тебе сказать – это о-го-го!» И непременное похлопывание слушателя по плечу: «Я был там, я знаю». Наверное, так же слушают рассказы журналистов, вернувшихся из горячих точек. И количество, желающих посетить Москву, растет как снежный ком – нужно поставить галочку в послужном списке. Да, конечно, эти русские очень странные, but business is really booming[32], я видел своими глазами. Андрей постоянно ограничивал поток визитеров, чтобы не мешали работать, и кроме непосредственного начальства разрешал приезжать только тем, от кого была реальная польза или если отказ мог так же реально навредить. За последние несколько месяцев я сам не раз сталкивался с просьбами под тем или иным предлогом сделать официальное приглашение. Это была его договоренность с начальством – люди приезжают только в том случае, если приглашают. Договоренность, естественно, не распространялась на разного рода проверяющие и контролирующие инстанции. Но последние мало интересовались строительными лесами за окном.