Охота на вампиров - Юрий Моренис

Когда Оля проснулась или снова пришла в себя, день клонился к вечеру.

Пока красавица спала, Ал спустился вниз и тихо, не заводя движок, втащил своего верного «конька» к домику. Да, он был не моден, далеко не молод, но более преданного друга не знал. Ал своими руками перебирал и холил каждую его деталь, а что снашивалось, сам вытачивал на станке и подгонял микрон в микрон. Олежек… Тогда еще Олежек, знатный стрелок, не собирал с завязанными глазами свои пистолеты, как Ал мог разобраться в своем рысаке. Потому ни за что не менял его ни на какие «Хонды» и «БМВ».

И на этот раз он Ала не подвел.

План с полетом на ведре у Ала родился неделю назад после серьезного разговора с Дядей. Ерема, как водится в страшных историях, вызвал его к себе поздним вечером и, чуть ли не при свечах, поведал жуткую семейную тайну. То есть «вытащил очередной скелет из шкафа» и глухо побряцал его костями. Но Ал не любитель святочных рассказов, ему больше по сердцу русская народная сказка «Колобок» с ее хитом: «Я от дедушки ушел»…

Ал Ерему знал давно. Знал, что при всех своих старческих откровениях он никому не верит и всякий раз готов на пакости. Вот и Ал, сев раненько утром на своего «жеребца», смотался на историческую родину и хорошенько припрятал его в дебрях подножья горы Алиментной. Обратно вернулся рейсовым автобусом. Повезло, они в тот день ходили.

Ерема же, демонстрируя свои теплые чувства, а главное, учитывая себестоимость семейной тайны, выделил ему из своего автопарка лучший «мерседес», лучшего водилу Валеру, Царствие ему Небесное, и, чтоб не было в дороге скучно, лучших охранников…

С утра Ал жаловался на живот. Посреди пути один раз даже выскакивал из машины. Второй раз — у горы Алиментной… Остальное вам уже известно.

Не пожадничал бы Виктор Всеволодович, выделил бы какой-нибудь жиденький «москвичок», да отпустил одного…

Тащил Ал в гору своего «скакуна», а сам тревожно прислушивался. Но нет, все было спокойно. Зверушек всяких, шмыгающих туда-сюда, он отлично различал, птичек, залетающих в свои гнезда, тоже, а вот кого покрупнее, — понимаете, — слава Богу, не чуял. Только у домика, когда ставил мотоцикл, что-то легкое под лопатку кольнуло. Но тут Ал обрадовался, сразу сообразил — Оленька проснулась!

Она была по-прежнему неподвижна, но дыхание переменилось, стало ровнее, спокойнее, как у выздоравливающего человека.

— Не притворяйся. Я знаю, ты не спишь.

— Откуда?

— Понятия не имею. Знаю, и все. Ты проснулась, а у меня словно ангел на плечо сел…

Оля чуть улыбнулась.

— Я тоже тебя слышал…

— Да? Интересно, что ты слышал?

Глаза — плюм! Хоть в домике было уже сумеречно, но блеснуло нечто зеленое.

— Ладно тебе, Ал… Ну, слышала! Слышала, как ты свой мотоцикл катил. По траве шуршал… Странно… — она замолчала.

— Продолжай. Что странного-то?

— Кажется, не только я, весь мир переменился. Много его стало. И звуков больше, и запахов… Не просто все разом, а по отдельности. Куда смотрю, то и пахнет. Вот эта телогрейка… В нее завернут котелок с гречневой кашей и тушенкой. Да?

— Угадала.

— Ой! Не заболела ли я?!

— Нет, ты не заболела, ты есть хочешь. У тебя, пожалуй, сутки маковой росинки не было.

— Сутки? Ничего себе! Да я всю жизнь ничего не ела!

Она попыталась приподняться, но была еще слаба. Ал помог ей занять сидячее положение, развернул старую телогрейку, где котелок с кашей еще сохранял тепло, и поставил его к ней на колени. В остальном Олечка справлялась сама. Это хорошо! Как бы он ее кормил с ложечки?

— Ты пока наворачивай, а я печурку затоплю. Ночи в августе холодные. Вчера небось давала дуба?

— Угу, — ответила она с полным ртом.

С улицы действительно потянуло прохладой. Несколько полешек загорелись быстро, немного покоптило, но сквознячок моментально вытянул дым. Ал зажег свечу, поставил ее на столик, и появился какой-то уют.

Ал посчитал, что вернуть надо пакет крупы, пару банок тушенки, килограмм сухарей, пачку чая и несколько свечей. Возвращаешь всегда больше, чем берешь. Вот только с дровами осечка. Здешние охотники лес не рубят, поленья привозят с собою. Это ж надо кроме ружей бензопилу с собой тащить, топоры… А так из дому прихватят с собой заранее заготовленные вязанки и — порядок. Ночуют здесь редко. Приезжают на машинах, оставляют их внизу, а сами дальше, в лес. Избушка эта — база, место встреч и хорошее укрытие на случай непогоды.

Этот домик и еще несколько по всему лесу Дед поставил. Кстати, и ведро на тросике он придумал. В те поры всякое партийное начальство любило сюда наезжать. Охотилось, водку пило… Больше водку пило. И не нужны им были никакие лесные терема с банями. Избушка их вполне устраивала.

И то правда — сплошь романтика и сказка.

Глухая ночь, в печке дрова потрескивают, там, за стеной, буран свирепствует, ветер, а тут, в полутьме, тепло, хмельно и душу щемит. Печурка не железная, не голландка какая-нибудь, а сложенная из кирпича. Хоть маленькая, а все равно настоящая, на ней и еду можно разогреть, и чай вскипятить. Что Ал и сделал…

Ставни уже были закрыты, лишь в двери щелочка оставлена, чтоб не было очень жарко. Все ж не зима…

Ал с Ольгой сидели, пили чай, грызли сухари, только хруст стоял. Отросшие волосы, чтобы не мешали, она перехватила тесемочкой и смахивала на молоденького кузнеца.

— Интересно, на кого я, черт возьми, похожа?!

— Негоже даме браниться.

— Я сама знаю, что мне гоже, — проворчала она и все крутила головой.

Оживала… То ли к радости его, то ли к беде — Ал еще не знал.

— Ты что-то ищешь? — Ал вдруг ее понял и засмеялся.

— Чего радуешься?

— Однако вы грубы, мадам. Выглядите довольно нежно, а грубы. К сожалению, в данных апартаментах зеркал нету. Здесь мужское пристанище. Может, за все время существования этого охотничьего домика ты — первая дама, осчастливившая его своим визитом.

— На хрен мне нужен этот визит.

— Фи! Тебе ругаться не идет. Если бы увидела себя, враз бы прекратила.

Ольга схватила свою куртку, начала шарить по карманам и наконец выудила оттуда зеркальце. Даже в неровном мерцании свечи стало видно, как она смутилась и покраснела.

Ба! Мы все-таки были женщиной?!

— Леша, отвернись, пожалуйста.

Ал отвернулся.

— Придвинь свечу.

Придвинул.

Дальше — только сопение и глубокие вздохи. Ал молчал…

Наконец она произнесла:

— Боже, как я постарела!

И правда, а сколько ей лет?! Когда была пацаном, Олежеком — ну, шестнадцать, от силы — семнадцать. Стрелок, драчун, всеобщий любимец — сын полка. А сейчас, когда Ал вернул ее в естественную ипостась, да еще с такой скоростью, тут и восемнадцати мало! Вполне созревшая и, несмотря на отросшие лохмы, грязную мужскую одежду и вселенскую слабость, очень симпатичная, очень молодая «скво».