Новый старый год. Антиутопия - Дмитрий Барчук

Татьяна Юрьевна, как зоркий сокол, издали увидела свою добычу в толпе пританцовывающих от холода халдеев и, как колобок, скатилась по трапу.

– Я должна сказать тебе что-то очень важное. Ты упадешь от счастья, любимый, – щебетала она мужу на ухо, повиснув на его плече.

Главного обского идеолога даже перекосило на сторону от тяжести.

Поддерживаемый генерал-губернатором, спустился Юрий Иванович и крепко сжал в своей маленькой ладошке холодную Костину кисть.

– Как дела, зятек? Не закис еще в Сибири? – как бы невзначай бросил столичный гость.

Костя пробурчал что-то маловразумительное, мол, и здесь работы хватает. А Юрий Иванович уже тряс руки другим местным товарищам. Зато Сизов посмотрел на баловня судьбы с нескрываемой завистью. Все поняли, что скоро Константин Евгеньевич переедет в Москву.

Селин отказался от гостиницы, а генерал-губернатору сказал, что остановится в доме у зятя. На носу Новый год, и они решили встретить его в теплом семейном кругу.

Танька плюхнулась на переднее сиденье, а Константин сел за руль. После гибели Анатольича он сам водил машину. Найти преданного до мозга костей человека оказалось делом непростым. Тесть поехал на губернаторской «Волге».

– Ты не представляешь, котик, как я по тебе соскучилась, – промурлыкала жена.

Костя оставил ее реплику без ответа, сделал вид, что целиком и полностью занят разогревом двигателя.

– А ты скучал по мне? – не унималась Танька.

– Конечно, – соврал он.

– Ой, правда! – несказанно обрадовалась женщина и набросилась на супруга с объятиями.

– Тань, ну не здесь же. Давай хоть до дома доедем, – он с силой отстранил ее от себя, включил скорость и надавил на газ.

На ходу Татьяна не решалась приставать.

– Я тебя всего в помаде испачкала. Дай щеку вытру, – предложила она.

– Дома. Не отвлекай меня от дороги. А то у меня был большой перерыв в вождении.

– Извини. Я как тебя увидела, обо всем забыла. Прими мои соболезнования. Борис Анатольевич был очень хорошим человеком. Ты был к нему так привязан. Представляю, каково сейчас Ольге! Она его так любила! Так любила!

При этих словах Костя невольно ухмыльнулся. Когда он сообщил Ольге о смерти ее законного мужа, она и бровью не повела. Они выпили по сто граммов водки за упокой его души, а потом жарились до утра. Экономка даже отчасти обрадовалась, что в доме больше не будет посторонних, и никто им с Костей больше не помешает оставаться наедине.

Нельзя сказать, что Борис был им сильно в тягость. Он по ночам выше первого этажа никогда не поднимался, но присутствие чужого человека в доме несколько сковывало Ольгу, вносило в ее душу дискомфорт.

Однако теперь возникла другая проблема: как заткнуть злые языки. Никто же не поверит, что сорокалетний мужчина, проводящий без жены несколько месяцев кряду, может жить под одной крышей с молодой интересной вдовой, и при этом между ними ничего не будет. В Обске Константину бояться было некого. Но если бы слух о его романе с прислугой дошел до Таньки или, еще хуже, до тестя, ему бы наверняка не поздоровилось.

Поэтому он был вынужден переселить к себе своих родителей. Хотя бы на время визита московских родственников. Чтобы сохранить видимость приличий.

– Котик, я тебе должна сказать что-то очень важное. Хотела приберечь эту новость до постели, но чувствую, что не вытерплю, – пролепетала Татьяна.

Константин весь напрягся от ожидания. Неужели его назначили заведующим отделом ЦК? Или председателем Комитета по телевидению и радиовещанию?

– Не томи. Говори быстрее, – не выдержал он.

– У нас будет ребенок, – торжественно, как при приеме в пионеры, объявила жена.

Костя разочарованно молчал.

– Не вижу радости на твоем лице, папочка.

– Что ты, я, конечно же, рад. Но когда ты успела?

– Не ревнуй меня, мой милый. Это твой ребенок. А сделали мы его в твой последний приезд в Москву, в День милиции. Так что быть ему сыщиком.

– А почему ты думаешь, что будет мальчик? У меня до этого только девки получались. Ультразвук что ли сделала?

– Глупый. Что может показать твой ультразвук, когда беременности всего пять недель! Просто есть такая народная примета, что дочка у матери красоту крадет. У женщин кожа начинает сохнуть, шелушится, идет пятнами. Они себя плохо чувствуют. Я же, наоборот, чувствую себя прекрасно, и никаких пятен на мне нет.

«Тоже мне, красавица нашлась! – подумал Константин. – Как можно украсть то, чего нет в помине?»

7. Собратья по перу

Об одном тебя прошу: не говори лишнего. Понимаю, это твои коллеги. Со многими ты вместе работал. Но время изменилось, и они тоже, – предупредила иностранца Оксана, когда они заходили в здание редакции.

– Постараюсь быть примерным мальчиком, моя госпожа. А где Сергей?

– Он уже у главного редактора.

Они поднялись на лифте на четвертый этаж и, сделав несколько шагов по узкому, темному коридору, оказались в приемной.

– Надежда Сергеевна нас ждет, – небрежно бросила Оксана молоденькой секретарше.

Но в дверь редакторского кабинета переводчица робко постучалась и, вытянув, как цапля, шею, просунула голову в узкую щель и вежливо спросила:

– К вам можно?

Получив утвердительный ответ, молодая женщина проскользнула вовнутрь, увлекая за собой высокого гостя.

Первое, что увидел Смит, был портрет нынешнего народного вождя, висевший как раз над головой редакторши. Сколько Георгий помнил этот кабинет, здесь всегда висела чья-нибудь вельможная физиономия. Брежнева сменил Андропов, того Черненко, затем Горбачев. И только фотографии Ельцина он не помнил. Может быть, потому, что у редактора газеты с названием «Серп и Молот» изображение главного антикоммуниста смотрелось бы несколько странно. Одно время вообще никакого портрета не висело.

Сотрудники редакции, уставшие от эпохи безвременья и бесконечных задержек мизерной зарплаты, избрали на должность редактора заведующую отделом рекламы, молодую (ей едва перевалило за тридцать), энергичную Надежду Ляпницкую, женщину, умевшую делать деньги. На последние редакционные гроши новая редакторша сделала ремонт в своем кабинете и вместо партийной иконы повесила последний писк заграничной моды – засушенных разноцветных бабочек в красивой рамке.

Затем Надежда потихоньку, без лишнего шума, уволила одного за другим наиболее активных акционеров, революционный порыв которых способствовал ее приходу к власти, и переделала под себя Устав и Учредительный договор. В результате чего ей достался контрольный пакет акций. Никогда не блистая выдающимися публицистическими талантами, госпожа Ляпницкая обладала другими, куда более ценимыми во все времена качествами – она умела произвести впечатление, умела выждать, вовремя «съесть» ближнего и всегда держала нос по ветру. При демократах она легко приватизировала областную партийную газету, а когда партия вновь вернулась к власти в лице Фронта национального спасения, она опять умудрилась залезть под теплое обкомовское крылышко.

Сейчас железная леди обской журналистики приближалась к своему бывшему коллеге, вся сияя от восторга, и восклицала:

– Жорусик, как я рада тебя видеть! Как ты возмужал, загорел, похудел! Стал настоящим мужчиной.

И молодец, что не забываешь Родину в трудный час! Наши сейчас соберутся. Все буквально счастливы, что ты нашел время в своем напряженном рабочем графике и посетил нас.

– Я тоже очень доволен, что наконец-то встретил в вашем лице человека, над которым не властно безжалостное время. Нет таких катаклизмов, которые бы могли подмять вас. Вы – все такая же непотопля… – гость осекся и поправился: – неувядаемая и жизнерадостная, очаровательная моя Надежда Сергеевна.

Сидевший в кресле Сергей кивнул головой Смиту, как старому знакомому, и улыбнулся.

Расплывшиеся в улыбке губы редакторши на мгновение выпрямились в струну, глаза холодно блеснули, но выработанное годами самообладание взяло верх над эмоциями, и она тем же любезным голосом велела секретарше собирать народ.

Первым нарисовался круглый и усатый заместитель редактора Женька Милославский. Он целиком и полностью был увлечен чтением гранок будущего номера и не сразу заметил Кузнецова. Потом долго смотрел на него, силясь понять, откуда тот свалился. Наконец, убедившись, что это не привидение, бросился его тискать и обнимать со всей непосредственностью, на какую только способен творческий российский человек.

– Старик, ты откуда?

– Сейчас из Москвы, а вообще-то из Сиднея.

– Ух ты! – воскликнул Женька.

Но ему не дали до конца выразить нахлынувшие на него чувства, потому что в кабинет один за другим стали вливаться другие редакционные служащие.

Расселись, как обычно на летучках, за длинным вытянувшимся вдоль стены столом. Первой взяла слово редакторша.