Наследница огненных льдов (СИ) - Ванина Антонина

 – Я не… я не буду геройствовать. И спать я тоже не буду.

– Посмотрим. Ночь будет очень длинной. Но нас только двое, иного способа её пережить я не вижу.

Так и началась череда изнурительных дней и ночей, что слились для меня в нескончаемую вереницу ожидания, наполненную темнотой, дрёмой, страхом и пронзительным холодом. Привал, примус в палатке, слегка обваренная оленина, часы дяди Руди в одной руке, весло из нарты-байдарки от прытких песцов в другой, парочка фальшфейеров в распахнутом рюкзаке и двухчасовые дежурства, перемежающиеся сном, а потом поход на пределе сил сквозь трескучий мороз и ветер.

По ночам, пока Мортен спал урывками, я доставала волшебные камни пехличей и мысленно пыталась воззвать к их бывшим обладателям. Я так ждала, что в небе появятся три голубых огонька, из-за тороса выедет волчья упряжка, а за ней будет снова волочься пойманный в сеть медведь. Но никто не откликался. И врата миров тоже не открывались. Значит, не время и не место, значит, надо попытаться в следующий раз. И пока, придётся взять в руки весло и мотнуть лопастью перед наглыми мордами, что уже тычутся в рюкзак.

Первые сутки, вторые, третьи… Растущее с каждым новым песцов напряжение, хриплый лай Зоркого, что утихал только, когда он сам позволял себе немного поспать, а ещё страх, что вот-вот я увижу самого опасного хищника Полуночных островов – всё это изматывало, но заставляло держать уши востро. И наконец неизбежное случилось.

Мы шли по гладкому ледяному полю, и если бы не свет северного сияния, я бы даже не заметила едва шевелящуюся груду меха и мышц, что выглянула из-за одинокого далёкого тороса. А когда эта груда вытянула голову вверх и начала водить из стороны в сторону своим чёрным носом, у меня хватило духу, чтобы выдавить из себя только:

– Морской медведь.

Зоркий вторил мне, но на свой лад. Он не решался отбежать далеко вперёд, просто предупреждал хищника лаем, что не стоит с нами связываться. И огромный медведь будто бы послушался его. Он опустил голову, немного понаблюдал за нами, а потом повернулся и ушёл за торос. Я почти перевела дыхание, но быстро поняла, что рано обрадовалась. Медведь никуда уходить и не думал, он просто двигался параллельным с нами курсом, будто размышлял, что делать с пришельцами, без спросу ворвавшимися в его ледяное королевство.

Идти дальше было страшно, ещё страшнее было останавливаться, но разбить лагерь все же пришлось. Мортен поставил палатку вплотную к нарте и зачем-то занёс в неё канистры с керосином.

– Что это значит? – поинтересовалась я, не забывая поглядывать в сторону медведя, что начал ходить кругами вдали от нас.

– Не хочу, чтобы учуял. Иначе его ни огонь, ни шум не остановят.

– Не понимаю, при чём тут керосин?

– И никто не понимает. На Собольем острове рыси роют землю, чтобы найти корни валерьяны, а потом они лижут их, впадают в эйфорию и катаются по земле. А медведей, что лесных, что морских, всегда привлекали бочки с керосином. Видимо по той же причине – хочется получить толику блаженства. Сколько таких историй, как медведи укатывали со складов бочки, лизали их, протыкали когтями, а потом устраивали паломничества к месту, где разлито топливо. Видимо, и керосин, и валерьяна, это аналог алкоголя в животном мире или ещё чего похуже.

– Ты думаешь, медведь сейчас обходит наш лагерь только из-за канистры с керосином?

– Ну, во льдах людьми он вряд ли питался, чтобы сейчас жаждать нашего мяса. Возможно, ему доводилось пробовать случайно забредших сюда диких оленей, но жирные нерпы и моржи его сердцу куда милее. Так что не наш запах его привлекает, а керосиновый.

– И что нам теперь делать?

– Тебе – залезать в палатку и спать.

– А дежурство?

– Забудь и отдыхай. Тебя один на один с медведем я не оставлю.

– Но ведь у нас всё равно нет ружья, а ты…

– Я, если надо и пять суток кряду могу не спать. А фальшфейер поможет отогнать медведя. Треск и огонь их пугает.

– А если не отпугнёт? А если он голодный? А если…

– Перестань задавать глупые вопросы и иди спать, – устало и немного раздражённо сказал мне Мортен, а я больше не осмелилась ему возражать.

Пока снаружи он раз за разом обходил лагерь, я не могла сомкнуть глаз в палатке, даже лежать спокойно в спальном мешке не получалось. Я снова вытащила камни пехличей и помедитировала над ними, пока снаружи не раздался подозрительный треск и свет яркой вспышки не пробился через тент.

Я поспешила выбраться наружу и увидела, как в одной руке навытяжку Мортен держит фальшфейер, а в другой сжимает копьё и медленными, но твёрдыми шагами движется вперёд. Зоркий привычно лаял, но упорно жался к его ногам, не решался отойти в сторону или кинуться вперёд. А впереди было на кого нападать, если хватит смелости и глупости.

Большой и толстый медведь стоял в паре десятков метров от нас. Он неуклюже развернулся и неспешно направился к торосам. А когда Мортен поднял над головой фальшфейер и замахнулся копьём, медведь и вовсе ускорил шаг и вскоре побежал прочь от лагеря, не оглядываясь.

Всё, Зоркий издал победный лай, и даже немножко пробежался, делая вид, что прогоняет гиганта.

Фальшфейер упал на лёд, а Мортен подошёл к нарте, ни на миг не позволив себе обернуться и подставить спину уже убежавшему медведю.

– Ты его прогнал? – пытаясь унять панику в голосе, спросила я. – Он точно больше не вернётся?

– Это была самка на сносях, ей сейчас не нужны проблемы, – отозвался Мортен, приблизившись к палатке. – Она ищет место, где можно устроить берлогу и отлежаться до родов. Она бы и олениной не побрезговала закусить, но материнский инстинкт и страх непонятного пересилил голод. А может, и нет. Проверим.

Мортен отказался идти спать, а мне запретил оставаться одной снаружи, пока где-то неподалёку бродит нагуливающая жир медведица. Все уговоры смениться на посту и лечь отдохнуть оказались бесполезны. Я вернулась в палатку, но сон упорно не шёл от волнения и ожидания неприятностей. Глаза предательски слипались, сознание проваливалось в пустоту, и только новая порция лая вырывала меня из тягучего забытья.

Медведица ещё пару раз показывалась близ лагеря, и ещё пару раз Мортену приходилось зажигать фальшфейеры. А я сквозь дрёму пыталась сосчитать, сколько теперь у нас осталось шумных предупредительных огней.

Когда Мортен разбудил меня, я думала, что он наконец надумал отдохнуть, но нет, часы показывали, что прошла целая ночь, а значит, настало время сворачивать лагерь и идти дальше.

– Но ведь ты совсем не спал, у тебя не хватит сил.

– Зато у медведицы хватит сил наматывать круги возле нас. Надо уходить отсюда и как можно дальше.

Я чувствовала себя нахлебницей и бесполезным балластом в одном лице. Мортен не хотел идти без ружья по льдам, но из-за меня он всё же оказался здесь и теперь старается изо всех сил сделать всё, чтобы мы выжили. А у меня не получается придумать, как помочь Мортену и облегчить его ношу.

После изнурительного перехода сквозь позёмок и ледяной ветер в лицо я настояла на остановке, когда Мортен уже еле передвигал ноги. Если бы потеря сил вразумила его и заставила отдохнуть… Нет, он не спал уже вторые сутки, но упорно продолжал охранять наш лагерь, не давая мне выбраться из палатки раньше времени.

И снова ночью у нас был гость. На сей раз не знакомая нам медведица, а самец покрупнее. И снова Мортен жёг фальшфейер, снова замахивался копьём, а медведь послушно ретировался, чтобы снова вернуться и не в одиночку. Теперь уже два самца прохаживались неподалёку от лагеря, не решаясь на более активные действия.

– Медведи же не стайные животные, – ничего не понимая, сказала я, когда Мортен отогнал их и позволил мне покинуть палатку. – Почему эти двое бродят рядом?

– Двое ещё не стая, – отозвался он, но больше ничего не сказал.

Мортен завернулся в шкуру, присел возле нарты и уставился в одну точку, а я засомневалась, что таким образом он высматривает хищников вдали. Это больше походило на сон с открытыми глазами.