Наследница огненных льдов (СИ) - Ванина Антонина

– Спасибо тебе, – просияла Ануаган и поспешила отобрать у сына рогульку, чтобы привязать её по всем правилам за жилу к таким же рогулькам, символизирующим личное стадо мальчишки.

Ну вот и всё, свой моральный долг перед сыном Мортена я выполнила. Пусть сам Мортен упорно делает вид, что на наш разговор не обратил внимание. Надеюсь, бедную оленуху он с нами в поход брать не планировал – ведь во льдах ей долго не жить, а у нас уже и так есть мясо с полутора туш. А мальчику живая оленуха принесёт больше пользы. Лет за пятнадцать она успеет родить пятнадцать оленят, а те, когда подрастут, родят других, а потом будут рожать всё новые и новые поколения… Интересно, за пятнадцать лет от одной только оленухи стадо может прибавиться на сотню голов? А две?

– Ну что, – нерешительно произнёс Яскаляко, заглянув в ярангу, – приготовили мы олешков и нарты. Может, передумаете к огненным льдам ехать, а?

Нет, отступать мы с Мортеном не собирались и потому уже через пять минут олени Яскаляко неслись вперёд с нашей гружёной нартой, а следом меня, Мортена и Зоркого вёз его зять. Вот и всё, обратного пути больше нет. Я ведь этого хотела. И почему сейчас мне так тревожно на душе?

В небе синюю дорожку северного сияния пронзал огонёк Ледяной звезды. Вот она, наша конечная цель. Мы пройдём под этой самой дорожкой навстречу самому яркому светилу на ночном небосклоне, пока оно не окажется точно над нашими головами.

Долгая и утомительная из-за тряски езда закончилась возле первого же тороса. Я не успела заметить, как заснеженная земная твердь сменилась льдами, но оленеводы были настороже – дальше они ехать наотрез отказались.

– Возвращаться надо, – объяснил Яскаляко. – А огненные льды там, дальше на севере. Мы там только небольшой клочок китовой шкуры оставили, но его уже, наверное, давно снегом занесло. Но вы прямо идите, может, и найдёте кусок шкуры. Ну, а мы обратно поедем. Бывайте. Если назад вернётесь, заезжайте к нам, мы всегда вам рады будем.

На этом мы и расстались. Кажется, приёмный зять озадаченно глянул на нас, прежде чем перезапрячь всех оленей в одну нарту и двинуться к стойбищу. Никто не верит в успех нашего похода. Даже Мортен до конца не верит. Значит, я должна надеяться, надеяться на встречу с пехличами, иначе нам не преодолеть столь опасный маршрут.

– Пройдём немного вперёд, – как только умчались наши провожатые, сказал Мортен. – Хоть и темень, а до ночи ещё далеко. Надо попробовать разведать местность.

– Будем искать огненные льды?

– А что нам ещё остаётся? Если это место падения дирижабля, то там должны остаться деревянные обломки гондолы. Они нам очень пригодятся, когда настанет время разводить костёр. И наверняка там должны остаться хоть какие-то ящики с продовольствием. Не думаю, что пятеро человек могли утащить с собой все запасы, что были на борту.

Мортен прав, сухпайки и дерево не будут лишними. Пусть он нарубил загодя тальник и кинул его в нарту поверх мяса, но этого топлива хватит лишь на первое время. И кто знает, сколько ещё нам идти по льдам, пока пехличи не соизволят показать себя и открыть для нас проход в свой мир, а оттуда и к оси мира? Обломки точно нужно разыскать.

И снова я шла впереди, а Мортен тянул перегруженную нарту за собой, но на сей раз с куда большими усилиями. Сначала Зоркий старался не отходить далеко от Мортена, но вскоре он осмелился пробежать мимо меня и даже рвануть вперёд. И только когда он остановился, ворчливо зарычал, а после с лаем ринулся дальше, я поняла, что происходит что-то неладное.

Зоркий быстро вернулся назад, и не один. Пёсик с лаем гнал в нашу сторону кого-то белого, мелкого и шустрого. Песец! Хорошо, что с нами нет Брума, а то бы он сейчас точно перенервничал.

Зоркий ещё долго носился за песцом, пока тот не юркнул между стоячих льдин и не затерялся в лабиринте из торосах.

– А какая славная была бы добыча, – насмешливо сказал Мортен, когда расстроенный пёсик вернулся к нему. – Сколько бы мы из неё нажарили котлет, сварили супа, а ещё ухи, и всё это на троих.

Зоркий обиженно посмотрел на Мортена своими тёмными глазами, тявкнул, будто огрызнулся, и побежал вперёд рыскать и вынюхивать новую жертву. Удивительно, но отыскал он её за пять минут. Тот же самый песец или другой улепётывал от нашего бегуна и неожиданно ему на помощь пришёл непонятно откуда взявшийся здесь второй песец. Пока один отвлекал внимание Зоркого на себя, второй улизнул, и пёсик снова остался ни с чем. На сей раз Мортен не стал иронизировать и почему-то резко скомандовал мне:

– Шела, подойди к нарте и не отходи далеко.

– А что случилось?

– Пока не знаю.

Странно всё это. Подумаешь, парочка песцов. Что тут может быть такого страшного?

Но когда я увидела в один момент четырёх зверьков, что дразнили своими пушистыми хвостами Зоркого, ощущение неправильности происходящего всё же посетило меня.

– Откуда они только тут берутся? – спросила я, не рассчитывая услышать ответ, но прогадала.

– Здесь во льдах и подо льдом обитает немало самого разного зверья. И все они друг друга едят, – на ходу объяснял Мортен. – Песцы, они обычные падальщики, подъедают крохи после чужого пиршества.

Тут он замолчал, словно давая мне время осмыслить услышанное, а я задумалась, не понимая, на что мне намекает Мортен:

– За кем песцы подъедают крохи?

– А кто тут самый крупный и удачливый охотник по-твоему? Кто может месяцами скитаться во льдах и питаться вылезшими наружу нерпами?

– Морской медведь, – догадалась я.

– Вот именно. А песцы сбиваются в стайки и бегают за ним, потому что медведь предпочитает выедать у нерп и моржей жир, а всё остальное достаётся падальщикам. Представляешь, оказывается определённая стайка песцов бегает строго за своим медведем. Они многие дни могут идти по его следу, в надежде урвать кусочек у своего добытчика. Но у этого союза есть обратная сторона. Морской медведь тоже кое-что знает о песцах. Если эти мелкие разбойники сбиваются в стаю, значит, где-то рядом есть еда. А медведь тоже не прочь пойти по следу песцов и закусить тухлятиной.

Зоркий со звонким лаем носился из сторону в сторону, а у меня даже в варежках начали холодеть пальцы. От накатившего страха. Выходит, песцы – верные предвестники появления морского медведя? А ведь нам нечем от него отбиваться. Копьё не поможет, одним ударом лапы медведь просто переломит древко, а нож-наконечник отлетит в сторону. Выходит, мы полностью беззащитны. Вот и случилось то, чего так опасался Мортен, почему не хотел идти со мной на север без ружья. Он это предвидел, а вот я ничего не хотела слушать, глупая…

– Мальчик, хватит, возвращайся! Иди к нам! – крикнула я Зоркому и на всякий случай решила прибегнуть к самой безотказной фразе, – Зоркий, кушать!

Я как могла, приманивала раздухарившегося пса, а он упорно не замечал моих криков. А тут и Мортен не выдержал и сказал:

– Пускай лает. Нам это только на руку. Пусть все вокруг слышат, что мы идём.

– Но ведь медведь… – пыталась я сформулировать свои опасения. – Он где-то рядом, да?

– Понятия не имею, но лучше будем исходить из того, что нам надо быть начеку. Если не охотящийся медведь привлекает песцов, то вскоре песцы привлекут к нам медведя. Они чуют оленину. Придётся нам охранять наши запасы и стоянку всю ночь попеременно. Ты сможешь просидеть два часа возле палатки и отпугивать песцов?

– Чем? Копьём?

– Тебе хватит и весла.

– Думаю, два часа я продержусь.

– Вот и прекрасно. Закутаешься в шкуру, понаблюдаешь за обстановкой пару часов, а потом я сменю тебя, ты поспишь два часа, и мы снова поменяемся. Выдержишь?

– Не знаю, – растерялась я, – но надо попытаться.

– Если почувствуешь, что не можешь бороться со сном, и глаза сами собой закрываются, не молчи, лучше буди меня.

– Нет, я не подведу тебя, мы будем нести дежурство поровну.

– Шела, я серьёзно, не надо геройствовать. Ты в карауле не стояла, а у меня кое-какой опыт всё же имеется. Если заснёшь снаружи, эти мелкие твари начнут грызть тебя заживо. Или придёт кое-кто покрупней, а мы не успеем его достойно встретить.