Машина грабежа. Военачальники, олигархи, корпорации, контрабандисты и кража богатств Африки - Tom Burgis

Запрет Кабилы на добычу полезных ископаемых и бойкот, вызванный законом Додда-Франка, лишили работы тысячи шахтеров из восточной части Конго. По оценкам Всемирного банка, 16 процентов населения Конго прямо или косвенно заняты в неформальной горнодобывающей промышленности, которая составляет лишь малую часть отрасли, если судить по количеству рабочих мест; в Северном Киву в 2006 году доходы от горнодобывающей промышленности обеспечивали примерно две трети доходов государства. Но за четыре года до 2012 года поступления в казну провинциального правительства сократились на три четверти, отчасти из-за того, что чиновники назвали "глобальной криминализацией горнодобывающего сектора" в Восточном Конго. Потери государства - это выгода контрабандистов: когда официальные маршруты закрыты, подпольная торговля восполняет недостаток.

К середине 2013 года запрет Кабилы был частично ослаблен, и в Гоме вновь открылись предприятия, ранее находившиеся в черном списке. Дюжине шахт в Северном Киву, которые правительство посчитало не связанными с вооруженными группировками, был дан "зеленый свет" на экспорт. Но Эммануэль Ндимубанзи, глава горнодобывающего подразделения Северного Киву, сказал мне, что ни одна шахта не маркирует свою продукцию, чтобы покупатели могли определить, на какой шахте она была добыта. Маркировка - это очень дорого", - сказал он. У нас нет партнеров, чтобы платить за это". Он добавил: "Сертификация может произойти только при улучшении безопасности".

Региональные инициативы все чаще отслеживают поставки колтана и других руд, хотя Северное Киву и отстает. Некоторые участники кампаний приветствуют то, что, как представляется, в результате усилий по сертификации и поддерживаемого ООН наступления на вооруженные группировки значительно сократились задокументированные связи между ополченцами и местами добычи. Постепенно западные группы производителей электроники составляют списки одобренных плавильных заводов, которые могут продемонстрировать, что их металлы поступают из шахт, не приносящих выгоды конголезским ополченцам, хотя в 2014 году группа Global Witness предупредила, что первые отчеты о цепочке поставок, которые американские компании, покупающие конголезские минералы, теперь обязаны предоставлять регулирующим органам, "не содержат сути". Немецкий федеральный институт геонаук и природных ресурсов разработал технологию "отпечатков пальцев", позволяющую отследить партию руды до шахты, из которой она была добыта. При комплексном применении эта технология могла бы предотвратить поступление на международный рынок полезных ископаемых с шахт, контролируемых ополченцами, если бы она сочеталась с программой сбора оперативной информации, позволяющей отслеживать все добывающие операции ополченцев.

Маловероятно, что схемы сертификации смогут надежно охватить весь горнодобывающий бизнес Восточного Конго. Чистые горняки оказались зажатыми, поскольку отступление западных покупателей позволило китайским компаниям получить почти монополию на конголезский колтан, что дает им возможность диктовать цены. Усилия по установлению контроля над торговлей минералами могут сократить доходы вооруженных группировок, но это происходит за счет ослабления и без того нестабильных средств к существованию копателей и носильщиков восточного Конго и их иждивенцев. В стране, где правит закон блокпоста, подобные инициативы могут выглядеть квиксией. Как пишет Алоис Тегера из Института полюса в Гоме, один из самых проницательных комментаторов восточного Конго: "Без конголезского государства, способного играть свою роль в контроле и управлении делами, как можно декриминализировать полезные ископаемые Киву?"

В преддверии выборов 2011 года и в последующие месяцы сделка SMKK и другие подобные сделки фактически перевели сотни миллионов долларов из государства в руки близкого друга президента. Дэн Гертлер выступал в качестве эмиссара президента, осуществляя дипломатические миссии в Вашингтон и Руанду. "Правда в том, что в наши очень трудные времена были инвесторы, которые приходили и уходили, а были и те, кто выдержал ураган", - сказал Кабила о Гертлере. "Он один из них". Кабила мог бы добавить, что некоторые из тех, кто ушел, сделали это, когда их активы были конфискованы - и, в некоторых случаях, переданы Гертлеру.

Гертлер утверждает, что он отнюдь не хищник, а один из величайших благодетелей Конго. Он и его представители с некоторым основанием отмечают, что в отличие от самых отъявленных скупщиков активов, которые не делают ничего, кроме как с помощью взяток и связей получают права на добычу полезных ископаемых, а затем продают их, Гертлер в Конго действительно добывает полезные ископаемые, причем много. Его компания, Fleurette Group, утверждает, что инвестировала 1,5 миллиарда долларов "в приобретение и развитие горнодобывающих и других активов в ДРК", что она обеспечивает двадцать тысяч рабочих мест в Конго и что она входит в число крупнейших налогоплательщиков и филантропов страны. Сам Гертлер заявил, что его работа в Конго достойна Нобелевской премии.

Смерть Катумбы вызвала содрогание в рядах режима Кабилы. Потенциальные инвесторы, единственным контрактом которых было соглашение, достигнутое с Катумбой, испарились после авиакатастрофы. Но президент и Гертлер, братья по духу, сохранили теневое правительство, которое помог создать Катумба. Гертлер занялся нефтяной промышленностью, осматривая новые перспективные участки на озере Альберт. Что касается Кабилы, то ему предстоит решить, будет ли он баллотироваться на следующих выборах, которые состоятся в 2016 году. Для этого ему придется убедить национальную ассамблею изменить конституцию и отменить ограничение на два срока для президентов, а затем провести то, что, как сказал мне один наблюдатель за выборами 2011 года, должно быть "огромной фальсификацией", чтобы преодолеть возмущение электората. Чтобы справиться с такой дорогостоящей задачей, Кабиле придется снова запустить машину грабежа.

3. Инкубаторы бедности

Начальник пограничной заставы испустил еще один долгий вздох. 'Присутствую'. Ожидание длилось уже несколько часов. Уже не в первый раз я оказался во власти темпераментного факса. Я пытался пересечь границу Нигерии с ее северным соседом, Нигером, где официальный язык меняется с английского на французский. Кто-то в визовом отделе посольства Нигера в Нигерии забыл отправить в штаб-квартиру тот или иной документ, подтверждающий мою визу, и отправить его по факсу оказалось непросто. Я сидел на крыльце пограничного поста, глядя на выжженную местность, ведущую к Сахаре. Козы, голодные и искалеченные люди слонялись между проветриваемыми строениями, облепленными клубами пыли. Периодически начальник пограничного поста звонил по мобильному телефону, чтобы уточнить, пропустят ли меня. Затем он снова погружался в созерцательное молчание, говоря лишь о том, что "эта бесконечная жара". Солнце плавило горизонт до блеска. "Присутствую".

Утро, проведенное рядом с неразговорчивым начальником пограничной службы, дало мне возможность понаблюдать за одним из немногих эффективных институтов в этой части мира: за контрабандой. Десятки грузовиков стояли в очереди, чтобы пересечь границу Нигера с Нигерией. Их содержимое выглядело достаточно безобидно: многие из них содержали текстиль и одежду, предназначенные для рынков Кано и Кадуны, двух главных городов Северной Нигерии.

Оружие и невольный людской трафик пересекают северную границу Нигерии тайно. Но