Робинзон. Инструкция по выживанию - Александр Покровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Понял! Отбой аварийной тревоги! Производится перемешивание воздуха носового блока! Включить все средства очистки воздуха!
Люди в четвертом скапливаются у кормовой переборки. Они все еще включены в ПДУ. И тут Робертсон падает. Рустамзаде бросается к нему, сдирает с его лица ПДУ и надевает на него маску изолирующего противогаза, который он снимает с себя.
– Центральный! Лейтенант Робертсон потерял сознание! Прошу принять его в пятом!
После этого Рустамзаде тоже почти теряет сознание.
Их доволокли до изолятора. Там доктор приводит их в чувство.
– Ну, живы? – говорит док.
– А что это за дрянь? – говорит начхим, брезгливо вытирая нос.
– Не узнаем родной нашатырный спирт, Эдик?
– Уже узнаем!
– Чего это вы в обморок вместе хлопнулись?
– Робертсон остался включенным в ПДУ, а от волнения он его, видимо, сработал быстро. Так что – кислородное голодание.
– А ты свой ИП зачем на него надел?
– Чтоб быстрее было.
– Что быстрее? Быстрее надо было только в амбулаторию его тащить. Умники!
В амбулаторию врывается старпом:
– Ну?
– Живы, Анатолий Иванович!
– А вырубились-то они чего?
– Да больше от чувств! – говорит доктор.
– Понятно! Ну что, Робертсон? Все никак нам тебя не уморить? А? Чего молчишь?
В амбулаторию входит командир:
– Ну, где они?
– Здесь!
– Чего случилось-то?
– В основном переволновались.
– Переволновались? Рустамзаде! Что там с фильтром?
– Скорее всего, автоматика на отключение нагревателя не сработала, товарищ командир!
– Разберитесь, «скорее всего», потом мне доклад. Ну что, Робертсон, с первым пожаром тебя. За автономку таких возгораний будет три-четыре. Это норма. Так, ладно, доктор, дай им чего-нибудь успокаивающего.
– Сделаем, товарищ командир.
Командир и старпом уходят.
– Я в каюте, Анатолий Иванович! – говорит командир.
– Есть!
Старпом проходит мимо камбуза. Там коки вовсю его отмывают.
– Ну что, чудо-коки? Разбежались? А аварийную тревогу за вас кто будет объявлять? Папа Римский? Помощник!
– Я!
– Отработку с ними провести!
– Есть!
К старпому подходит командир БЧ-5:
– С первым возгоранием, Анатолий Иванович!
– Типун тебе на язык! Командир Робертсона тоже поздравил. Нашел с чем.
– Командир-то где?
– В каюту пошел. Теперь уснет спокойно.
В четвертом отсеке Робертсон натыкается на незнакомого офицера. Тот, увидев на кармане Робертсона бирку «КГУ БЧ-2», останавливает его вопросом:
– Это вы новый лейтенант в БЧ-2?
– Так точно!
– А я – флагманский дивизии по живучести, капитан второго ранга Фома. О вас мне говорил начальник штаба. Значит, так, побаловались и будет. Задание такое: зачеты по знанию устройства подводной лодки буду принимать у вас я. А все эти изучения методом «опроса местных жителей» мы теперь будем проводить следующим образом: вы отправляетесь в секретную часть, берете там описание систем и механизмов, изучаете, а потом – ко мне на зачет.
– Ясно!
– Ну, вперед, если ясно!
И начались для Робертсона черные дни. Он появлялся в секретной части, брал там описание, потом учил, потом шел в отсек и смотрел, где и что там лежит, а потом – к Фоме.
– Разрешите? – спрашивал он, втискиваясь в каюту. В каюте Фома только что бренчал на гитаре.
– Конечно! – говорил Фома, гитара откладывалась в сторону.
Фома забрасывал Робертсона разными вопросами:
– Как затопить трюм десятого отсека водой из-за борта?
– Из-за борта? – успевал только спросить Робертсон, как Фома ему тут же ставил два балла.
– Вам два балла! Идите учите.
– Так я же еще не начал отвечать!
– Ты думаешь, а тут думать не надо. Поздно думать. Тут надо знать. Я не успел спросить, а у тебя уже должен быть готов ответ. Тут жизнь надо проживать быстро. И соображать надо быстро. Иначе тут не выживают. Тут или «пять» или «два балла». По-другому с устройством подводной лодки не бывает. Тут все надо знать на «пять», а лучше – на «шесть». Чем опасен клапан слива на трубопроводе гидравлики кормовых горизонтальных рулей? А? Вот видишь! Ты думаешь! А ты должен отвечать и действовать! Если закрыть клапан слива на трубопроводе гидравлики кормовых горизонтальных рулей, то рули перестанут управляться. Понятно? Утонуть от этого можно! Вот поэтому все клапана на лодке пломбируют в том положении, в котором они и должны быть при нормальной, обычной эксплуатации. И вахтенные отсеков все время проверяют положение этих клапанов и состояние пломб – не закрыл ли их ненароком какой-нибудь олух, проходя мимо. На лодке не должно быть обезьян. Понятно?
– Так точно!
– Вот поэтому тебе очередная двойка. Иди и учи!
«Что делается при течи гидравлики?»
«Что такое факел гидравлики? Как с ним справляться?»
«Как растянуть тубус? Вы не знаете, что такое тубус?»
«Как устроен клапан подачи ВВД в отсек? В отсеке пожар. Тысяча градусов. Что будет с клапаном?»
Вопросы, вопросы, вопросы. Робертсону уже мерещится Фома, его голос, его говорящий рот, губы: «Вы ничего не знаете! Марш в отсек!»
Фома с ним вместе лазал по трюмам.
– Трюм десятого отсека, – задавал он вопросы, – в чем его особенности? А? Не знаем? Вы затапливаете десятый отсек перед выходом из него. Тубус на люке вы уже растянули. Потом вы даете в отсек ВВД десять атмосфер. Есть здесь цистерна с турбинным маслом? Что с ней будет? Раздавит? Масло выйдет на поверхность? А у вас снаряжена химическая регенерация. Отсек затопился, масло всплыло и встретилось с ней. Что будет? Пожар будет. Объемное возгорание. Ахнуть не успеешь. Сгоришь до кости. По яйца будешь стоять в воде и сгоришь только верхней своей частью! Факел будет из лейтенанта Робертсона!
Робертсон вваливается на пост к Рустамзаде.
– Все! Больше не могу! Чего он ко мне привязался?
– Кто? – поднимается ему навстречу Рустамзаде.
– Фома! Флагманский!
– Ах Фома. Сергей Николаевич. Хороший мужик.
– Ничего хорошего. Унижает на каждом шагу: «Вы ничего не знаете! Идите! Два!»
– Все через это прошли.
– Я – ракетчик. Я не механик. А с меня спрашивают как с механика.
– И с меня, химика, спрашивали как с механика.
– Зачем мне это?
– Ты успокойся. Все выучишь. Ничего страшного. У всех было то же самое. Чайку будешь?
И вот они уже сидят и пьют чай.
– Я не сплю почти. Мне эти клапана снятся.
– Это ничего. Это пройдет. Сейчас меня Константиныч подменит, и мы с тобой сходим до кормы на контрольный замер. Я сделаю контрольный замер по углекислому газу.
И вот они уже идут в корму. Проходят 7-й, реакторный отсек.
– Он тебя в аппаратные еще не водил? – спрашивает Рустамзаде.
– Нет еще!
– Поведет! А мы сейчас пойдем с тобой в девятый отсек.
В девятом их встречает командир.
– А вот и Саша Балаян!
– Кому Саша, а кому Александр Сергеич, – откликается тот. Впрочем, все улыбаются.
– Саня Балаян у нас бог кормы. Тут все вертится только оттого, что он здесь.
– Ладно, чего тебе?
– Покажи нам свой отсек.
– Сейчас! Вот тут у нас пульт паротурбинной установки. Здесь – главный распределительный щит по силовой сети– 380 вольт 50 герц. А внизу у нас тоже много интересного. (Они спускаются на нижнюю палубу.) Тут турбина, турбогенератор, главный конденсатор, две линии вала.
Вокруг стоит свист, жарко.
– Пятьдесят пять градусов! Это так у нас турбина свистит. Из-за нее наш проект и называют «ревущей коровой»! Авот и конденсатный колодец. Если будет прорыв пара в отсек, мы в него ныряем.
– Зачем?
– В нем всегда вода, а пар идет вверх. Чтоб не обжечься!
– Понятно! А тут не грязно?
– В трюме всегда не очень чисто, но ничего!
– Вот, Саня! – замечает Рустамзаде, – захочешь жить – и в дерьмо нырнешь!
– Как думаешь, за какое время добежишь до конденсатного колодца? – спросил Балаян у Робертсона.
– Я?
– Ты.
– Ну, секунд за пятнадцать, наверное.
– Сажин! – позвал Балаян. На его зов вылез матрос:
– А?
– До колодца за пять секунд?
– Запросто!
– Ну, сбегаешь наперегонки с Сажиным?
– С Сажиным?
Через минуту они уже бежали.
Сажин скатился вниз в одно мгновение.
– Вот так мы и бегаем, если приспичит.
– А кто не успеет?
– Тому памятник поставят.
– Знаешь, что это? – спросил Балаян Робертсона напоследок, проводив их до переборки. Он взял с переборки большой болт и показал его Робертсону.
– Обычный болт, что же еще?
– Да. Это болт. Когда там, за переборкой, горят люди, с этой стороны следует положить его вот сюда, – и Балаян показал на специальные пазы.
– Зачем это?
– Переборка – это жизнь. Если в отсеке пожар, то от него герметизируются со всех сторон, и те, кто закрыты в горящем отсеке, борются за свою жизнь сами. Они захотят открыть переборку и перебежать в соседний отсек. Но с ними придет огонь, и все сгорят и в соседнем отсеке. Вот для этого и нужен болт. Вставляешь его сюда – и никто к тебе из горящего отсека не прорвется. Ты от их криков седеть будешь, но они к тебе не войдут.
