На прозрачной планете - Георгий Гуревич

Ископаемые — следующая задача. Нет оснований думать, что океанское дно беднее суши. А площадь его в два с половиной раза больше. Но суша перекапывается уже тысячи лет, а богатства дна не тронуты. На поиски ископаемых отправятся те же машины. Одним будет дана программа на поиски алмазов, другим на уран, свинец, нефть, медь…

Машины будут изучать океан, машины будут собирать его дары. Ходоров говорил, что даже для сбора жемчуга можно создать небольшую машинку. Ползая по отмелям, она будет просвечивать раковины рентгеном и ту, где уже созрела жемчужина, класть в багажник. Ходоров рисовал мне также машины, собирающие янтарь на Балтийском море. Обычно его ищут на пляжах, после бури собирают медово–желтые и оранжевые обломки, выброшенные волнами. Но подводная машина не обязана дожидаться волнения. Она может ползать по дну и сама просеивать песок.

А подводное земледелие! Океан куда обширнее суши и орошается (для растений важно орошение) гораздо лучше. Безводных пространств там нет, и климат гораздо ровнее. В результате урожайность в океане выше, чем на суше. Водоросль хлорелла дает рекордный урожай с гектара. Конечно, не всякому понравится суп и салат из водорослей. Но на худой конец водорослями можно кормить свиней… или коров, как у нас на Белом море, а самим получать за счет океана сало, мясо и молоко. Водоросли, как и земные растения, требуют культивировки и удобрения. И Ходорову предстояло еще создать подводные тракторы, сеялки и комбайны.

Ходоров считал и чертил. Я листал книги, разыскивая нерешенные проблемы. Вот, например, тайна морского змея. Даже в наше время, в XX веке, его видели десятки людей. Удивлялись, описывали, рисовали, обстреливали. Вот уж совсем недавно — в 1947 году — морской змей обогнал греческий пароход, прошел перед носом и, видимо раненный, пошел ко дну. Есть рисунок, есть записи в корабельном журнале. Видели змея и в озерах: у нас в Якутии и в шотландском озере Лох–Несс. Его искали эхолотом, фотографировали даже. Только фото получились нечеткими. Вот спустить бы машину в озеро, проверить…

А затонувшие корабли! Тысячи лет люди плавают по морю. Потерпели за это время сотни тысяч крушений. Пусть на мелководье, у берегов, суда разрушаются быстро. Но в глубинах животных мало, кислорода мало, разрушение идет медленно. Здесь, как в музее, хранятся плоты перуанцев, ладьи викингов, римские триремы, китайские джонки, европейские каравеллы, шхуны, бриги, фрегаты, корветы, пароходы колесные и винтовые, линкоры, танкеры и роскошные лайнеры. Например, «Титаник», столкнувшийся с ледяной горой в Атлантике. Какой простор для историков!

И не только суда тонули в море, есть и затонувшие города. В 1755 году ушла под воду набережная Лиссабона с кораблями и домами. Еще раньше — лет восемьсот назад — Балтийское море поглотило немецкий город Винету. И у наших берегов — против Сухуми — в ясный день, когда вода прозрачна, виден на дне моря затонувший город Диоскурия. Кто знает, сколько таких городов найдется на дне Эгейского моря, где цивилизация существует давно, а суша очень непрочна?

Некоторые геологи утверждают, что на памяти человека (в антропогене, говоря научно) утонули целые материки. Так, будто бы ушла под воду Пацифида в Тихом океане, сохранился только крошечный обломок ее — остров Пасхи. Возможно, в Индийском океане между Африкой и Индией существовала Лемурия, и даже человек будто бы зародился там. И, наконец, надо решить еще проблему знаменитой, описанной Платоном и после него тысячами писателей, таинственной Атлантиды.

29

Ходоров был страстным энтузиастом Атлантиды. Я Сим отношусь к этой идее сдержаннее. Мне кажется неправдоподобным, что большой остров, почти материк, сразу ушел под воду. Очень уж напоминает всё это научную фантастику, обычный литературный прием: была чудесная страна и пропала, как таинственный остров Жюля Верна, как Земля Санникова у Обручева…

Спор об Атлантиде шел и в каюте Ходорова, где писался план покорения океанского дна, и на палубе, и в кают–компании за завтраком и за ужином.

Все сидели с унылыми лицами, как на похоронах, вздыхали о пропавшей машине, а мы с Ходоровым рассуждали об Атлантиде.

Однажды Сысоев не выдержал:

— Юрий Сергеевич, должен сказать, что вы великолепны. Даже не знаю, следует ли возмущаться или восхищаться вами. Я просто завидую вашему умению выключать из мыслей неприятное. Но вы губите нашего хозяина. Ему надлежит подумать о защите.

— Почему о защите?

— Вам угодно не замечать факты, — произнес Сысоев, поджимая губы. — А факты таковы, что машина загублена… И это, конечно, произведет плохое впечатление.

— На кого?

— На кого угодно. На руководство в том числе.

— А я лучшего мнения о руководстве, — заявил я. — Только поверхностные люди судят так: вернулась машина — хороша, а не вернулась — плоха. Вы сами не считаете машину плохой. Так почему же вы полагаете, что руководство не разберется?

Не знаю, почему Сысоев забывал, что разные люди бывают на свете. Есть, конечно, директор Волков, но есть и Иван Гаврилович, тот, что послал меня «подумать головой». Я уже телеграфировал ему: «Спасибо», — а теперь написал еще подробное письмо, просил поддержать, даже рекомендовал заказать несколько ходоровских машин для Камчатки.

— Вы меня просто спасаете! — сказал Ходоров с чувством. — Будь мы всегда рядом, я бы горы своротил… горы!

— Алеша, — ответил я, — всякому ученому надо сворачивать горы — горы косности. Всегда я рядом не буду, учись нападать и отстаивать себя. Я с тобой только на два месяца — вместо Сочи. Нет, не благодари, у меня личная заинтересованность — корыстная цель. Я хочу, чтобы ты подумал о сухопутной геологии, о такой симпатичной машинке на лапах или на гусеницах, которая бегала бы по земле и показывала, что есть под землей. А я хочу сидеть в палатке, нога на ногу, дымить папироской, отгоняя комаров… и обдумывать факты… и давать радиоприказы: «А ну–ка, покажи мне глубину тысяча двести метров, где там под глинистым сводом нефтеносные пески?». Земля непрозрачна для света, Алеша, но пропускает всякие там нейтрино, гравитацию, магнитные силы, электрический ток… А для сейсмических волн земля прозрачна, как стекло, как вода для света. Впрочем, и вода не так уж прозрачна. Ведь на глубине–то, во впадинах, черным–черно. Однако ты сумел передать изображение без всякого кабеля сквозь десятикилометровую толщу соленой воды. Мне на суше не нужно десяти километров. Два километра на первое время. Я даже согласен на полкилометра для почина. Подумаешь? Обещай!

— Постараюсь, Юрий Сергеевич. Если только меня не выгонят из института.

30

Несколько дней спустя, оставив безрезультатные поиски, экспедиция вернулась на берег. Здесь все было по–прежнему: не умолкая грохотал прибой, каменистая площадка была скользкой от брызг. В пустой мастерской валялись гаечные ключи, паяльные лампы, обрезки жести и проволоки; капли олова застыли на пороге. Капли олова — вот все, что осталось от машины. На них было грустно смотреть, как на склянки с лекарствами на столике умершего. Человек ушел, а склянка стоит…