Наират-1. Смерть ничего не решает - Екатерина Лесина

Урлак наблюдает. Пускай.

Стол низкий до того, что сидеть за ним не получается, а если прилечь — так не получается есть. По пальцам течет горячий жир, который приходится слизывать, иначе они будут скользить на рукояти…

— Не переусердствуй, — наконец, соизволил заговорить Урлак. — Это не жадность, просто наша еда может оказаться слишком непривычной.

Пожалуй, он был прав. Самой бы следовало подумать. Да и драться с набитым животом плохо.

— Некоторые полагают, что вы питаетесь сугубо нектаром. Или — как там? — дерев плодами, неоскорбленными землею.

— Ошибаются. — Разливающаяся по телу сытость на некоторое время примирила Элью и с Урлаком, и с жизнью вообще. Определенно, она становится похожа на икке: только и надо, что пожрать да поспать.

— Я рад, что ты все-таки решилась заговорить. Это во многом облегчит задачу. Вина? Белое валесское, розовое из Шади, красное… Пожалуй, красное. — Он наполнил кубок.

Вино темное, в черноту и сладкое до омерзения, но Урлак приказал:

— Пей. Привыкай. Он любит именно этот сорт.

Винная патока склеила горло. Урлак же, щелкнув нефритовыми косточками четок, продолжил допрос:

— Ты можешь творить волшебство склан?

— Нет.

— Совсем?

— Совсем.

— Жаль. Но мы это немножко проверим. Потом. Умеешь танцевать?

— Что?

— Танец. Движение под музыку.

— Нет.

Вино пробудило наглость, и Элья, уже не стесняясь, разглядывала человека. Посажный богат. О том говорит и халат его — кажется, правильно говорить кемзал — из плотной парчи с оторочкой из собольего меха; и широкий пояс, украшенный золотыми бляхами. С пояса на коротких ремешках свисают короткая толстая плеть да деревянный пенальчик с наличниками тонкой чеканки. Вряд ли что-то боевое, скорее, коробка для перьев. На руках князя перстни, на плечах цепь с желтыми топазами. А вот подвеска на ней простая — круг, разделенный пополам. Серебряная кайма, белая эмаль и черная эмаль: внизу тоже чтят Всевидящего, пусть и по-своему.

— А играть музыку можешь? Кеманча? Риг? Сагаты? Селембина?

Снова нет. Во-первых, Элья понятия не имела, что такое кеманча да и все остальное. Во-вторых, музыка — для дьен.

— Тогда чтение? Мне доводилось слышать, что бывают женщины-чтецы.

Что ему вообще нужно? Да, Элья умеет читать — а кто не умеет? — но она не чтец. Она — фейхт, воин. Была.

— Воин? — переспросил Урлак. Повозился с поясом и толкнул через весь стол пенальчик.

Внутри оказались не перья, но разнообразнейшие стила. Элья перебрала несколько, выбрала одно, уперла в столешницу, надавила, стараясь почувствовать прогиб. Неплохо. В полторы пяди длинной, удобно лежит в ладони, а голубоватый оттенок шепчет об измененной стали. Элья показала стило Урлаку.

— Что ж, воин это тоже забавно, — произнес посажный. — И верни на место второе стило, мне не доставит удовольствия вытаскивать его из твоего рукава. Или собственной шеи.

Элья вытряхнула в коробку тончайшую спицу, качество которой не требовало даже проверки.

— Ты ему Ему определенно понравишься, склана.

— Кому?

Ее не собираются убивать. Во всяком случае пока. Урлак любезен, дружелюбен и, несомненно, расчетлив. Вопрос в том, чем обернется его расчетливость для Эльи. Но выбирать пока не из чего.

— Я нахожусь сейчас в презанятной ситуации. — Урлак вновь разлил вино по кубкам, и на сей раз Элья не стала ждать приказа. — Мне придется рассказывать простые вещи существу, которое я планирую поместить в непростую ситуацию и извлечь из этого пользу. Если в общих чертах, то… Всевидящий наградил Светлоокого кагана Тай-Ы, да продлятся годы его в радости и благоденствии, двумя сыновьями. Старший, наследник — тегин, владетельный князь Аррконы, Юкана и Таври, светлейший Ырхыз не так давно отметил двадцать первую весну, младшему, благословенному князю Аххры, Юым-шаду скоро будет три.

Вино горчит. Пускай. До дна и перевернуть: темные капли падают в ладонь. Они похожи на кровь, только не чернеют. Урлак не обратил внимания на выходку, он рассказывал. О ком? Тегин? Наследник? Это сын местного Владыки.

У Эльи со Скэром тоже могли быть дети. Наверное. Скэр — сволочь, а с тегином Элья не знакома, но стоит ли ждать чего-нибудь хорошего от людей?

Урлак проигнорировал протянутый кубок, лишь заметил:

— Сейчас лучше слушать, а пить будешь после, — и гораздо более жестким тоном: — Тебя изгнал собственный народ, следовательно, тебе придется учиться жить здесь. Если ты не научишься — умрешь. Может статься, это произойдет даже раньше, чем тебе в голову придет сама мысль учиться. Вас достаточно ненавидят, чтобы на твою казнь собралось все население этого городка. Или Ханмы, если мне захочется устроить представление в столице. Каган оценит, тем паче, что твоя смерть никоим образом не повредит переговорам. Понимаешь?

Он говорит о золотых фигурках на синем шелке, коленопреклонных, умирающих во имя чужой победы. Он не знает, что без крыльев Элья уже труп.

— И умирать ты будешь медленно. Не так долго, как длится эта война, но достаточно, чтобы удовлетворить ненависть народа. Поверь, склана, я не пугаю тебя, я лишь показываю возможные варианты. И искренне удивлюсь, если тебе придется по душе тот, в котором с тебя снимают шкуру на главной площади Ханмы.

— Не надо. — Элья мотнула головой. Дикари. Они еще большие дикари, чем ей казалось. Жестокие, жадные до крови и чужой боли. — Я готова слушать.

— Замечательно. Итак, тегин Ырхыз личность в высшей степени неординарная и столь же неоднозначная. Мальчик, бесспорно, талантлив, хотя имел не так много возможностей эти таланты проявить. Тем и важен для него любой новый шанс, каковым и является грядущее подписание мира.

Мир? Что ж, переговоры начались давно, сразу после рубки при Вед-Хаальд.

— С одной стороны, несомненно, формальность, с другой — пусть народ славит не только победителя, но и миротворца.

— А с третьей — у вас какие-то сложности? — Элья спросила наугад.

— Никаких сложностей, скорее случай, который вполне может оказаться счастливым. И для тебя в том числе. Ты поможешь Ырхызу и получишь место в его свите, а это означает защиту и возможность жить, пусть не так, как прежде, но и не так, как сегодня утром.

— Вы хотите, чтобы я…

— Рассказала чуть больше о ваших законах, о традициях, о привычках. О тех, кто должен сказать со стороны склан железное слово и поставить свою фамильную печать под договором! — Вот теперь он нервничал. Чешуйки-костяшки летели по нити четок уже беззвучно, но быстро, и все больше ускоряясь.

Он не врет, но явно недоговаривает. И на вопросы вряд ли станет отвечать. Но Элья все же задала: