Наират-1. Смерть ничего не решает - Екатерина Лесина

А потом клетку открыли и велели выползать. Выползти получилось. Встать тоже. И не упасть на первом шаге. А после третьего подняться и сделать четвертый. Человек сперва наблюдал, не помогая и не мешая, а когда надоело, связал руки и повел.

Неспешным шагом он пересек базарную площадь, где сырая солома и кожура орехов прикрывали грязь и нечистоты, свернул на улочку и, пройдя по гнилым мосткам, выбрался к городской стене.

— Живая? — поинтересовался он, сплевывая под ноги.

Элья не ответила. Она смотрела. На шатры, растянувшиеся вдоль стены. На шесты, увешанные пучками конских хвостов. На коновязи, лачуги, шатры и людей. На уродливое строение в два этажа, над входом в которое висела крашеная доска.

— Правильно. — Человек по-своему истолковал взгляд. — Тебе туда.

Он и передал Элью беловолосой Шуде, велев привести в «надлежащий вид», и подкрепил приказ несколькими монетами. Но то ли денег оказалось мало, то ли ненависти много. Элья не знала.

Терпела. Ждала. Молча напялила принесенную Шудой хламиду. Легла на скамью, когда позволили. Встала, когда приказали.

Подчиняться приказам было разумно. Пока.

Этот шатер выделялся размерами и показной роскошью полога. На бирюзовом шелке уместился целый мир, вышитый золотой нитью. В нем под пристальным взглядом огромного солнца крохотные люди на крохотных лошадках воевали с другими людьми, побеждали, вели пленных, казнили их. Последние сценки были выписаны с особым тщанием.

— На что выпялилась?! — рявкнул стражник, перехватывая копье. Стражи здесь хватает, но охраняют не Элью, а человека в шатре.

Он — гебораан, если может позволить подобную роскошь. И шест с семью конскими хвостами да парой золотых шнуров, вероятно, рассказал бы многое, умей Элья читать этот язык. Но она не умела и потому просто ждала, разглядывая картинки. А заодно и проверяя границы дозволенного.

Рисованные люди были жестоки.

— Посажный Урлак готов принять. — Наружу выглянул лысоватый мужчина. — Посажный Урлак велел без стражи. Желает самолично беседовать.

Мужчина выбрался наружу, а Элью не слишком-то вежливо подтолкнули в спину. За такое на Островах сперва бьют наотмашь, а потом вызывают на разговор в тесном дворике.

Внутри воняло мехами: старыми, переложенными для сохранности полынью, но оттого лишь более смрадными. Иногда враг прячется за вонью. У самого входа стоял стол — приземистый, никакого выигрыша по высоте в случае чего — за которым цепочкой вытянулись сундуки с покатыми крышками. А вот между ними можно поплясать и против нескольких противников. Масляная лампа да тренога с россыпью углей разбавляли темноту до блекло-сиреневых сумерек.

Эмана нет. Стражи нет. Оружия тоже нет.

— Мой род следует обычаям предков, — тихо сказал кто-то. — Простые дома — для детей, женщин и рабов. Воин же никогда не должен забывать о том, кто он есть.

Хозяин шатра, стоял у дальнего сундука. Сразу и не допрыгнуть.

— Ты понимаешь меня? Наш язык? По глазам вижу, понимаешь. Хорошо. Понимание — это уже много. Иди сюда. — Легкое движение, от которого всколыхнулся воздух, и на другом конце шатра вспыхнул свет. — Расскажи о себе.

Посажный — знать бы, что означает сей титул — Урлак был болезненно худ.

Костистое лицо его со скошенным вяловатым подбородком и узкими, приподнятыми к вискам глазами разительно отличалось от прочих лиц, виденных Эльей. Она даже не сразу поняла, что причина не в чертах, но во взгляде, отстраненно-задумчивом и холодном. Большинство наирцев, встреченных ранее, горело ненавистью изнутри. Этот был словно заморожен.

— Садись. — Урлак указал стул, единственный в шатре и явно чуждый месту. Россыпь подушек на белом ковре смотрелась куда более гармонично. — Почему у тебя нет крыльев?

— Потому что их отрезали.

Вопросы этого человека не следовало игнорировать, но Элья не знала, какого еще ответа он ждет. А ведь ждет, притом терпеливо. С левой руки его нефритовой змейкой свисают четки. Змейка ползет, перестукивая чешуями-бусинами, отсчитывая мгновенья.

Щелк-щелк-щелк — вряд ли Элью пощадят.

Щелк-щелк — люди убивают склан.

Щелк — склан тоже убивают склан.

Иногда в спину.

— Почему их отрезали? — Он поднял руку, и змейка зеленой лентой обвилась вокруг запястья, скрываясь в широком рукаве халата. — И кто? Люди?

— Нет.

— Твои сородичи?

— Да.

— Это ведь не ритуал, так? Нарушение закона? Гораздо вероятнее. В некоторых городах Лиги вору отрубают руку. Клеветнику вырывают язык. Насильнику… Впрочем, важно не это, а то, что все действия символичны. И мне интересно, за какое преступление у вас положено лишать крыльев?

Элья всмотрелась в его глаза, пытаясь понять, что скрывается за вымороженностью. Тугая голова не соображала. Это опаснее, чем плохо слушающиеся руки.

Теперь мысли часто разлетались осколками, как сон про доктора Ваабе. Раньше такого не было. Всё из-за крыльев. Из-за них тело чужое и в голове пусто-пусто. Как у икке или хуже.

— Говоришь ты, пусть и неохотно, но довольно чисто. Полагаю, случалось спускаться и неоднократно. Фактории? Наемники? Разведка? Или самое пекло?

Он был отвратительно проницателен. Да, Элья понимала их наречие, могла и разговаривать. Была отличная практика. Вранье, что наирцы скорее умрут, чем расскажут что-то.

Урлак усмехнулся.

— Достаточно необычна, чтобы заинтересовать. Достаточно упряма, чтобы удержать интерес. Достаточно живуча, чтобы его выдержать. Хорошее сочетание.

Под коркой льда проскользнуло удовлетворение, но чем именно — Элья не поняла.

— Молчание в данном случае вовсе не золото, — заметил Урлак, подходя ближе. Слишком уж близко, чтобы можно было чувствовать себя в безопасности. Пальцы его, словно невзначай коснувшись щеки, скользнули к подбородку. Жесткие, они пахли железом и вызывали отвращение, но на попытку отстраниться последовала команда:

— Сиди смирно. Я ничего тебе не сделаю.

Волосы, шея, плечи… Что ему нужно?

Еще одна команда:

— Встань. Повернись.

Умеет приказывать. Странный осмотр продолжился. Человек желает удовлетворить свое любопытство? Пускай. Он ничем не лучше тех, которые приходили в Аршину палатку, и ничем не хуже их. Обыкновенный.

— Что ж. — Урлак отступил. — Мне, пожалуй, иногда везет. До идеала далеко, но с мужчиной было бы еще сложнее. Садись. Ты голодна? Если нет желания говорить, можешь кивнуть.

Элья так и сделала.

Ворох подушек, а между ними двурогий канделябр с парой толстых свечей. Белые круги блюд. Ни одного ножа. Запах жареного мяса вызывает тошноту, вкус почти не чувствуется, но есть надо.