Заблуждение велосипеда - Ксения Драгунская

Сердясь на меня, мама грозилась отдать меня в интернат или умереть.

«Я скоро умру, так и знай!»

И всякий раз, когда она долго не приходила с работы, я боялась: а вдруг она умерла? Ведь она старше родителей всех моих одноклассников и друзей.

Вдруг она уже умерла, а ведь с утра за завтраком мы немножко поссорились и теперь не сможем помириться… Какой ужас…

Боже, Боже, добрый Бог, сделай, пожалуйста, так, чтобы мама не умирала.

Ну, она, наверное, просто куда-нибудь заходила после работы. Туда, где весело и интересно…

В начале семидесятых шел массовый «отвал» из Советского Союза.

То и дело и я слышала странное слово «вирусалим».

«Они уже вирусалиме… Он поначалу бедствовал, сидел где-то в глуши, но теперь вроде наладилось у него, перебрался вирусалим».

Это было похоже на «вирус».

Вирусалим — это заразное?

Тетя Рая Коган, мама моих товарищей по детскому саду, близнецов Паши и Егора, уговаривала мою маму пойти на проводы Галича.

— Прости, Раечка, но я не пойду, — сказала мама, намекая, очевидно, что сама-то тетя-то Рая собирается уезжать, а мы остаемся, и неизвестно, каким образом участие в проводах такого персонажа, как Галич, аукнется нам в стране советов.

Коганы уехали, и некоторое время Паша и Егор присылали мне красивые поздравительные открытки, где борода у Санта-Клауса была сделана из белого перышка, и уже писали английское «I» вместо русского «И», путали буквы, потом и вовсе перестали писать. Тетя Рая, кстати, она была в родстве с самим Шолом-Алейхемом, вскоре умерла, и парнишек усыновили люди из Пенсильвании, владельцы нефтяных скважин. Надеюсь, что у «коганят», как их называли в детском саду, все сложилось неплохо.

А я до сих пор помню, что у них день рождения четвертого апреля!

Сосед по Каретному, самый что ни на есть настоящий Буба Касторский из «Неуловимых», актер Борис Сичкин, тоже собрался ехать и уговаривал маму следовать его примеру.

— Вот этого ребенка вы, Аллочка, хотите оставить большевикам?! — трагически воскликнул однажды он, встретив нас возле лифта.

Сильно вжился в образ бандита-анархиста времен Гражданской войны.

Как же хорошо, что мы никуда не уехали! Могу себе представить, что бы из меня вышло в Америке. Прежде всего я бы отвыкла от русского, разучилась бы произносить свою любимую букву «Ы», превратилась бы в какую-нибудь осатанелую феминистку с очками на длинном висючем носу.

Да, несомненно, в Америке у меня первым делом вырос бы длиннющий нос и просело бы зрение…

Захожу на кухню и останавливаюсь ошеломленная. Как чисто! Какой порядок на нашей кухне, где всегда жуткий раскардаш и ничего не найти. Порядок, чистота и уют, и даже радио, старая «Спидола», вечно сипящая и трещащая, ясно играет красивую музыку.

К маме кто-то придет, она ждет гостей, и поэтому мне сейчас надо двигать к очередным милейшим интеллигентнейшим людям.

Или в Черемушки? К тете Музе?

Мама занята, и поэтому сегодня после школы я сама, одна еду на метро к тете Музе в Черемушки. А завтра утром мы все — тетя Муза, дядя Миша, Андрей, Люся и Таня, и даже Витя, едем к нам на дачу, на автобусе, без всякого такси! Майские праздники!

У первого вагона на станции «Черемушки» меня встречает Витя, мой двоюродный брат, или сама тетя Муза, она издалека улыбается мне, она очень добрая.

Как весело, как хорошо у них в пятиэтажке! Квартира такая маленькая, а народу так много, что ничего не страшно. Спим за шкафом, на одном диванчике вместе с Таней, дочкой моего старшего двоюродного брата. Как хорошо, как спокойно, как сладко засыпать, когда вокруг полно народу и на кухне еще звенят чашками и вполголоса переговариваются. Утром долго и суматошно собираемся и большой ватагой вываливаем во двор, где сушится белье, чьи-то ноги в кедах торчат из-под старого «Москвича», и все здороваются с моей тетей. Все ее знают и уважают, она библиотекарь в ближайшей школе, и многих, даже самых бестолковых и «проблемных», приучила к чтению.

На даче дядя Миша перво-наперво разводит костер. «Дядя Миша — пироман», — говорит о нем мой брат. Я тоже обожаю костры! Тетя Муза готовит домашний квас, мы с Таней помогаем резать вареную картошку, редиску, огурцы и зеленый лук. Окрошка! И еще целых два или три дня мы убираем участок, приводим в порядок сад и огород, в которых дядя Миша, крестьянин из-под Луховиц, отлично разбирается. Общественные собаки, Смелый и Клякса, приходят к нам погостить и угоститься. Дядя Миша очень любит собак и рыбалку, вырос на Оке.

Тетя Муза, старшая сестра моей мамы, и ее муж дядя Миша — мои любимые люди. Они фронтовики. Они никогда меня не «воспитывают». Они такие хорошие, что я ними я всегда веду себя хорошо, помогаю и слушаюсь. У них три сына. Миша — профессиональный военный, и они часто переезжали с места на место, и вообще, много повидали. Праведники, простые советские люди. Муза и Миша — коммунисты. Моя мама всегда ругается с тетей Музой из-за политики.

Мама показывает мне заграничную газету. Большой, на страницу, портрет, старая фотография — четыре девочки. Какие они красивые, необыкновенные, в платьях, как из сказки. С ними младший мальчик в матроске — чудесный.

— Мама, кто это?

— Это русские принц и принцессы.

— Принц и принцессы? Наши? Русские? У нас есть? А где они живут? Как с ними познакомиться? Мама, ну мама же, ну скажи, как?

— Их убили. Давно, — говорит мама, глядя на меня прямо, строго, почти неприязненно серо-зелеными глазами. — Завели в маленькую комнату с низким потолком и стреляли из нескольких пистолетов.

— За что? Кто убил?

— Коммунисты.

Коммунисты!..

Муза и Миша?

Так вот, значит, что… Это только с виду они такие добрые, а если «где-то однажды грянет гром, небо вспыхнет огнем», тут же побегут стрелять в принца и принцесс…

Не в силах задавать вопросы, я перевариваю услышанное.

— Узнаешь все, когда вырастешь.

Газету складывают и убирают.

Не помню, было ли при этом сказано, что в школе об этом говорить не надо.

Интересно, что тогда, в детстве, я не ринулась к дяде Мише и тете Музе с выяснениями, зачем коммунисты убили принца и принцесс. Новость была такая ошеломительная, невероятная, что я ее куда-то спрятала, в маленькую коробочку, в дальний уголок сознания. Коробочка, а в ней записочка: «коммунисты застрелили принца и принцесс из пистолетов». И я об этом не забыла. Когда о царственных страстотерпцах заговорили вовсю, шорох большой газеты и фотография сказочных детей вспомнились мигом.

А зачем мама этим меня «загружала»?

Непонятно.

Как и сбор моха накануне зимы — зачем это было нужно? Полагалось заклеивать окна на зиму, а между рамами что-нибудь класть, для тепла. Можно вату. На нее даже кладут елочные игрушки или другие «штучки».

Но мама считает, что между рамами нужен именно мох, зеленый, настоящий, и вот в одно из воскресений на даче, в начале ноября, даже не в воскресенье, а на каникулах, парад по телевизору и мокрый снег, темно, и сыро, и туман, мы отправляемся в лес, на его край, в начало леса, под елки, и, ползая там на карачках, собираем мох, и мама очень мрачная, в плохом настроении.

Пахнет сырой землей, невзгодами, бедностью, чем-то тяжелым и темным, из чьей-то чужой жизни…

К Яковлевым сходила, собак проведала, возвращаюсь домой…

Мама приехала и сердится, что меня нет дома. Но я совсем не огорчаюсь, что она сердится. Главное, что она приехала! Она тут! Со мной!

Ура, мама приехала!

Мама приехала и собирается в гости. Я-то думала, она со мной побудет.

Она сидит перед туалетным столиком, причесывается, надушивается и накрашивается.

— Я могу взять тебя с собой. Если, конечно, ты дашь мне честное слово, что будешь вести себя как хорошая большая девочка.

В гости? Значит, к Нагибиным!

Их дом похож на дворец — столько там старинных вещей, картин, икон, портретов, тарелок, ламп и штучек. И они совсем не облезлые, не навалены в кучу лишь бы как, они все починенные, сверкающие, отреставрированные, на них смотрят, их трогают руками, из них едят. По стенам висят фотографии старинных людей в красивых рамочках. Я думала, что это родственники тети Аллы и Юрия Марковича, но мама объяснила мне, что это чужие люди, чьи фотографии просто купили у букинистов и повесили для красоты. Еще у Нагибиных есть собаки и кошки. Они их обожают и со смехом рассказывают, как очередной полосатый Мурзик неожиданно оказался не котом, а кошкой и принес котят в шкафу, на шубах Аллы Григорьевны.

Алла Григорьевна красивая и веселая, как в кино, в длинных платьях и с блестящими серьгами, непременно угостит чем-нибудь дивно вкусным и красивым — муссом с клубникой в большом квадратном стакане. Юрий Маркович со мной почти не разговаривает, не умеет разговаривать с детьми и не пытается притвориться, именно за это я его очень ценю — не пристает с одними и теми же вопросами. У него тик, оставшийся от контузии на войне — дергается щека и глаз.