Кит на пляже - Винко Мёдерндорфер

Бреда тоже никогда не была мне подругой

Мой брат Игорь на три года младше меня. Сейчас ему десять. И такой он будет всю жизнь. В теле десятилетнего ребёнка с мозгами трёхлетнего. Так мне папа сказал.

Когда мы были маленькие, мне казалось, что всё нормально. Мне было шесть лет, ему три. Он был такой крупненький младенец и всё время смеялся. А когда я пошла в школу, мне с каждым годом становилось всё яснее, что он не такой, как все. Совсем не такой. И мама становилась всё мрачнее. У меня сохранились туманные воспоминания про весёлую маму, одетую в пёстрые, разноцветные наряды, которая улыбается, которая подбрасывает меня над головой и смеётся. Не знаю, правда это или какие-то посторонние воспоминания. Про кого-то другого. Из какого-нибудь фильма. Я просто хотела, чтобы моя мама была такой, или она правда такая была поначалу? Не знаю. Знаю только, что, пока Игорь рос, весёлая мама превращалась постепенно во всё более мрачную маму. И одеваться стала так, как сейчас. В тёмные платья и костюмы. И всё время была грустная. С работы тоже ушла. Предпочитала быть дома, но не с Игорем. Когда мы жили во Франции, Игорь некоторое время с нами не жил. Он жил в пансионе. Папа привозил его домой только несколько раз в месяц. Он ездил за ним один. Мама с ним ездить не хотела. Иногда он брал меня с собой. В этом пансионе почти все были такие, как Игорь. Мир из одних Игорей. Меня мучали кошмары. Я кричала во сне. После этого он меня больше с собой не брал. Он отправлялся за Игорем, а мы с мамой ждали дома. Я уже хорошо понимала, какой мой брат особенный. В те выходные, когда Игорь был дома, я вела себя совершенно иначе, чем обычно. Запиралась в своей комнате. И потом ещё несколько дней не могла прийти в себя. Мама с папой ругались. Мы больше не обнимались; утром по воскресеньям я больше не приходила к ним в кровать. Папа выглядел очень несчастным. И потом они мне вдруг сказали, что мы вернёмся домой. Я была в четвёртом классе. Мне было непонятно, почему вдруг. Они сказали, что Игорю так будет лучше. Чтобы мы были вместе. И что иначе мы упустим время, когда я ещё могу пойти в словенскую школу, – хотя во Франции я во второй половине дня ходила заниматься языком, и дома мы тоже говорили только по-словенски. Папа сказал, что ему надоело жить за границей и что дома он сможет сделать больше. Он считал, что дома Игорю будет лучше, и маме, и мне.

Потом мы жили в бабушкином доме, в деревне. Возле маленького посёлка, где были школа и магазин. В прошлом году мы переехали в этот дом, и я опять пошла в новую школу. Уже в третью.

Стук.

Прикидываю: папа или мама, кто-то из них пришёл сказать мне спокойной ночи. Может, даже вместе пришли, чего не случалось уже очень давно. Хотят поговорить со мной о моих одноклассниках. Им интересно, что это за люди. Может быть, им интересно, почему они вдруг пришли в гости без предупреждения.

Я открываю двери. Там стоят Бреда и Игорь.

Игорь тут же бросается ко мне и обнимает.

– Сестра, сестричка, – говорит он сквозь слюни.

У меня много опыта, и я понимаю, что он говорит. Одноклассники наверняка не поняли. Ну, Петра, безусловно, поняла, когда он сказал, что она его любимая. Некоторые слова Игорь произносит очень ясно и громко. Когда хочет, чтобы именно эти слова поняли. В этом я не сомневаюсь. Он умеет быть хитрым и расчётливым, как трёхлетние дети.

– Я уже ложусь, – говорю я, надеясь, что они поскорее уберутся. Но Бреду не проведёшь. Она входит в комнату. Игорь – за ней.

Игорь кажется ещё более неуклюжим, чем раньше. Так бывает, когда он устал и хочет спать. От усталости он может, например, что-нибудь разбить. Не нарочно. Тело его не слушается. Он как кит на суше. Большой, огромный для своего возраста, и двигается так, как будто это непривычная ему среда. Я смотрю, как он ковыляет по моей комнате, слежу за каждым его движением. На краю стола стоит мой компьютер; если его занесёт туда, надо будет быстро подскочить и передвинуть вещи на середину стола.

– Почему ты не хочешь, чтобы я тебе иногда помогла прибраться? – спрашивает Бреда, оглядывая комнату.

Я не отвечаю. Иду к кровати, сажусь на неё. Я бы хотела им как-то не очень грубо продемонстрировать, что я ложусь спать, пусть уже уходят. Игорь прилезает ко мне на кровать и смотрит, как будто впервые меня увидел. Бреда медленно ходит туда-сюда.

– Мне нравится твоя комната, – говорит она.

– Твоя комната, – повторяет Игорь, – нравится.

Я ничего не отвечаю. Что будет завтра? Как будут смотреть на меня одноклассники, когда я приду в школу? По-другому, чем раньше? Раньше они мной восхищались. Были моими друзьями. А завтра? Я вспоминаю, что произошло в предыдущей школе, в деревне. Папа пришёл за мной в конце учебного дня. Вместе с Игорем. Одноклассники увидели, как он мне машет и что-то кричит своим гортанным голосом. После этого всё было по-другому. Меня они тоже стали считать недоразвитой. Слегка нездоровой. Я заметила, что они стали по-другому со мной разговаривать. Учительница Сова – у неё были большие глаза и огромные круглые очки – разговаривала со мной, как будто мне пять лет. Это было ужасно. И лучшая подруга перестала со мной дружить. Наверное, она решила, что синдром Дауна заразен, что я тоже носитель вируса. Избегала меня, как зачумлённую. И что, завтра это всё случится снова? Слава богу, учителя не знают про моего брата. А одноклассники уже наверняка знают все. Барбка им послала сообщения. А у Петры пальцы уже, наверное, не сгибаются после стольких усилий: «У Ники брат псих». Матевж и Милан сейчас рассказывают родным про психа, которого они увидели дома у своей одноклассницы Ники. Мне страшно.

– Ты им что, не сказала? – спрашивает Бреда, садясь ко мне на кровать.

Теперь мы все втроём сидим на кровати. Посередине я, справа Игорь, слева Бреда. Оба смотрят на меня. Игорь таращится своими мутными глазами; не знаю точно, что он думает: что я его игрушка? Сестра? Любимая? Что, что, что?! А Бреда берёт меня за руку. Я тут же отдергиваю руку; меня как будто током ударило.

– Нервничаешь, – догадывается Бреда.

А то! Завтра меня ждёт отвратительный день. Самый отвратительный со времени моего поступления в эту школу. Может быть, самый отвратительный в жизни. Что подумает Алекс, когда узнает? Петра ему с наслаждением сообщила: «В Никиной семье есть психи. Да и Ника сама псих. Яблоко от яблони,