Тайный дневник Исабель - Карла Манглано

Поверив в это свое предположение и тут же забыв о своей усталости и сонливости, я подумала, что мне, пожалуй, следует немедленно спуститься в столовую и попытаться найти талисман, пока на него не наступили, не пнули его случайно ногой или не смели веником вместе с каким-нибудь мусором — тогда я утратила бы свой талисман навсегда.

Я еще не успела раздеться, поэтому, не теряя ни минуты, вышла из своей комнаты. В замке было очень тихо и темно. Все разошлись по своим комнатам сразу же после окончания праздника, и замок, казалось, отдыхал вместе со своими обитателями в ожидании следующего дня. Немного робея от непривычной для меня тишины и темноты, я осторожно проскользнула по лестницам и коридорам и подошла к столовой. Когда я приоткрыла дверь, раздался громкий скрип, и мне показалось, что он поднимет на ноги весь дом. Войдя в столовую, я зажгла керосиновую лампу и, опустившись на четвереньки, залезла под стол, намереваясь все там тщательно осмотреть и попытаться найти свое маленькое сокровище.

— И вы его нашли? — поинтересовался Ричард.

— Да… Талисман, как я и предполагала, валялся под столом.

Я соврала Ричарду Виндфилду. Точнее, не соврала, а кое о чем умолчала, потому что я не стала рассказывать ему о том, что затем произошло.

Я и в самом деле, любовь моя, залезла под стол. Я не помню, сколько времени я провела там, тщательно осматривая пол. Я только помню, что, устав лазать на четвереньках и уже теряя надежду найти свой талисман, я оперлась на округлый выступ одной из ножек стола и вдруг почувствовала, что она под давлением моей ладони начала смещаться. Услышав скрип какого-то механизма и почувствовав, как где-то за моей спиной что-то начало двигаться, я испуганно обернулась и увидела, что одна из стен столовой расходится — как раздвижная дверь, — и что за ней появляется темный проход, похожий не столько на настоящий проем, сколько на нарисованное на гигантском холсте огромное черное пятно.

Я в течение пары минут сидела молча, не шевелясь, и испуганно хлопала ресницами. Кожей я почувствовала, что в столовую начал проникать поток воздуха, пахнущего плесенью и сыростью — как будто только что открыли склеп. Затем, преодолев страх и нерешительность, я выбралась из-под стола и подошла к только что открывшемуся передо мной проходу. Я ощутила ледяной сквозняк, он поднимал в воздух пыль и колыхал висевшую в верхних углах проема паутину. Я вытянула вперед руку, в которой держала лампу. За пределами освещенного ею небольшого пространства темнота была буквально кромешной. А еще было очень тихо. Хотя нет! Мне на мгновение показалось, что мой настороженный слух уловил какие-то еле слышные звуки, похожие на ритмичное, непрерывное, волнующее пение…

Я знала, что в старинных замках обычно полно потайных входов и выходов, соединяющихся друг с другом туннелям и ходами. Но зачем было делать такие туннели и ходы в Брунштрихе? Может, там устроены тайники или помещения для секретных встреч, а может они позволяют тайно пробраться из одного помещения в другое или же даже в соседнее здание? Я уверена, что Карл, столь хорошо знакомый с историей строительства замка, знал и об этих элементах его конструкции… Впрочем, он ни разу не упомянул о них в своем пространном рассказе, которым попотчевал меня в день моего приезда в Брунштрих. Как бы то ни было, подобный потайной ход ассоциировался в моем сознании с загадками, тайнами, оккультизмом. Темный ход, зловещие звуки, напоминающие пение, любопытство, непреодолимая привлекательность неизвестного, желание выяснить, что к чему… Я нашла десятки причин для того, чтобы, еще крепче сжав в руке лампу, двинуться в глубину зияющего передо мной черного проема. Вскоре я уже шагала по погруженному в темноту коридору — настолько узкому, что он, казалось, сдавливал меня со всех сторон. Это было явно неподходящее место для прогулок клаустрофобов. Слева и справа от меня тянулись с монотонным однообразием стены из тесаного камня, а прямо передо мной плясали пугливые тени, создаваемые светом моей лампы. Потолок, густо покрытый пятнами сырости (кое-где сверху капала вода), поначалу был таким низким, что мне приходилось идти, согнувшись. Затем он, наоборот, стал таким высоким, что я его в окружавшем меня полумраке уже почти не видела. Звуки чьих-то голосов становились все более и более различимыми. Впрочем, я не видела впереди себя ни малейших признаков чьего-либо присутствия или хотя бы какого-нибудь источника света.

Шагая в полумраке, я утратила чувство времени и пространства. Я не могла определить ни какое расстояние я преодолела, ни сколько минут шла по этому подземному коридору, который не имел никаких ответвлений или чего-либо мало-мальски примечательного. Единственное, что здесь привлекало мое внимание — это не прерывающиеся ни на секунду звуки чьих-то голосов: они были похожи на неприятное для моего слуха назойливое жужжание (так жужжат летом мухи), и это — доносившееся как бы сразу со всех сторон — жужжание несло в себе какую-то скрытую угрозу, от чего у меня на лбу выступил холодный пот. Эти звуки давили мне на психику, мне было страшно. Эти звуки были такими назойливыми, что, если бы они даже и стихли, я, наверное, все равно продолжала бы их слышать. Эти звуки постепенно сводили меня с ума…

Я, так пока никуда и не дойдя, остановилась и оглянулась. А вдруг вслед за мною кто-то идет? Вдруг на меня здесь нападут? Вдруг кто-то вот прямо сейчас прикоснется к моей спине и начнет что-то шептать на ухо?

Окружавшая меня темнота трансформировалась в большое белое полотно, на котором мое воображение начало рисовать полупрозрачных призраков, лица с жутко бесчувственным выражением, чьи-то потерянные души, выкрикивающие мое имя. У меня возникло неприятное ощущение, что ко мне приближается кто-то — или что-то, я даже ощущала на своем затылке чье-то холодное и влажное дыхание. И вдруг я перестала что-либо слышать и вообще чувствовать: меня охватила паника. Мое сердце забилось намного быстрее, и его удары стали отдаваться в висках и в грудной клетке, как будто кто-то колотил кулаками где-то внутри меня, отчего мое дыхание стало прерывистым и шумным. Звуков голосов больше не было слышно… Однако мне вдруг почему-то очень захотелось услышать их, почувствовать чье-то присутствие… И тут я услышала голос своего отца: «Ты должна бояться только живых». Я в ужасе быстро засеменила вперед.

Когда мне уже начало казаться, что я так и буду всю оставшуюся жизнь блуждать по этому бесконечному подземному коридору, где-то далеко впереди меня замерцал слабый свет. Я ускорила шаг настолько, насколько мне позволяли это сделать мои — ставшие едва ли не каменными — ноги, и… и едва не врезалась лбом в металлическую дверь, которую я, всецело сосредоточившись на своей поспешной ходьбе, заметила лишь в самый последний момент. За этой дверью я увидела — сквозь имеющееся в ней оконце — свет и снова услышала голоса. Последние несколько минут мне не позволяли их услышать шум моих собственных шагов и охватившая меня паника. Теперь же они звучали очень отчетливо, мне стало ясно, что это человеческие голоса.

Я дотронулась рукой до металлической двери и почувствовала под пальцами шершавую поверхность и прохладу ржавого металла, у меня на коже остались следы ржавчины. За этой дверью, из-за зарешеченного оконца походившей на дверь тюремной камеры, я увидела огромное помещение, пол которого находился метров на пять ниже того места, где я стояла. От двери вдоль стены уходила вниз каменная лестница. Судя по цепям, которые свисали со стен, здесь когда-то была подземная тюрьма, возможно, состоящая из нескольких соединенных друг с другом помещений, — в стенах на разных уровнях были еще какие-то двери. Помещение было освещено свечами, факелами и масляными светильниками. На полу виднелись охапки полусгнившей соломы и доски, которые, наверное, когда-то были частью — впоследствии рухнувшего — потолка или же, наоборот, настила пола.

«Ты должна бояться только живых», — произнес снова голос моего отца.

В этом помещении, похоже, как раз скрывались от посторонних взоров живые: вокруг стоявшего там стола сидели пять человек в одеяниях с капюшонами. Их лица были скрыты масками, а одеяния представляли собой туники разных цветов — черная, красная, голубая, коричневая и белая. Рядом с этими людьми, словно бы председательствуя на собрании, находилась статуэтка, напомнившая мне одно из индуистских божеств: она была изготовлена из — теперь уже позеленевшей — бронзы, а ее многочисленные руки и ноги застыли в таких замысловатых положениях, как будто она танцевала, подпрыгивая и чудом умудряясь при этом сохранять равновесие. Изящество ее туловища, ног и рук сильно контрастировало со звероподобным выражением ее лица… Хотя находившиеся в помещении люди, по всей видимости, старались говорить тихо, благодаря изумительной акустике я смогла расслышать, что изъясняются они на каком-то странном языке. Я заметила, что особое уважение при этом оказывалось тому из них, который был одет в тунику черного цвета. Они передавали друг другу книгу в красной обложке, обращаясь с ней очень и очень осторожно. Зрелище, надо сказать, было довольно жуткое: мрачное помещение, маски, из-под которых раздавались приглушенные голоса, странный язык, статуэтка с ужасной физиономией… Что это были за люди, скрывающие свои лица под масками? И что было написано в той книге с красной обложкой?