Осень на Шантарских островах - Борис Казанов

-- Да, не то что теперь, -- согласился бывший боцман Архипов. Он понюхал коньяк и сморщился: -- Чего это ты пьешь?

-- Не нравится? -- усмехнулся помощник. -- Тебе это никогда не нравилось... Забыл, как пурген в бражку бросал?

-- А вам и невдомек было! -- закашлялся Архипов, слезы у него выступили на глазах. -- Бывало, только выйдем на боте, а кто-нибудь уже за живот держится: боцман, правь скорее к льдинке, к льдинке...

Они помолчали.

-- Я слышал, что Кулаков погиб, -- сказал боцман.

-- Он хотел бот спасти, Санька... У них солярка кончилась, вызвали судно по рации. А судну не подойти -- лед спрессовался, тяжелый... Капитан передает: бросайте бот, идите к берегу. Все пошли, а он повернул назад. Он хотел бот спасти, а этому боту -- шесть рублей государственная цена...

-- Глупо, конечно, -- согласился боцман. -- Но подумай: а как ему без бота? Он стрелок, ему надо на боте ходить...

-- Все ты можешь объяснить, -- нахмурился Ишмаков.

Архипов завозился в карманах и вдруг положил на стол тяжелый замок, завернутый в промасленную бумагу.

-- От подшкиперской, -- объяснил он. -- Уходил на пенсию, взял по привычке, чтоб не стянул кто-нибудь... Это еще довоенный, работает, как машина...

-- Бережливый ты на государственное добро, -- сказал помощник. -- В одной робишке, наверное, всю жизнь проходил, а в кладовой целые залежи барахла... Вон сколько медалей заработал! Хвастаешься сейчас небось...

-- Ну, медали я, положим, не за это заработал... А ношу их потому, что пионеры все время на утренники вызывают, не успеваешь их вешать... Вот и ношу, -- Архипов вдруг обиделся чего-то.

-- Обожди-ка, -- остановил его помощник. -- Возьми икры, подкрепи душу.

-- Тут тебе самому ничего не осталось...

-- Тогда селедку возьми: сам разводил тузлук, с листом и перцем, -видишь, какая...

-- Так не возьмешь замок? -- спросил Архипов.

-- Давай, -- согласился помощник, -- пригодится.

-- Вот спасибо! -- обрадовался бывший боцман.

-- Тебе спасибо. Живи долго, на радость пионерам, -- засмеялся помощник. Архипов вышел.

Потом появился еще один. Помощник его фамилии не помнил. Когда Ишмаков работал на гидрографическом судне, этот парень был простым угломерщиком. Теперь он занимал должность технолога флотилии. Ишмаков его не приглашал, он подошел сам. Он сидел за столом, аккуратный молодой человек с пробором на голове, со сверкающими запонками в рукавах рубашки, и увлеченно чертил какую-то схему -- собственный проект, по которому в скором будущем будут добывать зверя на береговых лежбищах.

-- Ваш промысел технически устарел, -- говорил он. -- Даже на осенней добыче шкуры малопригодны, на них остаются кровоподтеки от дубин...

-- О звере беспокоишься? -- не понял помощник. -- А когда инженером на судне работал, так закрывал глаза на бой недомерков... А почему закрывал? А потому что ваша получка от нашего плана зависела...

Технолог стушевался.

-- Ну, теперь все по-другому, -- ответил он.

-- Сколько бьем каждый год, а вы о его шкуре беспокоитесь! -- говорил помощник. -- А ТИНРО* ему кишки меряет, дерьмо берет на анализ... Вот Белкин был, далеко вам до него.

* Тихоокеанский научно-исследовательский институт рыбного хозяйства и океанографии.

-- Так ведь и он кишки мерял...

-- Не тебе говорить про него... Белкин живое понимал, елки-двадцать... К примеру, ты зверя разделываешь, а сердце его под твоей рукой -- тук-тук... Понимаешь, что это такое?

-- Что тут понимать? -- Он поднял на помощника серые, немигающие глаза.

-- Знаешь, иди отсюда! -- сказал помощник.

Тот обиделся, поднялся из-за стола, и помощник вскоре услышал его размеренные шаги вверху.

"Санька хотел бот спасти -- шесть рублей ему красная цена... -- подумал он. -- Одно дело -- молодежь... Для них этот промысел все равно что охота какая-нибудь. Торопятся, погибают из-за дурости: винтовку не поставит на предохранитель, а пуля в стволе... Лезут за зверем в самое пекло... Можно подумать, что им денег больше, чем кому, надо! Саньке и без бота было чем заняться на судне, и деньги одни и те же... Не хотел с жиром возиться -из-за глупости погиб, из-за мальчишества..."

Помощник разглядывал бумажку с дочкиными каракулями -- в такие бумажки жена заворачивала яички, которые пересылала ему на промысел. Дочка писала правильно, помощник не находил ошибок... "Хорошая девка растет!" -- подумал он. Настроение у него поднялось немного.

В столовой уже никого не осталось, кроме обслуживающего персонала. Заведующая стояла у кассы, скрестив на животе полные белые руки. Ее звали Жанной, она когда-то работала буфетчицей на "Житомире". Этот "Житомир" утонул дурацким образом: у него в трюме возникла сильная течь, капитан решил осушиться, а грунт там был неровный, судно переломилось... Теперь Жанна не ходила в море, переложила эту обязанность на мужа -- он работал штурманом на китобойной базе "Советская Россия". Помощник знал всю ее биографию.

-- А ну, подойди сюда! -- сказал он.

Жанна подошла, присела, улыбаясь, привычным движением смахнула со стопа крошки.

-- Чего тебе?

-- "Чего тебе"... Когда-то поласковей разговаривала...

-- Ох и давно это было! -- засмеялась она, налила себе, что оставалось, и выпила одним духом.

-- Не мешает тебе эта морская привычка? -- поинтересовался помощник.

-- Вроде не мешает... Иногда пьяная совсем, лица как в тумане, а деньги ясно вижу -- ни разу не спутала...

-- Как муж?

-- В плаванье он... Раньше мне его работа не мешала, -- призналась она, -- а теперь постарела, иногда такое накатит...

-- Еще есть совесть, слава богу...

-- Ты б уже молчал -- сам на троих был женатый...

-- Верно, на троих...

Помощник задумался. Он за свою жизнь знал немного женщин, а еще меньше запомнилось. Первая у него была вот эта, но какой про нее разговор? Наверное, первой была все-таки вторая, она и запомнилась. Работала на мебельной фабрике, а до того всю войну с детдомом переехала... Много она горюшка хватила в молодости, и потом не повезло. Заболела вдруг -- рак крови... Положили в 16-ю больницу, он ее принес оттуда на руках. Суставы у нее очень болели, не могла есть: он ей морковку потрет и кормит с ложечки, как ребенка. Потом отнесет в ванну, помоет -- потела она страшно. Глядит на него: "Ляг, поспи..." Он от нее шесть суток не отходил. Вечером проснулась, говорит: "Сашенька, плохой сон приснился..." А наутро умерла, двадцать девятого августа...

А теперь у него третья -- все дети от нее, домохозяйки. Уже, наверное, все приготовила к его приходу, сейчас прибежит...

Жена пришла через несколько минут.

"Зубы у нее, одно удовольствие!.." -- подумал помощник. Однажды она ему хотела пуговицу перешить на кожанке, ножниц под рукой не было, как хватанула зубами, так и вырвала пуговицу вместе с куском кожи...

-- Сидишь? -- спросила она, развязывая платок.

-- Сижу, Клава...

Она повертела пустую бутылку.

-- А я тебе водку взяла, баньку натопила.

-- Санька у нас погиб...

-- Знаю. Жинка его сейчас у нас: силком напоила ее, уложила спать... Пускай пока у нас живет...

-- Молодец ты у меня! -- он погладил ее по голове.

Официантки смотрели на них.

-- Ну, пошли, -- сказала она. -- Сколько той ночи осталось...

Он лежал на широкой кровати под собственным портретом в тяжелой раме -там он казался очень солидным, как обычно получаются на фотографиях люди маленького роста, и ему снилось, как он с детишками ловит чилимов на Амурском лимане. Он и во сне знал, что завтра уходит в море, что рыбалки не получится, но не мешал себе: день был такой радостный, чилимы так хорошо ловились, ребятишки весело кричали -- грех было думать о чем-нибудь другом...

ОСЕНЬ НА ШАНТАРСКИХ ОСТРОВАХ

1

В кают-компании играли в карты. За столом сидели трое, но вел игру один, Сергей Кауфман, моторист, -- все взятки были его. Это был детина с курчавой рыжей бородой, с лицом тяжелым и пористым, словно из вулканического туфа. Напротив Сергея сидел матрос Виктор Кадде -- венгр по национальности, тщедушный старичок с длинными пушистыми усами, которые казались на его худом лице неживыми. А третьим был буфетчик.

Буфетчик проигрывал прямо катастрофически, и, едва они успели доиграть кон, как он принялся тасовать колоду, -- ему не терпелось отыграться.

-- Не трогай карты, -- сказал ему Сергей. -- Виктор, тебе сдавать...

Старик уже ничего не слышал. Он спал, положив на клеенку стола плешивую голову, и, закрученные трубочкой, кончики его усов шевелились...

Сегодня утром они пришли из Аян -- есть такой поселок на северо-западном побережье Охотского моря, -- где отстаивались во время шторма. В Аяне несколько моряков получили из дому известие, что у них родились дети, и на судне по этому поводу устроили праздник. На спиртное обменяли все артельные припасы: консервы, банки с томатами и тушенкой, даже мешки с бобами, о существовании которых никто до этого не догадывался. На камбузе сегодня ничего не варили, кроме чая, и на команду напал сон с голодухи и похмелья, и вся надежда оставалась на охоту: на островах были медведи, бараны, дикие козы и много разной птицы и рыбы. Но капитан не пускал боты на берег: с моря гнало в бухту сильную зыбь, шхуна штормовала с зарифленным кливером (остальных парусов не было, они сгорели во время просушки -- искра попала из трубы), капитан не мог найти подходящего места для стоянки, он опасался оборвать якорь-цепь. И даже не в этом была настоящая причина: ожидали, что тюлень, укачанный штормом, полезет на берег и начнется работа -- время промысла подходило к концу, а трюм был почти пустой, из управления летели грозные радиограммы...