Семья Карновских - Исроэл-Иешуа Зингер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как все молодые студенты-медики, Георг пытается цинично относиться к смерти. Но как избавиться от запаха разложения и формалина? Этот запах проникает в голову, пронизывает до самых костей. Георг курит сигарету за сигаретой, глубоко затягивается, чтобы дымом перебить тошноту.
Вечером к хозяйкеПриходил майор, —
подпевает он другим студентам, трудясь над мертвыми органами.
Эльза Ландау не курит, не поет и даже не разговаривает за работой. Хладнокровно, будто раскраивая ткань для шитья, стоит она за цинковым столом, на котором разложены человеческие руки и ноги, и режет их скальпелем. Она рассекает кожу, отделяет от мышц сосуды и нервы. Эльза так ловко справляется с этой работой, что профессора просят ее показывать первокурсникам, как надо препарировать. Студентам кажется унизительным, что их обучает девушка, они подшучивают над ней, говорят комплименты ее красоте и даже пытаются делать двусмысленные намеки, особенно когда препарируют нижнюю часть мужского или женского тела. Эльза не сердится и не обижается, только смотрит на них умными карими глазами, как взрослый человек на непутевых мальчишек.
— Что смешного, коллеги? — говорит она спокойно, но повелительно. — Не вижу причин для веселья.
В ее спокойствии слышится такое превосходство, что у парней пропадает охота насмешничать, собственные шутки над человеческими органами начинают казаться им глупыми. У Эльзы стройная, соблазнительная фигурка, ее движения мягки и женственны, она излучает жизнь даже здесь, в окружении смерти, но никто не осмеливается обратиться к ней в пошловатом студенческом тоне, как ребята разговаривают с другими девушками у стола.
— Не так, коллеги, вот как надо, — показывает Эльза Ландау первокурсникам. — И пожалуйста, не дымите мне в лицо.
Студенты стараются выпускать сигаретный дым в сторону, и вместе с дымом перед этой спокойной, проворной девушкой улетучивается вся их бравада. Особенно неуютно чувствует себя Георг Карновский.
Именно из-за того, что он стремится показать Эльзе ловкость и умение, все валится у него из рук, он совершает ошибку за ошибкой. Он не может отказаться от сигареты, как требует Эльза, без табака ему не преодолеть отвращения и тошноты. Только на улице он может вздохнуть свободно. На свежем воздухе, среди прохожих, он снова начинает чувствовать себя мужчиной, высоким и сильным. Эльза едва достает ему до плеча. В приталенном платье она выглядит особенно хрупкой. Когда они разговаривают, ей приходится смотреть на Георга снизу вверх. Он несет ее чемоданчик, берет ее под руку, когда нужно быстрей перейти улицу, защищает и оберегает ее. Эльза принимает его мужскую опеку, улыбается ему, как все девушки улыбаются своим защитникам, всю дорогу смеется над его шутками.
Но неуверенность возвращается к Георгу, когда он приходит к Эльзе домой и сидит у нее в маленькой, темной лаборатории. Эльза может не выходить отсюда часами. Для Георга у нее нет времени, даже по вечерам. Он говорит, как тоскует по ней, а она разливает мочу по пробиркам, делает анализ крови или слизи. Хоть Георг сам всерьез увлечен медицинской карьерой, ему неприятно, что Эльза, вместо того чтобы его слушать, возится со всякой дрянью.
— Да оставьте вы эту гадость, ради Бога, — сердится он. — Я же говорю с вами.
— А что, вам мешает? — не понимает Эльза. Для нее не существует грязи, любое вещество представляет собой научный интерес. — Как медик, вы должны смотреть по-другому, — объясняет она, — с точки зрения медицины.
— Медик, медик! — злится Георг. — Сейчас я не медик, а мужчина, Эльза, понимаете, мужчина! Так почему бы вам хоть на минуту не стать женщиной?
Эльза смеется над его мальчишеским гневом и смотрит на Георга умными карими глазами, как взрослый человек на глупого, капризного ребенка.
— Вы, мужчины, такие смешные, — говорит она. — Все время пытаетесь показать свою смелость, как петухи перед курами, а сами далеко не такие герои, какими хотите выглядеть. А вот мы, женщины, не стыдимся человеческой слабости.
— Вы не знаете, Эльза, что такое жизнь, что такое любовь, — отвечает Георг. — Если вы кого и любите, так только бацилл…
В сотый раз он принимает решение бежать от нее. Лучше другие, простые, обычные девушки. Он даже согласен встречаться с Рут Бурак, с кем угодно, лишь бы не с этой докторской дочкой, которая мучает его и обращается с ним, как с глупым мальчишкой. Он пытается быть сильным, проявить характер, как подобает мужчине. Бесполезно. Наоборот, чем больше она его унижает, тем больше его тянет к ней. Каждый вечер он приходит в темную, тесную лабораторию, чтобы вдыхать резкий, отвратительный запах.
Наградой ему служат воскресенья и праздники, когда с Эльзой и ее отцом Георг уезжает за город.
Когда все обитатели дома еще спят, отдыхая после недели тяжелого труда, еще раньше, чем на буднях, доктор Ландау поднимает Эльзу с постели, чтобы она приготовилась к путешествию. Воскресенье — единственный день, когда доктор может отдохнуть, и он стремится как можно раньше покинуть дом, пока не вызвали к больному или роженице.
С тяжелыми посохами в руках, с рюкзаками, в которые уложена еда на целый день, свернутые дождевики на случай плохой погоды, оловянные бидончики, чтобы черпать воду из родников, отец и дочь отправляются в путь, бродят по полям, лугам и лесам. Их всегда сопровождает Георг Карновский. В широких штанах до колен, высоких шерстяных чулках и тяжелых ботинках, подставляя горячему солнцу непокрытую черноволосую голову, он шагает рядом с Эльзой и полной грудью вдыхает аромат травы, воды и полевых цветов. А доктор Ландау учит, как надо дышать.
— Не ртом, — напоминает он, не переставая, — а носом, носом.
Эльза, развеселившись, хохочет:
— Если ты не позволишь нам дышать, как мы хотим, возьмем и убежим от тебя. Правда, Георг?
— Ну и бегите, — отвечает доктор. — Я пока еще достаточно крепок, без вас дойду. Вот так!
И сильным ударом посоха о мягкую землю он показывает, насколько он крепок.
— Родной мой, смешной папка! — И Эльза целует его в губы, спрятанные в рыжих зарослях усов и бороды.
— Надо же, какие нежности! — ворчит доктор, пытаясь скрыть собственную нежность к дочери.
Он то и дело наклоняется, чтобы погладить рукой желтые и белые цветы, или вдруг погонится за бабочкой, кузнечиком, лягушкой или еще какой-нибудь тварью, копошащейся в траве, поймает жабу или мышь-полевку.
— Милейшее существо, — говорит он, осторожно поглаживая ее пальцем. — Смотрите, какие глазки…
Он знает всех животных, помнит их названия и повадки, может рассказать о целебных свойствах любого растения. Доктор Ландау не презирает народные средства, как большинство врачей. Он собирает сочные, красноватые дубовые листья, которые крестьяне прикладывают к ранам. Он запасает ромашку, которую в деревнях заваривают, чтобы лечить простуду. Он ложится на землю возле муравейника и наблюдает, как суетятся проворные, трудолюбивые букашки, глубоко вдыхает острый запах муравьиного спирта и хвалит крестьян, за то что они догадались делать из этих насекомых настой от ревматизма.
Доктор внимательно прислушивается, по голосу он может узнать любое существо, зверька или птицу. Он осторожно поднимает земляную лягушку и рассматривает ее через толстые стекла очков. Лягушка — крупная, мягкая, песочного цвета. Георг неохотно принимает ее из рук доктора.
— Зеленые болотные лягушки — красивые, — говорит Георг, — а эта — какая-то мягкая, противная.
Доктор Ландау обижается, когда слышит о лягушках плохое.
— Животное не может быть противным, — возражает он. — Правда, Эльза?
Эльза берет чесночницу, переворачивает пятнистым брюшком кверху, рассматривает круглые лягушачьи глаза, широкий рот, неуклюжие лапки и соглашается с отцом:
— Да, очень любопытно. Особенно эти пятнышки на брюшке.
Вдруг ей в голову приходит мысль, что лягушку было бы интересно препарировать.
— Это необычная лягушка, Карновский, — говорит Эльза. — Садитесь сюда, сейчас мы сделаем вивисекцию.
Георг выхватывает у девушки лягушку и кидает в траву.
— Не сегодня, Эльза, — говорит он. — Хватит уже, и так целую неделю кромсаем.
На воздухе, на природе он сильнее, чем всегда, ощущает тепло молодого, гибкого тела Эльзы, блеск ее умных карих глаз, огонь рыжих волос, сверкающих на солнце.
Сейчас девушку не узнать, такая она озорная и веселая. Она глубоко вдыхает свежий воздух не только носом, как учит отец, но и ртом, дышит полной грудью. Она ласкает деревенских псов, которые сначала кидаются к ним с громким лаем, но тут же, почуяв их доброту, дружелюбно виляют хвостом. Она гладит влажные носы тоскливо мычащих телят и не перестает говорить о том, как прекрасен мир.
— Вы не согласны, Георг? — спрашивает она, называя его просто по имени.