Поединок - Александр Борисович Царинский

— Я ничего не думаю. Мне важно выявить тех, кто был вчера вечером в штабе, — твердо сказал Мельников и стал разминать папиросу.

— Ну, во-первых, вчера было не какое-то совещание, а заседание комсомольского бюро. Понимаешь? Одного разгильдяя за выпивку разбирали. Его фамилия Маркин.

Мельников почувствовал, что у него начинают пламенеть кончики ушей. Маркин... Опять Маркин! Значит, он тоже был в штабе?! Александр Васильевич вдруг отчетливо представил, как этот, неполюбившийся ему лейтенант улучает момент, открывает засов и... И тут вспомнил слова Волкова: «Предвзятость никогда не сослужит доброй службы». Кикнадзе что-то говорил, но Мельников не слышал его.

— Извините, Шалва Николаевич! Так кто защитил Маркина?

— Ты что, спишь? Девушка из отдела кадров. Зина ее зовут.

— Зиночка? — вырвалось у Мельникова. Вот кто «красивенькая блондиночка» из показаний Ивченко. — Если не ошибаюсь, Буланова не в нашей комсомольской организации. Как она попала на бюро?

— А ты у нее спроси. Честная девушка. Заступилась за него.

Это «открытие» было неожиданным. Мельников вспомнил эпизод на танцах. Нет, не верилось, чтобы Маркин мог нравиться девушке. Возникли вопросы, но Кикнадзе остановил его:

— Постой, дорогой! Через час у меня вылет. Сейчас я тебе комсорга позову. Он лучше меня на все вопросы ответит.

Не успел Мельников возразить, как Кикнадзе уже держал в руках телефонную трубку. Еще через несколько минут в каптерку вошел поджарый молодой офицер с красным от мороза лицом.

— Лейтенант Кирсанов по вашему приказанию прибыл! — доложил вошедший майору, приложив плохо послушную застывшую руку к виску.

— Молодец, дорогой! Работы на самолете еще много?

— Есть малость.

— Успеешь. Тридцатке не сегодня летать. Надо ответить на вопросы капитана. Давай, дорогой! — и Кикнадзе торопливо вышел.

— Садитесь, — предложил Мельников лейтенанту.

— Ничего. Я лучше постою, — Кирсанов продолжал растирать изрядно замерзшие красные руки.

— Прежде всего, назовите людей, которые были вчера на бюро.

Кирсанов назвал.

— Не могли бы вы коротко передать содержание выступлений?

— Это очень точно можно сделать. Протокол велся.

— Отлично. С протоколом я ознакомлюсь потом, а сейчас объясните, как попала на бюро Буланова и почему защищала Маркина?

— Как она узнала о бюро, не знаю, а защищала его потому, что он, оказывается, спас ее племянницу. Вытащил из ледяной воды. Зиночкин свояк ему и налил. От простуды спасал.

— А разве ваши комсомольцы об этом не знали?

— Не знали, товарищ капитан! Лейтенант Чухра, которому было поручено разобраться, как следует не разобрался, а Маркин тоже никому ничего не сказал.

Чухра, Чухра... — вертелось у Мельникова в голове. Знакомая фамилия, но лицо офицера он не мог представить. Спросил:

— Домой вы ушли все вместе?

— Нет. Маркин немного попозже ушел. Надо же было кому-то порядок в комнате навести и дверь запереть.

Мельников насторожился.

— Маркин сам напросился дверь запереть или ему поручили?

— По-моему, майор Кикнадзе ему приказал.

— И надолго он задержался?

— Да нет. В семь вечера он уже был вместе с нами.

— Вы что, специально его ждали?

— Нет. Мы ждали рейсовый автобус, который в семь вечера увозит работников военторга из закрытого городка.

Так, в семь, прикинул Мельников. Что-то крутилось в голове. Чего-то не хватало. Ах, вот чего?..

— А во сколько кончилось бюро?

— Где-то минут без пятнадцати, без семнадцати семь.

Мельников лихорадочно стал рассуждать: пятнадцать-семнадцать минут до отхода автобуса. Две-три минуты уборка. Запирает дверь, а, может, специально — нет! Открывает засов на тыльной двери, впускает убийцу, выходит передним ходом и опечатывает с улицы тыльную дверь.

— Кирсанов, Маркин вскоре к вам пришел или впритык?

— Автобусу трогаться и тут Семен. Вы его подозреваете?

— Нет, нет! — поспешил заверить Мельников. — В нашем деле каждая деталь — золото. — А в голове звенело: подозреваешь... Ведь подозреваешь! Даже молодой лейтенант твои мысли прочитал. А Маркин, может, чистейшей души человек. Но почему он так долго задержался? Этого времени как раз, чтобы пустить в штаб через тыльную дверь убийцу.

Но убийство произошло не в семь, а около восьми. По заявлению Козырева, убийца был высок. И Маркин высок. Неужели он сам для себя дверь готовил? Чтоб потом с «тылу» зайти. Тогда зачем ему уезжать на автобусе? Спросил:

— Автобус шел по маршруту?

— Да. Как всегда, первая остановка — Дом офицеров.

— Не припомните, кто там сошел?

— Можно. Майор Кикнадзе, я, Чухра, Маркин и Зина. Мы с майором у Дома офицеров живем. Чухра в парткабинет собирался, а Маркин, видимо, уговорил Зину в кино сходить. Он ее в Дом офицеров повел.

Мельников подумал: если Маркину необходимо было срочно возвращаться, зачем ему Зину вести в кино? Сказал:

— Все, Кирсанов! Вы свободны. О нашей беседе — ни слова.

Когда техник вышел, он закурил и долго расхаживал по неуютной каптерке. Чухра, Чухра... И вдруг вспомнил. Ах, вот кто?! Такой сутуловатый жердина. Кажется, техник по вооружению. В бильярдную заглядывает. Надо просмотреть его личное дело и проверить, был ли он в парткабинете?

Александр Васильевич снял телефонную трубку и связался с отделом кадров. Не терпелось встретиться с Булановой. Но отозвался подполковник Сахаров. Оказывается, Зина на сегодня взяла отгул и уехала в деревню к родственникам за картошкой. Мельников со злостью нахлобучил шапку и вышел на улицу.

На просторном аэродроме лютовал мороз. Раскинувшаяся во все стороны заснеженная степь давала ветру безграничную власть. Но Александр Васильевич холода не чувствовал. Мысли назойливо вертелись вокруг Маркина, притупляя все эмоции. Подвиг он совершил или это был трюк, чтоб отвлечь от своей персоны?

В штабе стояла тягучая тишина. Вчерашнее происшествие словно наложило отпечаток на все и вся. Впрочем, Мельникову это только казалось. Вскоре снизу послышался топот солдатских сапог и металлический лязг оружия. Это прибыл для смены новый караул. Мельников торопливо спустился вниз — застать Козырева, пока тот не сменился. Надо было, чтобы Мамбеков завтра побывал на аэродроме и попытался увидеть «высокого, красивенького лейтенанта», узнать его фамилию.

Мельников поднялся к себе в кабинет и почувствовал невыносимую усталость. На улице давно стемнело, а дел еще предстояло непочатый край. Александр Васильевич закурил и тяжело плюхнулся на стул. Читал протоколы вчерашнего заседания комсомольского бюро, а веки закрывались. Нет, он сегодня не пойдет к Степану Герасимовичу. Еще многое не сделано.

Мельников встал, выключил свет и вышел из кабинета. По