Саратовские игрушечники с 18 века по наши дни - Пётр Петрович Африкантов

резервы. Бережёного – Бог бережёт. Поэтому нам надо иметь постоянно самые свежие сведения о его намерениях.

Дохтуров. Надо постоянно охотиться за их высшим офицерским составом. Я немедленно отдам необходимые распоряжения.

Кутузов. Вот…вот. Вы уж потрудитесь. – И главнокомандующий углубился в чтение бумаги. Генерал Дохтуров, не прощаясь, незаметно вышел.

Прохладно. Ветер – верховик раскачивает верхушки деревьев, гонит над лесом сухой лист, изредка спускаясь к земле, чтобы вихрем схватить на ней что ни попало, поднять да и закрутить в безудержном веселье и силе.

– Зима скоро, проговорил, знакомый уже нам, обер-офицер казачьего полка Чуб, стоя около морды своего жеребца и скармливая ему с ладони крошки хлеба.

– Интересно, и долго мы будем ещё ждать этого высокопоставленного француза? – спросил обер-офицера его товарищ младший офицер Сажин, сидя на стволе сваленной берёзы и очищая с сапог прилипшую грязь.

– Сколько надо, столько и будем ждать, – буркнул Чуб. Метрах в ста от них, в пологой балке стояла сотня спешившихся казаков. – Сказали взять высокопоставленного, значит высокопоставленного… На мелкоту размениваться не будем, мелкотой только себя раскрывать.

– Так откуда мне знать, кто из французов по дороге едет и кого хватать надо? – Зло сказал Сажин.

– А ты гляди и соображай.

Подошёл партизан Прохор из сельца, спросил:

– Чего у вас?

– Посмотри ты через свою палку, может быть чего усмотришь? – с улыбкой в карих глазах проговорил обер-офицер, показав на подзорную трубу Прохора. – Вы где расположились?

– Ниже по балке стоим. Наш командир сказал, что мы за вами не успеем. У нас пеших много.

– Ваше дело дорогу перегородить надёжно, чтоб не ускользнули, – растягивая слова, сказал Чуб.

– Не ускользнут. Мы поперёк дороги сосну свалим.

– Как же вы её свалите, когда около дороги только две чахлые берёзы, а сосен совсем нет?

– Ты, казачёк, оказывается только в седле лихо сидишь, да папаху заламываешь, скумекать не можешь. А во-он, видишь, пока мы разговаривали, она и выросла, сосна- то.

Казацкий офицер посмотрел в ту сторону, куда кивнул Прохор. Действительно, рядом с берёзой, покачиваясь, стояла стройная сосна.

– Вы что ж её из леса притащили?!– удивлённо воскликнул Чуб.

– Позиция хорошая, а вот деревьев рядом высоких нет. Пришлось привезти из леса и к берёзе привязать, так что упадёт туда, куда надо и когда надо, – заверил Прохор.

– Да вы, оказывается, щи не лаптем хлебаете, – улыбнулся Чуб. – Вот бы и сзади так сделать…

– Уже и сзади так сделали,– неторопливо проговорил Прохор. – Если французское благородие поспешит назад, а у французов голова тоже не из заднего места растёт, тоже думают, а им раз… и подарочек…. – Прохор приложил свою подзорную трубу к глазам и стал вглядываться в линию горизонта. Затем тронул Чуба за руку.

– Чего там? – спросил, встрепенувшись, Чуб.

– Карета, кажется, а за ней десяток конных.

– В каретах у них только высшие чины ездят, Наполеон и его ближайшее окружение, проверено, – уверенно сказал Чуб и прижал к себе нос жеребца, чтоб случайно не заржал. – Вы там сначала переднюю сосну валите, а сзади только тогда, когда в обратную кинутся, а не сразу, – сказал он Прохору.

– Не впервой…– озабоченно сказал Прохор и почти бегом побежал к партизанскому отряду.

Как и рассчитывали партизаны, ель упала перед самой каретой, сильно хлестнув ветвями двух конников, что скакали впереди. Самое же поразительное было то, что никто из сопровождения не стал защищать того, кто сидел в карете. Гренадёры дружно повернули коней назад, но упавшая ель и, выскочившие на дорогу с гиком и свистом казачки, преградили им путь отступления. Первые же двое верховых, не останавливаясь, пришпорили коней и, бросив своих товарищей, пустились наутёк.

Бой был коротким, но яростным. Трое пленных гренадер сидели на земле, связанные кушаками и верёвками. Чуб подошёл к карете, постучал шашкой по дверце и сказал, игриво и весело посматривая на товарищей:

– Господин, как тебя там… француз, прошу вытряхиваться… приехали – Но видя, что дверь не открывается и никто не выходит, он рывком открыл дверцу и остолбенел. Немая сцена, так можно описать реакцию партизан и казаков.

В карете сидели связанные по рукам и ногам двое русских.

– Первый раз вижу, чтоб русских пленных французы в карете возили да с эскортом,– недоумённо сказал Сажин, указывая Прохору внутрь кареты.

– Да это же наш барин. – Воскликнул Прохор. – Пётр Никитич, как же это вы!? – И, обращаясь к казакам, добавил. – Да вы не сумлевайтесь… свой он. Это он из пушки французских фуражиров расстрелял, помните я вам рассказывал?

– Глиняной картечью, – уточнил один из казаков.

– Ей самой… А с ним его ямщик…, ну тот игрушечник…, помните!?

– Да мы, ка-же-тся, с ни-ми то-же зна-ко-мы, – проговорил с расстановкой Чуб. И, глядя на Петра Никитича, спросил, – помните дорогу на Тулу?… Я вас не сразу вспомнил, а вот лошадок ваших знаю… крепкие коняшки… – но договорить он не успел, за спиной прогремел выстрел из пистолета. И тут же раздался удар и вскрик.

– Гад, мы думали он убит, а он очухался и из пистолетика бахнул, – оправдывался один из партизан.

– В грудь попал, – говорил другой, отходя от лежащего на земле партизана.

– Живой он! – послышался женский голос. – В карету его. Прохора, пуля попала именно в него, тут же поместили в карету и повезли в имение, а Петра Никитича и Африканта сопроводили к самому генералу Дорохову, где Пётр Никитич и рассказал, что с ними произошло.

– Значит, вот так прямо в карету посадили и повезли…– вытирая слёзы от смеха говорил Дохтуров…– а сзади эскорт… – затем, просмеявшись, сказал серьёзно, – свои неудачи французы готовы списать на кого угодно и этим оправдаться. В данном случае провал на Тульской дороге решили списать на провокаторов. И кому, интересно, такая мысль в голову пришла?

– Майору Антуану из драгун, господин генерал. Капитан Моро нас хотел просто пристрелить, – сказал Пётр Никитич. Только этот Моро сам лежит холодный. Перед смертью успел в нашего партизана выстрелить. А Антуан улизнул.

– Далеко пойдёт этот французишка, если пуля не остановит… Прыткий. – Проговорил генерал.

И только, вошедшие собрались уходить, как генерал, вглядываясь в Петра Никитича вдруг проговорил:

– Батеньки…, неужели… Аустерлиц! Пушечная батарея, проложившая дорогу нашим егерям… Капитан Житков, ты!!!

– Так точно, господин генерал! –

Дохтуров рывком обнял и прижал Петра Никитича к себе.

– Выжил… – говорил он взволнованно. – Я видел, как тебя уносили с батареи, кусок окровавленного мяса… Если б не ты и твои пушкари, не прорубились бы мы тогда сквозь неприятеля… А я то смотрю… Вот ведь где довелось встретиться а… Прибор капитану,– крикнул генерал денщику.