Реформация. История европейской цивилизации от Виклифа до Кальвина: 1300—1564 гг. - Уильям Джеймс Дюрант

Тем временем его угораздило возобновить войну против императора. Он никогда не мог простить долгого заточения своего отца, брата и себя самого; он ненавидел Карла с той же силой, с какой любил Диану. Когда лютеранские князья решительно выступили против императора во имя Христа и феодализма, они искали союза с Генрихом и предложили ему захватить Лотарингию. Он согласился на это по Шамборскому договору (1552). В ходе быстрой и хорошо спланированной кампании он без особых проблем взял Туль, Нанси, Мец и Верден. Карл, готовый скорее уступить победу протестантизму в Германии, чем Валуа во Франции, подписал смиренный мир с князьями в Пассау и поспешил осадить французов в Меце. Франциск, герцог Гиз, прославился там искусной и упорной обороной. С 19 октября по 26 декабря 1552 года продолжалась осада; затем Карл, бледный, изможденный, белобородый, калека, отозвал свои удрученные войска. "Я хорошо вижу, - сказал он, - что фортуна похожа на женщину; она предпочитает молодого короля старому императору".74 "Не пройдет и трех лет, - добавил он, - как я стану кордельером", то есть францисканским монахом.75

В 1555-56 годах он передал свою власть в Нидерландах и Испании сыну, подписал Восельское перемирие с Францией и уехал в Испанию (17 сентября 1556 года). Он думал, что завещает Филиппу мирное королевство, но Генрих чувствовал, что ситуация требует еще одной вылазки в Италию. У Филиппа не было репутации полководца, он неожиданно ввязался в войну с папой Павлом IV; Генриху представилась золотая возможность. Он отправил Гизов захватить Милан и Неаполь, а сам приготовился встретиться с Филиппом на древних полях сражений на северо-востоке Франции. Филипп не заставил себя ждать. Он занял миллион дукатов у Антона Фуггера и очаровал английскую королеву Марию, втянув ее в войну. При Сен-Кантене (10 августа 1557 года) герцог Эммануил Филиберт Савойский привел объединенные армии Филиппа к ошеломляющей победе, взял в плен Колиньи и Монморанси и приготовился к походу на Париж. Город охватила паника, оборона казалась невозможной. Генрих отозвал Гиза с его войсками из Италии; герцог пересек Францию и с удивительной быстротой захватил Кале (1558), которым Англия владела с 1348 года. Филиппа, ненавидящего войну и стремящегося вернуться в Испанию, легко уговорили подписать договор Като-Камбрезис (2 апреля 1559 года): Генрих соглашался остаться к северу от Альп, а Филипп соглашался оставить ему Лотарингию и - сквозь слезы Марии - Кале. Внезапно оба короля стали друзьями; Генрих отдал свою дочь Елизавету в жены Филиппу, а его сестра Маргарита Беррийская была отдана в залог Эммануилу Филиберту, который теперь вернул себе Савойю; и был устроен величественный праздник с поединками, банкетами и свадьбами.

Итак, пока осторожный Филипп оставался во Фландрии, французские, фламандские и испанские знатные особы собрались вокруг королевского дворца Les Tournelles в Париже; на улице Сент-Антуан были вывешены списки, украшенные трибунами и балконами; и все веселились, как свадебный колокол. 22 июня герцог Алва, как доверенное лицо Филиппа, принял Елизавету как новую королеву Испании. Генрих, которому уже исполнилось сорок, настоял на участии в турнире. В таких поединках победа присуждалась тому всаднику, который, не снимаясь с коня, сломал три копья о доспехи своего противника. Генрих добился этого на герцогах Гизе и Савойском, которые знали свои роли в спектакле. Но третий противник, Монтгомери, сломав копье против короля, неловко позволил остроконечному обрубку оружия пройти под козырьком Генриха; оно пронзило глаз короля и достигло мозга. Девять дней он лежал без сознания. 9 июля состоялось бракосочетание Филиберта и Маргариты. 10 июля король умер. Диана де Пуатье удалилась в Анет и прожила там семь лет. Екатерина де Медичи, жаждавшая его любви, носила траур до конца своих дней.

ГЛАВА XXIII. Генрих VIII и кардинал Вулси 1509-29

I. МНОГООБЕЩАЮЩИЙ КОРОЛЬ: 1509-II

Никто, глядя на юношу, взошедшего на английский трон в 1509 году, не мог предположить, что ему суждено стать одновременно и героем, и злодеем самого драматичного царствования в истории Англии. Еще восемнадцатилетний юноша, его прекрасный цвет лица и правильные черты делали его почти по-девичьи привлекательным; но его атлетическая фигура и доблесть вскоре свели на нет все проявления женственности. Иностранные послы наперебой восхваляли его русые волосы, золотистую бороду, "чрезвычайно красивое тельце". "Он очень любит теннис", - докладывал Джустиниани венецианскому сенату; "это самое красивое зрелище в мире - видеть, как он играет, его светлая кожа сияет сквозь рубашку тончайшей текстуры".1 В стрельбе из лука и борьбе он равнялся с лучшими в своем королевстве; на охоте он, казалось, никогда не уставал; два дня в неделю он отдавал поединкам, и в этом с ним мог сравниться только герцог Саффолк. Но он также был искусным музыкантом, "пел и играл на всех видах инструментов с редким талантом" (писал папский нунций), и сочинил две мессы, которые сохранились до наших дней. Он любил танцы и маскарады, пышность и изысканные наряды. Ему нравилось драпироваться в горностаевые или пурпурные мантии, и закон давал ему одному право носить пурпур или золотую парчу. Он ел с удовольствием и иногда затягивал государственные обеды до семи часов, но в первые двадцать лет своего правления тщеславие обуздало его аппетит. Он нравился всем, и все восхищались его гениальной простотой манер и доступностью, его юмором, терпимостью и милосердием. Его воцарение приветствовали как зарю золотого века.

Интеллектуальные слои тоже ликовали, ведь в те благодатные дни Генрих стремился стать ученым, а также атлетом, музыкантом и королем. Изначально предназначенный для церковной карьеры, он стал чем-то вроде богослова и мог цитировать Писание для любой цели. У него был хороший вкус в искусстве, он собирал коллекцию с разбором и мудро выбрал Гольбейна, чтобы увековечить свой пупс. Он принимал активное участие в инженерных работах, кораблестроении, строительстве укреплений и артиллерии. Сэр Томас Мор сказал о нем, что он "обладает большей образованностью, чем любой английский монарх, когда-либо существовавший до него". 2-Не слишком высокая похвала. "Чего же еще ожидать, - продолжал Мор, - от короля, вскормленного философией и девятью Музами?" 3 Маунтджой в экстазе писал Эразму, находившемуся в то время в Риме:

Чего только не пообещаешь себе от принца, с чьим необыкновенным талантом и почти божественным характером ты хорошо знаком! Но когда вы узнаете, каким героем он теперь себя показывает, как мудро он себя ведет, какой он любитель справедливости и добра, какую привязанность он питает к ученым, смею поклясться,