Дипломатия - Генри Киссинджер

Перед лицом Берлинского кризиса было понятно нежелание Кеннеди идти на риск войны в Лаосе, на границе с Китаем, в стране, о которой наверняка слышало менее одного процента американского населения. Но альтернатива полного отказа от Индокитая даже не рассматривалась. Кеннеди не пожелал подвести черту под усилиями, приложенными в этом направлении в течение истекшего десятилетия администрациями от обеих партий, особенно после залива Свиней. Уход из Индокитая означал бы также признание поражения перед лицом испытания, каким воспринималось противостояние новой коммунистической стратегии партизанской войны. И, что самое главное, Кеннеди верил в данный ему совет, а именно в то, что американская помощь позволит южновьетнамским вооруженным силам одержать победу над коммунистическими партизанами. В те преисполненные невинного неведения дни ни один из американских руководителей, к какой бы партии он ни принадлежал, ни в малейшей степени не в состоянии был предвидеть, что Америка прямиком направляется в центр головоломки.

Кеннеди был известен тем, что в течение десятилетия публично высказывался по вопросам Индокитая. Еще в ноябре 1951 года он ухватился за тему, с которой больше никогда не слезал: одной силы для того, чтобы остановить коммунизм, недостаточно; американским союзникам в этой борьбе следует построить политический фундамент.

«Контролировать продвижение коммунизма на юг имеет смысл, но не только полагаясь на силу оружия. Задача скорее заключается в том, чтобы создать на месте прочное антикоммунистическое мироощущение и полагаться скорее на него, а не на легионы генерала де Латтра [французского командующего в Индокитае], как на ударную силу обороны»[896].

В апреле 1954 года, во время организации Даллесом кампании «объединенных усилий» по спасению Дьенбьенфу, Кеннеди произнес в сенате речь, в которой возражал против интервенции, пока Индокитай остается французской колонией[897]. В 1956 году, после ухода Франции и получения независимости Южным Вьетнамом, Кеннеди готов был подписаться под тогдашними расхожими истинами: «Это наше детище — и мы не можем его бросить на произвол судьбы». В то же самое время он подчеркивал, что этот конфликт представляет собой не столько военный, сколько политический и моральный вызов «в стране, где концепции свободного предпринимательства и капитализма лишены смысла, где нищета и голод — это не враги, грозящие с той стороны семнадцатой параллели, но враги, находящиеся в самой ее гуще... Мы обязаны предложить им именно революцию: политическую, экономическую и социальную революцию, гораздо более превосходящую то, что им могут предложить коммунисты». На карту была поставлена ни больше ни меньше сама вера в Америку: «И если эта страна падет жертвой любой из бед, угрожающих ее существованию, будь то коммунизм, политическая анархия, нищета и все прочее, тогда Соединенные Штаты вполне оправданно будут нести за это ответственность; а наш престиж в Азии упадет еще ниже»[898]. Фокус, как явно намекал Кеннеди, заключался в том, чтобы жертва была менее податлива агрессии. В основе такого подхода лежала новая, ранее отсутствовавшая в дипломатическом языке концепция, существующая у нас и поныне, — понятие «национального строительства». Предпочтительной для Кеннеди стратегией было усиление Южного Вьетнама, с тем чтобы он смог самостоятельно противостоять коммунистам. Упор делался на гражданскую деятельность и внутренние реформы, а официальная риторика приняла новый облик, заключая в себе намек на то, что на линии обстрела во Вьетнаме находится не безопасность Америки, а американский престиж и доверие Америке.

Каждая новая администрация, обязанная иметь дело с Индокитаем, похоже, все глубже увязала в трясине. Трумэн и Эйзенхауэр приняли программу военной помощи; упор Кеннеди на реформы привел к росту американской вовлеченности в вопросы внутренней политики Южного Вьетнама. Проблема заключалась в том, что реформы и национальное строительство в Южном Вьетнаме могли принести плоды только через несколько десятилетий. В Европе 40 — 50-х годов Америка обеспечила подъем уже существующих стран с прочными политическими традициями посредством распространения на них «плана Маршалла» и включения их в военный союз НАТО. Но Вьетнам был страной совершенно новой, и там не было институтов, которые могли бы явиться фундаментальной опорой. Центральной дилеммой стало то, что политические цели Америки, направленные на укоренение стабильной демократии во Вьетнаме, не могли быть достигнуты за то время, которое требовалось для предотвращения победы партизан, то есть для достижения америкой своей стратегической цели. Америке следовало менять либо военные, либо политические задачи.

Когда Кеннеди вступил в должность, партизанская война в Южном Вьетнаме достигла такого уровня насилия, при котором уже можно было помешать консолидации сил вокруг правительства Нго Динь Дьема, но пока еще не возникало сомнений в жизнеспособности национальной администрации. Кажущееся затишье в партизанской борьбе вызывало у администрации Кеннеди иллюзии, будто надо приложить еще одно небольшое усилие, и полная победа обеспечена. Временный спад, однако, был в первую очередь связан с занятостью Ханоя делами в Лаосе; как выяснилось, это оказалось затишьем перед бурей. Как только открылись новые пути снабжения через Лаос, партизанская война на Юге стала усиливаться, и стоящие перед Америкой дилеммы постепенно превращались в неразрешимые.

Администрация Кеннеди вступила на путь погружения во вьетнамскую трясину в мае 1961 года, когда в Сайгон направился вице-президент Джонсон для «оценки обстановки». Такого рода миссии почти всегда являются свидетельством того, что решение уже принято. Ни один вице-президент не в состоянии прийти к независимому суждению относительно ведущейся целое десятилетие партизанской войне за двух-или трехдневный визит. Хотя ему, как правило, доступны в самом широком плане сообщения разведывательного и аналитического характера (что, конечно, зависит от личности президента), исследования этих материалов ведется недостаточно глубоко, а контроль и вовсе отсутствует. Заграничные миссии вице-президентов обычно осуществляются для подкрепления американского престижа или для обеспечения базы уже принятым решениям.

Поездка Джонсона во Вьетнам была классическим примером подтверждения подобных правил. Прежде чем объявить об этой миссии, Кеннеди встречался с председателем сенатского комитета по иностранным делам сенатором Дж. Уильямом Фулбрайтом и предупредил его, что американские войска могут быть направлены во Вьетнам и в Таиланд. Сенатор Фулбрайт обещал отнестись к этому положительно и оказать поддержку при условии, что сами эти страны запросят американского содействия[899]. Фулбрайт был олицетворением классической американской реакции. Какой-нибудь Ришелье, Пальмерстон или Бисмарк задал бы вопрос, каким конкретно национальным интересам это послужит. Фулбрайта же более беспокоила правовая и моральная сторона поведения Америки.

Вслед за отбытием Джонсона Совет национальной безопасности издал 11 мая директиву, согласно которой предотвращение коммунистического господства в Южном Вьетнаме объявлялось национальной задачей Америки. Стратегия заключалась в том, чтобы «создать в этой стране жизнеспособное и все время демократизирующееся общество» посредством действий военного, политического, экономического, психологического и тайного характера[900]. «Сдерживание» превратилось в национальное строительство.

Джонсон докладывал, что самую большую опасность в Индокитае представлял не вызов со стороны коммунистов — который он по необъяснимым причинам назвал «преходящим», — но голод, невежество, нищета и болезни. Джонсон счел Дьема очаровательным, но «далеким» от собственного народа; у Америки, утверждал он, нет другого выбора, кроме как либо поддерживать Дьема, либо уходить[901]. Южный Вьетнам можно спасти, заявлял он, если Соединенные Штаты будут действовать быстро и решительно, Джонсон не объяснил, как Соединенные Штаты могут искоренить голод, нищету и болезни за тот срок, который был бы соразмерен с темпами нарастания партизанской войны.

Провозгласив принцип, администрация была обязана выработать политику. И все же в течение трех месяцев она была занята Берлинским кризисом. К тому моменту, когда она снова оказалась в состоянии обратиться к Вьетнаму, то есть к осени 1961 года, ситуация ухудшилась до такой степени, что безопасность могла быть восстановлена лишь посредством американского военного вмешательства в той или иной мере.

Советник президента по военным вопросам генерал Максвелл Тейлор и директор управления политического планирования государственного департамента Уолт Ростоу были направлены во Вьетнам для разработки подходящего образа действий. В отличие от вице-президента Тэйлор и Ростоу принадлежали к ближайшему кругу советников; подобно Джонсону, они придерживались давно сформировавшихся взглядов на американскую политику во Вьетнаме, с которыми они и покинули Вашингтон. Истинной целью их миссии было определение масштабов и способов увеличения степени вовлеченности Америки во вьетнамские дела.