Герои, почитание героев и героическое в истории - Карлейль Томас

Демократия, погоня за Свободой в этом направлении, будет идти своим полным ходом, и ее не задержать Пфердефусу-Квакзальберу или кому-нибудь из его присных. Трудящиеся Миллионы Человечества, в жизненной потребности и страстном инстинктивном желании Руководства, отбросят прочь Лже-руководство в надежде, на один час, что Не-руководство удовлетворит их; но это может быть только на один час. Притеснение человека его Мнимо-Высшими есть наименьшая часть человеческого рабства; наиболее осязаемая, но, говорю я, в конце концов, наименьшая. Пусть он свергнет такое притеснение, с ненавистью растопчет его ногами. Я его не порицаю; я жалею и хвалю его. Но раз притеснение Мнимо-Высшими окончательно свергнуто, все-таки остается для решения великая проблема: найти правительство Истинно-Высших! Увы, как найдем мы когда-нибудь ее решение, мы, несчастные, отуманенные, ошалелые, храпящие, фыркающие, забывшие Бога? Это задача на целые столетия. Мы научимся ей в волнениях, смутах, восстаниях, препятствиях; кто знает, не в пожарах ли и в отчаянии! Этот урок заключает в себе все другие уроки; изо всех уроков самый трудный, чтобы его выучить.

Одно я знаю: Обезьяны, болтающие на ветвях около Мертвого Моря, не выучили его, а болтают там и до сего дня. Нечего приходить к ним во второй раз какому-нибудь Моисею. Тысячи Моисеев были бы лишь раскрашенными Призраками, интересными Сообезьянами нового странного вида, которых они «пригласили бы на обед», с которыми были бы рады встретиться на светских вечерах. Для них голос пророчества, небесного убеждения, совершенно исчез. Они болтают себе, и Небо совершенно закрыто для них до скончания мира. Несчастные! О, что значит в сравнении с этим умереть от голода, с честными орудиями в руках, мужественными намерениями в сердце, многим, действительно исполненным тобою трудом? Ты честно покидаешь орудия; грязный, смутный хаос тяжелого труда, скудной пищи, забот, уныния и препятствий, ибо ты теперь честно покончил со всем этим. Ты ожидаешь, не совершенно безнадежно, что скажут тебе Высшие Силы, и Молчание, и Вечность.

Я знаю и другое. Этот урок должен быть выучен, – под страхом наказания! Или Англия выучит его, или Англия также перестанет существовать в числе Народов. Или Англия научится почитать своих Героев и отличать их от своих Лжегероев, Холопов, освещенных газом Гистрионов, – ценить их, как внятный голос Бога, среди всей пустой болтовни и кратковременных рыночных криков. Говорить им с преданным сердцем: «Будьте Королями, и Священниками, и Евангелием, и Руководством для нас». Или Англия будет по-прежнему поклоняться новым и все новым формам Шарлатанства и так, все равно с какими прыжками и скачками, пойдет вниз, к Отцу всех Шарлатанов. Должен ли я опасаться этого от Англии?

Несчастные, близорукие, бесчувственные смертные, зачем хотите вы поклоняться лжи и «Набитым Костюмам, созданным девятою частью человека»102! Ведь здесь страдают не ваши кошельки, арендная плата, торговля, доходы с фабрик, как бы громко вы над ними ни плакали, – нет, не только это, но нечто гораздо более глубокое, чем это. Ваши души лежат здесь мертвые, сокрушенные под презренными Кошмарами, Атеизмами, Галлюцинациями. И они вовсе не души, а только суррогаты соли, чтобы предохранять ваши тела и их аппетиты от разложения! Ваши бумагопрядильные и трижды чудесные машины, – что такое они сами по себе, как не более обширный вид Анимализма103? Пауки могут прясть, Бобры могут строить и выказывать сообразительность, Муравей накопляет капитал и имеет, насколько я знаю, Муравьиный банк. Если у человека нет души более высокой, чем все это, то хотя бы она добилась того, чтобы плавать по облачным путям и прясть морской песок, – то, говорю я, человек есть лишь животное, более хитрый род зверя: у него нет души, а только суррогат соли. Вследствие этого, видя себя на самом деле в числе зверей, которые погибают, он, я думаю, должен признать это, – и, следовательно, прямо и повсеместно убивать себя и, таким образом, по крайней мере мужественно покончить и со своей стороны достойным образом распрощаться с этим звериным миром!

Снова Моррисон

Тем не менее, о Передовой Либерал, я не могу еще на некоторое время обещать тебе никакой «Новой Религии». Правду сказать, я не думаю, чтобы на нее была хоть малейшая надежда! Не выслушает ли искренний читатель, в виде заключения этой части книги, несколько беглых замечаний по этому поводу?

Искренние читатели не могли встретить за последнее время человека, который был бы менее склонен вмешиваться в их Тридцать Девять104 или иные Церковные Пункты, с помощью коих они, как кажется, весьма беспомощно стараются создать для себя какую-нибудь не очень непонятную гипотезу об этой Вселенной и собственном Существовании в ней. Суеверие, мой друг, далеко от меня. Фанатизм по отношению к какому бы то ни было Fanum105, которое могло бы появиться в ближайшем будущем на нашей Земле, далек от меня. Церковные Пункты, несомненно, суть ценные для того, кто их принимает. И в наши времена надо быть терпимым ко многим странным «Пунктам» и ко многим, еще более странным, «Не-пунктам». Последние рекламируют себя повсюду весьма нелепым образом, – так что многочисленные высокие столбы для реклам и сомнительные разбитые горшки с клейстером мешают подчас мирным прогулкам!

Представьте себе, однако, человека, который советует своим собратьям-людям верить в Бога для того, чтобы ослабел Чартизм и Манчестерские Рабочие могли приняться мирно ткать! Такая мысль еще более нелепа, чем какой бы то ни было столб для реклам, когда-либо виденный на общественном гулянье! Мой друг! Если ты когда-нибудь придешь к тому, чтобы верить в Бога, ты найдешь, что в сравнении с этим совершенно ничтожны всякий Чартизм, Манчестерское восстание, Парламентское бессилие, Министерство Уиндбега106, самые дикие Общественные Смуты, гибель от огня всей нашей Планеты. Братья, эта Планета, думается мне, лишь незаметная песчинка на материке Бытия. Жалкие временные интересы этой Планеты, твои интересы здесь и мои интересы, – когда я пристально смотрю на это вечное Море Света и Море Пламени с его вечными интересами, – уменьшаются буквально до Ничто. Моя речь об этом есть на некоторое время – молчание. Я столь же мало могу думать, будто Млечный путь и Звездные системы были созданы для того, чтобы направлять маленькие рыбачьи лодки, – сколь думать, будто Религия проповедуется для того, чтобы сохранить возможность существования Полицейских. О, мой передовой Либеральный Друг, этот новый второй прогресс, старание «выдумать Бога», – чрезвычайно странен! Якобинизм, развернувшийся в Сен-Симонизм, обещает бесчисленные благодеяния; но сам он может вызвать слезы даже у Стоика! Что до меня, то так как за последние шесть месяцев сюда прибыло, из различных частей света, около двенадцати или тринадцати Новых религий, в тяжелых Пакетах, по большей части нефранкированных, то я предписал моему неоцененному другу Почтальону больше мне их не доставлять, если плата превосходит пенни.

Генрих Эссекский, сражаясь в единоборстве на острове посреди Темзы, «близ Редингского Аббатства», имел религию. Но было ли это в силу того, что он видел вооруженный Призрак святого Эдмунда «на краю небосклона», грозно на него взирающий? Имело ли это внутренне вообще какое-нибудь отношение к его религии? Религией Генриха Эссекского был Внутренний Свет или Нравственное Сознание его собственной души, как это и доселе даруется душам всех людей, и этот Внутренний Свет сиял здесь «сквозь умственную и иные среды», производя «Призраки», Кирхеровские зрительные Образы107 и т. д. смотря по обстоятельствам! И так бывает со всеми людьми.

Чем яснее светит мой Внутренний Свет, чем менее мутна среда, чем менее он производит Призраков, – тем, конечно, я буду радостнее, а не печальнее! Размышлял ли ты, о серьезный читатель, будь ты Передовой Либерал или кто иной, о единственной цели, сущности и пользе всякой религии, прошедшей, настоящей и будущей? Она состоит в следующем. Сделать это самое Нравственное Сознание, или Внутренний Свет наш, живым и сияющим, – для чего, конечно, «Призраки» и «мутная среда» несущественны! Все религии возникали здесь для того, чтобы напоминать нам, лучше или хуже, что мы уже, лучше или хуже, знали о совершенно бесконечной разнице, которая существует между Хорошим человеком и Дурным. Заставлять нас бесконечно любить одного, презирать и избегать другого; стараться быть одним и не быть другим. «Всякая религия выражается в должном Практическом Почитании Героев». Тот, у кого душа не обмерла, никогда не останется без религии. Тот, у кого душа обмерла, свелась к суррогату соли, никогда не найдет никакой религии, хотя бы ты восстал из мертвых, чтобы проповедовать ему.