Герои, почитание героев и героическое в истории - Карлейль Томас

Но также и молчаливые Русские, как я сказал, они, выравнивающие всю дикую Азию и дикую Европу в военный строй и ряд, – страшное, но до сих пор удающееся предприятие, – они еще более немы. Древние Римляне также не умели говорить в течение многих столетий, – пока мир не стал их собственностью. А столь много говорившие Греки, когда истратили все стрелы своей логики, были поглощены и уничтожены. Стрелы логики, какими ничтожными отскакивали они от несокрушимых толстокожих фактов! Фактов, которые могли быть сокрушены только действительной силой Римских мышц! – Что до меня, то в наши громкоболтающие дни я тем глубже уважаю все Молчаливое. Великое Молчание Римлян! – да, оно величайшее изо всех, ибо разве оно не подобно молчанию богов! Даже Пошлость, Глупость, которые могут молчать, – даже и они сравнительно почтенны! «Талант молчания» – наш основной талант. Великая честь тому, чей Эпос есть мелодичная «Илиада» в гекзаметрах; не пустозвонная Лже – «Илиада», в которой нет ничего истинного, кроме одних гекзаметров и форм. Но еще большая честь тому, чей Эпос есть могучая Держава, постепенно созданная, могучие ряды героических Дел, – могучая Победа над Хаосом. Такому Эпосу, в то время как он сам себя пел, придали форму и должны были придать ее, вселяясь в него, «Вечные Мелодии». Относительно этого Эпоса нельзя ошибиться. Дела больше Слов. В Делах есть жизнь, немая, но несомненная, и они растут, как живые деревья, плодовые деревья; они населяют пустоту Времени, делают его зеленым и придают ему пену. Зачем дуб стал бы логически доказывать, что он может расти и будет расти? Посадите его, испробуйте его; дары прилежного, рассудительного уподобления и выделения, развития и сопротивления, сила роста, – эти дары тогда сами выкажут себя. Мой глубокоуважаемый, достославный, крайне нечленораздельный мистер Булл!

Попросите Булла высказать о чем-нибудь его мнение, очень часто сила тупости не может идти дальше. Вы умолкнете, не веря себе, как перед пошлостью, граничащей с бесконечностью. Его Церковность, Диссентерство83, Пюзеизм, Бентамизм, Школьная Философия, Модная Литература не имеют себе подобных в этом мире. Предсказание богинь судьбы исполнилось: вы называете его волом и ослом. Но приставьте его к делу: почтенный человек! Мысль, им высказанная, почти равняется нулю. Девять десятых ее – очевидная бессмыслица; но мысль, им не высказанная, его внутреннее молчаливое чувство того, что истинно, соответствует факту, может быть сделано и не может быть сделано, – все это поищет равного себе в мире. Необыкновенный работник! Неодолимый в борьбе против болот, гор, препятствий, беспорядка, нецивилизации, всюду побеждающий беспорядок, оставляющий его за собой как систему и порядок. Он «удаляется в постель на три дня» и соображает! Но вместе с тем как он ни глуп, наш дорогой Джон, – он все-таки, после бесконечных спотыканий и неисчислимых пошлостей, сказанных с пустых бочонков и парламентских скамей, – он все-таки непременно придет в конце концов к чему-то вроде верного заключения. Вы можете быть уверены, что его уклонения или спотыкания, через года или века, окончатся устойчивым равновесием. Устойчивым равновесием, говорю я, с самым низким центром тяжести – не неустойчивым, с центром тяжести очень высоким, я видел, как это делали более проворные люди! Ибо, в самом деле, попробуй только побольше уклоняться и спотыкаться, и ты избежишь этой наихудшей ошибки, то есть поместить твой центр тяжести как можно выше. Твой центр тяжести непременно опустится как можно ниже и там и останется. Если медленность, то, что мы, в нашем нетерпении, называем «глупостью», есть цена превосходства устойчивого равновесия над неустойчивым, – будем ли мы ворчать на некоторую медленность? Не менее великолепным свойством Булла является, в конце концов, и то, что он остается нечувствительным к логике. Он не уступает в течение долгого времени, десяти лет и более, как то было в случае Хлебных законов, после того, как уже все доказательства и тени доказательств исчезнут перед ним и пока наконец даже уличные мальчишки не начнут издеваться над аргументами, которые он приводит. Логика, «Искусство Речи», – говорит то-то и то-то достаточно ясно. Тем не менее Булл все еще покачивает головой; посматривает, не заключается ли в этом деле еще чего-нибудь нелогического, «невысказанного», еще «не способного быть высказанным», как это столь часто бывает! Мое твердое убеждение таково, что, видя себя заколдованным, связанным по рукам и ногам, в Бастилиях по Закону о бедных и еще в разных местах, – он на три дня удалится в постель и придет к какому-нибудь заключению! Его трехлетний «полный застой в торговле», увы, не есть ли это довольно тягостное «лежание в постели для соображения». Бедный Булл!

Булл – прирожденный Консерватор. И за это я также невыразимо уважаю его. Все великие Народы консервативны. Они туго верят новшествам, терпеливо переносят многие временные заблуждения; глубоко и навсегда уверены в величии, которое есть в Законе и в Обычаях, некогда торжественно установленных и издавна признанных справедливыми и окончательными. Верно, о Радикальный Реформатор, – нет Обычая, который, собственно говоря, был бы окончательным, – ни одного. И тем не менее ты видишь Обычаи, которые во всех цивилизованных странах считаются окончательными; и даже, под Древнеримским названием Mores, считаются Моралью, Добродетелью, Законами Самого Бога. Таково, уверяю тебя, немалое число из них, таковыми были они некогда почти все. И я чрезвычайно уважаю этого положительного человека, – тупицу, ты скажешь. Да, но тупицу из хорошего материала, которая считает, что все «Обычаи, некогда торжественно признанные», суть окончательные, божественные и представляют собой правило, по которому человек может идти, ни в чем не сомневаясь и дальше не расспрашивая. Каковы были бы наши времена, если бы жизнь и торговля всех людей, во всех их частях, была бы еще проблемой, гипотетической задачей, имеющей быть разрешенной с помощью тяжеловесной Логики и Бэконовской Индукции84! Конторщик в Истчипе не может тратить времени на проверку своих Таблиц Готовых Расчетов. Он должен признать их проверенными, точными и бесспорными; или ведение им книг по Двойной Бухгалтерии остановится. «Где законченная Главная Книга?» – спрашивает Хозяин вечером. «Сэр, – отвечает тот, – я проверял Таблицы Готовых Расчетов и нашел кое-какие ошибки. Главная Кассовая Книга!» – Представьте себе что-нибудь подобное!

Правда, все основано на том, что ваши Таблицы Готовых Расчетов довольно правильны, что они – не невыносимо неправильны! Но положим, что Таблицы Готовых Расчетов привели к записям в вашей Кассовой Книге вроде следующих: «Кредит: Английский Народ с пятнадцатью веками полезного Труда. Дебет: помещение в заколдованных Бастилиях по Закону о бедных. Кредит: завоевание самой обширной Империи, которую Солнце когда-либо видело. Дебет: Ничегонеделание и «Невозможно», написанное на всех отраслях ее управления. Кредит: горы собранных золотых слитков. Дебет: невозможность купить на них Хлеба». Такие Таблицы Готовых Расчетов, думается мне, становились сомнительными, ныне они даже перестают и уже перестали быть сомнительными! Такие Таблицы Готовых Расчетов являются Солецизмом85 в Истчипе и должны быть, как бы дела ни были спешны, и будут, и непременно будут несколько исправлены. Дела не могут идти далее с ними. Английский Народ, наиболее Консервативный, самый толстокожий, наиболее терпеливый из Народов, вынужден одинаково, как своей Логикой, так и своей He-логикой, вещами «высказанными» и вещами еще не высказанными или не очень высказываемыми, а лишь чувствуемыми и весьма невыносимыми, – вынужден сделаться вполне Народом-Реформатором. Его Жизнь, какова она есть, перестала быть для него долее возможной.

Не торопите этот благородный, молчаливый Народ; не возбуждайте Берсеркерского исступления86, которое в нем живет!

Знаете ли вы его Кромвелей, Хемпденов, его Пимов и Брэдшо? Все это люди очень мирные, но они могут сделаться весьма страшными! Люди, обладающие, подобно своим древним Германским Предкам времен Агриппы, душой, «которая презирает смерть». Для них смерть в сравнении с ложью и несправедливостью есть свет; «в них есть исступление, непобедимое бессмертными богами»! Уже было, что Английский Народ схватил за бороду Привидение, казавшееся весьма сверхъестественным, и сказал приблизительно так: «Что же, даже если бы ты был действительно «сверхъестественным»? Ты, с твоими «божественными правами», ставшими дьявольской ложью? Ты – даже не «естественный»; могущий быть обезглавленным, совершенно уничтоженным!» – Да, именно настолько, насколько было божественно терпение этого народа, настолько божественно должно быть и будет его нетерпение.