КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы - Леонид Млечин

Начальнику разведки поступало огромное количество информации. Главное, какие выводы он из нее делал.

В своих воспоминаниях Крючков пишет, что «добываемые разведкой материалы говорили о подготовке стран НАТО к войне… К войне готовились и мы, хотя у нас никогда и не было намерения ее начать… Нас втягивали то в один, то в другой дорогостоящий виток гонки вооружений. Порочный круг этого бесконечного марафона все туже затягивался петлей на нашей шее».

Выходит, Крючков действительно верил, что НАТО готовится напасть на Советский Союз? И что страну кто-то насильно втягивал в гонку вооружений, а не само советское руководство, в первую очередь председатель КГБ Андропов и министр обороны Устинов, требовало отдать все силы и ресурсы армии?

При таком скудном уровне осмысления окружающей действительности никакой аппарат разведки не поможет…

Сам Крючков немало гордился одной операцией советской разведки. В августе 1974 года на Кипре произошел военный переворот, который закончился разделом острова, потому что на севере высадились турецкие войска. Президентский дворец в Никосии бомбили, и путчисты передали, что убит и сам президент — архиепископ Макариос.

Но КГБ передал по радио от имени Макариоса, что президент жив и призывает всех к борьбе с заговорщиками. Путч провалился, а Макариос, как потом выяснилось, к удивлению самих советских разведчиков, действительно выжил. Это Крючков называет успешным использованием службы «А» — «активные мероприятия». Обычно ее называют службой дезинформации…

В июне 1978 года Крючков во главе делегации КГБ впервые приехал в Афганистан. Он сыграл активную роль в афганской кампании. Потом, когда пытались установить, кто же принял решение ввести войска в Афганистан, все отказались, и получилось, что это произошло вроде как само собой.

В реальности разведка своими сообщениями из Кабула, своими оценочными материалами и прогнозами способствовала принятию решения о вторжении. Сообщения о том, что американцы намерены проникнуть в Афганистан и превратить его в форпост против Советского Союза, версия о том, что лидер Афганистана Хафизулла Амин в реальности американский шпион, — все это работа разведки.

Однако предугадать подъем народного возмущения против советских войск разведка не смогла. Хотя сам Крючков теперь уже признал, что в апреле 1978 года в Афганистане произошел всего лишь дворцовый переворот, а вовсе не народная революция, выражающая интересы широких масс трудящихся.

После ухода Чебрикова в сентябре 1988 года Крючков был назначен на его место. 1 октября он приступил к исполнению обязанностей председателя Комитета госбезопасности.

Почему Горбачев предпочел именно Крючкова? Ему, скажем, предлагали кандидатуру Филиппа Денисовича Бобкова, бывшего начальника Пятого управления. Можно предположить, что он выбрал человека из разведки, полагая, что тот меньше руководителей внутренних подразделений КГБ станет противодействовать перестройке.

Крючкова приблизил к Горбачеву Александр Николаевич Яковлев. После смерти Андропова Крючков почувствовал себя крайне неуверенно. Он лишился опоры и стал искать, на кого опереться. Он еще при жизни Черненко поверил в судьбу Горбачева, но не знал, как подойти к нему. Он попытался сделать это через Яковлева. Александр Николаевич вспоминает, как «Крючков напористо полез ко мне в друзья, буквально подлизывался ко мне, постоянно звонил, зазывал в сауну, всячески изображал из себя реформатора».

Крючков во всех разговорах давал понять, что он именно тот человек, который нужен Горбачеву.

«Он всячески ругал Виктора Чебрикова за консерватизм, — пишет Яковлев, — утверждал, что он профессионально человек слабый, а Филиппа Бобкова поносил последними словами и представлял человеком, не заслуживающим доверия, душителем инакомыслящих».

Крючков упросил Яковлева познакомить его с Валерием Ивановичем Болдиным, главным помощником Горбачева, «объяснял свою просьбу тем, что иногда появляются документы, которые можно показать только Горбачеву, в обход председателя КГБ Чебрикова».

Постепенно Крючков добился своего и сменил Чебрикова.

Яковлев вспоминает, что перед уходом на пенсию Чебриков, как всегда, очень спокойно сказал ему:

— Я знаю, что ты поддержал Крючкова, но запомни — это плохой человек, ты увидишь это.

И добавил слово из разряда характеризующих — что-то близкое к негодяю.

Уже после путча на выходе из Кремлевского Дворца съездов Чебриков догнал Яковлева, похлопал по плечу и сказал:

— Ты помнишь, что я тебе говорил о Крючкове?

Горбачева, наверное, подкупило и такое качество Крючкова, как его безраздельная преданность хозяину, и несамостоятельность в политике. Михаил Сергеевич знал, каким верным помощником Крючков был для Андропова, и хотел обрести такого же толкового и исполнительного подручного.

Преемник Крючкова на посту начальника разведки Леонид Владимирович Шебаршин пишет: «Видимо, Крючков показался Михаилу Сергеевичу более гибким, динамичным и податливым человеком… Думается, генеральный секретарь сильно заблуждался и не заметил за мягкой манерой, внешней гибкостью и послушностью Крючкова железной воли и упрямства, способности долго, окольными путями, но все же непременно добиваться поставленной цели».

В том же году Крючков получил звание генерала армии. Через год, в октябре 1989 года, Крючков стал членом политбюро, но был им недолго, потому что изменился принцип формирования политбюро, а сам орган потерял свою важность. Горбачев ввел Крючкова в новый властный ареопаг — сделал членом Президентского совета (март 1990-го), потом Совета безопасности СССР (март 1991-го).

На посту председателя Крючков оказался в трудном положении. Его всегда недовольное лицо правителя канцелярии постепенно становилось символом, как тогда говорили, антиперестроечных сил. Ход перестройки, логика развития событий не только противоречили его личным политическим взглядам, но и прямо вели к разрушению империи КГБ.

Хотя казалось, что он еще может все.

Генерал Валерий Павлович Воротников, вспоминая те времена, говорит:

— Мы в тот период были способны творить чудеса. Был такой эпизод. В конце 80-х в Москве в метро были обнаружены два самодельных взрывных устройства. Обезвредили их умело. Началось расследование.

Даже если взрывное устройство сохранилось нетронутым, очень трудно отыскать изготовителя. След нашли благодаря экспертизе спор растений, которые были найдены внутри трубок взрывного устройства. Анализ показал, что это взрывное устройство могло быть изготовлено в одном-единственном месте Советского Союза. Это сразу сузило район поиска. Правда, найти самих изготовителей все равно было не просто, потому что это была целая республика. Тем не менее их нашли. А если бы не экспертиза, может быть, и по сей день мучились бы вопросом: кто это сделал?

— Я возглавил Пятое управление, переименованное в Управление защиты конституционного строя, — продолжает Воротников. — Нам не вменялось в обязанность разоблачать шпионов, но у нас были результаты, которыми мы очень гордились.

Например, только у нас была служба, занимавшаяся поиском авторов анонимных писем. Это кропотливая работа. Там специалисты десятилетиями готовились.

Помню случай, когда наши специалисты помогли разоблачить конкретного шпиона. В руках был всего-навсего написанный неизвестным человеком документ. Контрразведка пыталась самостоятельно его вычислить. Ничего не получилось, развели руками и обратились к нам за помощью. Наши специалисты за месяц отыскали, кто это писал…

— Почему вас перевели в Москву именно в Пятое управление? Как вы к этому отнеслись?

— Радости не было, потому что никогда не стремился работать в Москве. Когда меня пытались выдвинуть, я предлагал своих товарищей. Проработав три года в Красноярске, я получил предложение перебраться в Москву, но первым движением было отказаться. Я — начальник одного из самых крупных управлений в стране, только что получил генеральское звание. Форму еще не успел поносить, не насладился еще.

Но уже тогда в отношении Пятого управления выдвигались обвинения, что оно занимается политическим сыском. Шла перестройка, это звучало грозно. Желающих служить в Пятом управлении было немного. Я решил, что, если я откажусь, у руководителей комитета будет основание обвинить меня в трусости. А у меня с детства такой пунктик — я обвинений в трусости не переношу. В детстве, помню, прыгали с крыши двухэтажного дома в снег. Мне было жутко, но я прыгал первым. Видимо, эта черта и сказалась.

Только я приехал в Москву, меня отправили в первую длительную командировку по горячим точкам. На этой должности я не вылезал из командировок: полгода — Армения, полгода — Грузия, полгода — Таджикистан, периодически ездил в Узбекистан и Нагорный Карабах. Это заняло все мое время, и я даже не почувствовал, что работаю в центре.