КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы - Леонид Млечин

Он гордился разведкой, тем более что и Андропов разведку выделял… Кстати, он один из немногих, кто мог возразить Юрию Владимировичу. То есть он имел свое мнение. И высказывал, не боясь, в глаза Андропову! Я уж не говорю — Чебрикову. Андропов обижался. Это мне Владимир Александрович поведал. Вот он сказал Андропову, что такое-то дело делается неправильно. Андропов некоторое время с ним не разговаривает. Потом звонит: Володя, приезжай…

Беспорядка в разведке Крючков не допускал. У него все четко работало — секретари, дежурная служба. Он много читал — газеты, журналы, специальную информацию. Когда читал, все интересное отмечал галочками, закладками. Секретарь потом это перепечатывала. Он картотеку вел по разным проблемам. А то ведь, бывает, прочитаешь что-то интересное, а потом не можешь вспомнить, где ты это видел.

А у него все в картотеке. Выступает, берет эти карточки и начинает шпарить цитаты, цифры. Производит впечатление. Вообще-то, всю информацию, поступающую в разведку, один человек прочитать не в состоянии. Есть информационно-аналитическая служба, туда приходят все телеграммы, в том числе из министерства иностранных дел и Главного разведывательного управления генштаба — военной разведки.

Там сидят аналитики, они все это просматривают и самое интересное, важное, нужное отбирают начальнику разведки. Потом это смотрят помощники и кладут ему на стол. Есть, конечно, оперативные телеграммы, адресованные только ему. Или есть информация, которая, минуя всех, поступает в его адрес.

Дальше уже он решает: это показать председателю КГБ, это разослать членам политбюро, на основании этого сообщения подготовить специальную записку.

— А получал он информацию о состоянии внутри страны?

— Через председателя КГБ, — объяснил Юрий Солоницын. — Каждое управление комитета отправляло информацию на имя председателя, а тот писал резолюцию: «Ознакомить членов коллегии». Или персонально — товарищу Крючкову, еще кому-то…

Окружающих Крючков поражал заботой о собственном здоровье. Он каждое утро вставал без четверти шесть и час делал зарядку на улице в любую погоду, когда бы ни лег. Жил он только на даче в поселке Первого главного управления КГБ, который строили для иностранных гостей КГБ, а использовали как дачи руководства разведки.

Отпуск он брал зимой, поскольку обожал бегать на лыжах. Ходил в парилку, правда, не в русскую баню, а в сауну. Плавал в бассейне. Мало пил, предпочитал виски и пиво, но очень умеренно…

Крючков был завзятым театралом, не пропускал ни одной интересной премьеры. Я сам впервые увидел его в театре в середине 70-х. Мой отец сказал: «Смотри, вот начальник советской разведки». Невысокого роста, невыразительный человек в очках сидел где-то во втором ряду.

В августе 1991 года при обыске в квартире Крючкова искали его записную книжку. Жена сказала, что он обходился без книжки. Он помнил все имена, фамилии, телефонные номера. Ему и компьютер не был нужен.

Как и весь КГБ при Андропове, внешняя разведка при Крючкове достигла в определенном смысле расцвета. Резидентуры по всему миру, большие штаты, большие агентурные сети, солидный бюджет, новая оперативная техника и конечно же особое положение разведки внутри КГБ: разведчики ощущали особое расположение Андропова.

В штаб-квартире Первого главного управления КГБ в Ясеневе у Андропова был собственный кабинет. Время от времени он приезжал в разведку и встречался не только с Крючковым, но и с другими генералами. Андропов даже состоял на учете в партийной организации разведки.

Потом, правда, Крючкова станут упрекать за то, что он увлекался большими цифрами. Разведка, как гигантский пылесос, старалась собрать максимум информации по всем странам. Скажем, даже в Зимбабве или в Малайзии крали какие-то военные документы, вербовали местных чиновников. Реальной пользы для страны было немного, но создавалось приятное ощущение полного контроля над миром.

Опытный оперативник исходит из того, что надо иметь не много агентов, но дающих ценную информацию. Крючков требовал от резидентур увеличить темпы вербовки. Брали количеством. В первую очередь по всему миру пытались вербовать американцев. Во всех резидентурах были люди, занимающиеся ГП — главным противником. Сидит наш разведчик, например, в Новой Зеландии, а работает на самом деле против американцев, то есть старается завербовать кого-то из сотрудников американского посольства или корреспондентов.

Вербовали любого американца — хоть повара в посольстве, хоть горничную военного атташе: если они сами ничего рассказать не могут, то хотя бы аппаратуру подслушивания попытаются установить.

Старательнее всего искали возможности завербовать сотрудников местной резидентуры ЦРУ. Это считалось высшим достижением. За вербовку американца давали орден. Правда, вербовка — редкая удача. За всю жизнь можно завербовать одного-двух человек, которые будут работать достаточно долго.

На чем старались зацепить? Не на неурядицах в личной жизни: пьянство и женщины сами по себе не компрометируют, это для советских разведчиков нечто подобное было опасно.

Ловили на ошибках в работе. Например, если удавалось засечь встречу американского разведчика со своим агентом. Сработать могли неудовлетворенные амбиции, обида на начальство, недовольство своей жизнью, материальные факторы. Не только советские граждане связывали с загранкомандировкой определенные материальные надежды. Сотрудникам ЦРУ тоже надо было заработать деньги на образование детей, на покупку дома и так далее…

Вербовочное предложение любому иностранцу делалось с санкции председателя КГБ. Ему подавали докладную записку, очень короткую — меньше страницы, где говорилось, что такой-то американец замечен в том-то и можно сделать ему вербовочное предложение.

Дело в том, что это вопрос еще и политический. Всегда есть опасность, что тот, кому сделано предложение, возмутится, отправится к своему послу, Советскому Союзу будет заявлена нота протеста. Не во всякий момент удобно затевать такой скандал — нельзя это делать, например, накануне встречи в верхах.

Обычно, если центр давал добро, в страну с отлично сработанными документами и безукоризненной легендой приезжал на несколько дней специальный вербовщик. Это стандартная предосторожность. Если американец поднимал скандал, то вербовщик просто уезжал из страны, а местная резидентура не страдала.

В редких случаях, если резидент давал гарантии, что скандала точно не будет, то разрешали первый разговор провести сотруднику резидентуры. Это большая честь. Если американец даст согласие, то сколько бы людей в Москве и на месте ни готовили эту операцию, лавры достанутся тому, кому американец скажет «да».

Как это делалось? Вербовщику помогали официально познакомиться с американцем и вступить с ним в разговор, чтобы он под каким-нибудь предлогом мог назначить встречу в заранее подобранном кафе.

Если американец шел к своему начальству и честно рассказывал, что русские пытаются его вербовать, то ему пожимали руку, благодарили за преданность родине… и немедленно возвращали домой. Больше в командировку его не пошлют: он расшифрован и к оперативной работе не пригоден. Или в лучшем случае новой командировки ему придется ждать несколько лет.

Если вербовка удавалась, в резидентуре устраивался маленький праздник, обычно отмечаемый московской водкой, армянским коньяком или шотландским виски. Не стоит думать, что собравшиеся в недоступном для других, за тремя замками посольском помещении разведчики так уж сильно отличаются от обычных людей.

Соглашались, разумеется, не все. Что происходило в таком случае? Скандал? Драка? Нет, обычно оба разведчика расставались вполне дружелюбно.

Некоторые из вербуемых отвечали уклончиво:

— Мне надо подумать, посоветоваться.

— С кем?

— С женой.

— Не стоит. Давайте все-таки решим сейчас.

— Тогда я не принимаю ваше предложение.

В этом случае оба разведчика вставали и прощались:

— Все это чепуха. Забудем?

— Забудем.

Но никто ничего не забывает.

Отказ работать на советскую разведку американцу в принципе ничем не грозил. Разведка никогда не стала бы его шантажировать, посылать компрометирующие материалы его начальству или предавать их гласности. В этом нет нужды.

Но такого человека уже не выпустят из виду, его личное дело будет постоянно обновляться. Разведка станет ждать: вдруг в его жизни произойдут какие-то изменения? Например, ему позарез понадобятся деньги, а взять неоткуда. Или уйдет идеализм молодости, и человек начнет на многое смотреть иначе. Тогда ему, возможно, вновь сделают предложение…

Начальнику разведки поступало огромное количество информации. Главное, какие выводы он из нее делал.