Тайна "Сиракузского кодекса" - Джим Нисбет

— Именно так. Однако надо было, чтобы результат им нравился.

— Или чтобы они думали, что результат им нравится.

Она вздохнула:

— Да, да. Какой ты зануда. Мы, знаешь ли, не все идиоты.

Я промолчал.

— Как бы то ни было, если в тебе хоть что-то есть и ты общаешься с подходящими людьми и обеспечиваешь здоровую экономику, это отличный маленький бизнес.

— Здоровая экономика — это та, при которой богатые богатеют.

— Да, да! А бедные беднеют. Естественно.

— Я не предлагаю это как посылку к силлогизму. И не нужно выдавать фраз из тех, которые наклеивают на бамперы. Я просто подразумеваю, что если богатый человек хвалит экономику, это значит, что его деньги набирают вес как положено.

— Господи, — сказала она, — я чувствую приближение коктейля. Вино недостаточно крепко, чтобы отразить твои пролетарские сантименты.

— Пусть они пронзают подобно пулям. Как я понял, Рени пользовалась общепринятым методом? Иначе говоря, каким бы материалом она ни обеспечивала заказчика, от драпировок до антиквариата, от картин до обстановки ванной, она покупала за гроши, а продавала дорого?

Мисси махнула рукой.

— Удваивать или утраивать закупочную цену — обычное дело. Все знают, как это делается. Так принято. Она проводила много времени на распродажах имущества, на вечерниках, в антикварных лавках, побывала даже в Эквадоре, Провансе и Китае, выискивая товар на продажу.

— Клиенты иногда отправлялись с ней?

— Бывало, что клиент оплачивал всю поездку. Иногда между ними возникала крепкая дружба.

— Или любовь?

— Рени совершила по меньшей мере одну поездку с некой известной в обществе лесбиянкой. Но старалась иметь дело с обычными женщинами, как правило старше нее, и становилась их подружкой. Еще был один мужчина — гей.

— Какой мужчина-гей?

— Его зовут Томми Вонг.

Имя было мне знакомо.

— Архитектор?

Мисси кивнула. Съев немного салата, я продолжил:

— Как у него с финансами?

— То есть до и после Рени? В этом смысле?

Я нахмурился:

— Это сплетни или сведения?

— Ну… — Мисси склонилась ко мне доверительно и прошептала, — обсуждать подобные вещи считается неприличным, но кто-то подслушал, как он утверждал, что она обошлась ему примерно в десять тысяч.

Она снова села прямо.

— Долларов?

— Нет, бумажных квадратиков, осел.

— Большие деньги.

— Для некоторых, — согласилась она.

— И в чем ее фокус?

Мисси сладенько улыбнулась:

— Вот ты мне и скажи.

Я сумел пожать плечами.

— Мне она обошлась в две ночи без сна и одну беседу с отвратительным копом.

Но голос у меня перехватило.

Она отметила маленькую победу и двинулась дальше.

— Если верить Томми, ее «модус операнди» — так это называют? — был прост. Когда она знакомилась с кем-то подходящим, то начинала делать человеку небольшие предложения. Например, звонила из Нью-Йорка, очень взволнованная. Она только что с предварительного показа у Кристи и нашла там чудные эмалевые часы в стиле Людовика Пятнадцатого, или что-то в этом роде, и продают очень дешево, но все-таки не по ее бюджету. Но она уверена, что могла бы продать их на Западе, двум-трем людям в Санта-Барбаре, или Кармеле, или в Сан-Франциско, или в Напа, и так далее. Не войдет ли ее друг или подруга в долю? Такое вот предложение. Никакого нажима.

Ну вот, Рени проделывала все очень неглупо. Она была знакома с множеством людей, и когда намечала кого-то, то выбирала того, кого по-настоящему хорошо знала. У нее было чутье на таких, которые рвутся проявить себя, показать, что и сами способны делать деньги. Второй тип, который она выбирала, — это те, для кого несколько тысяч долларов не более как облачко пара: все дело могло представляться им шуткой. Легко досталось — легко терять, до какой-то черты. Но до последнего времени Рени таких не затрагивала. И не задевала тех, кто просто рвался помочь ей, так же как явных простаков, не говоря уж о тех, кто слишком умен или подозрителен в денежных вопросах.

Она пользовалась своим положением торговца-дизайнера, чтобы провести всю операцию, не вкладывая своих денег. Она брала деньги партнера, добавляла к ним свои или не добавляла, покупала намеченное: кресло, ковер, гардероб — и доставляла своему клиенту за двойную цену. Многие торговцы отпускают товар в кредит, если знают вас. Черт, да за половину им самим не приходится платить. Если не упустить свой шанс, можно и впрямь получить неплохую прибыль.

Итак, она доставляет товар по счет-фактуре. Ради такой скрупулезной девушки покупатель расплачивается на месте. После этого Рени изучает нижнюю строчку. Она вычитает доставку и погрузку, билет на самолет и гостиничный счет, добавляет немного за свое потраченное время, даже добрый старый налог на продажу, о которой должным образом заявляет, и, наконец, первоначальные вложения. Остаток она делит на два, добавляет обратно вложения партнера и подписывает ему чек. Инвестор к тому времени, бывает, забыл об этой мелочи, и чек оказывается для него приятным сюрпризом. Все выглядит строго законно. Да так и есть. И выгодно тоже. В сущности, для всех участников все очень мило.

— Немного погодя, — пробормотал я, — Рени объявляется с новым предложением.

— И просит немного больше денег.

— И риск становится больше?

— О чем, конечно, предупреждают. Единичная перепродажа удваивает ваши деньги, и вам даже не надо разбираться в интернете. И все звучит законно. И есть законно. В строгом соответствии с законом.

— Что же не прошло? Что случилось?

Мисси пожала плечами.

— Мудрец Вонг сказал бы, что твоя девочка пожадничала. Он цитирует французскую поговорку о человеке, поглощенном алчностью. Знаешь такую?

Мисси могла только пожалеть тех, кто в последнее время не бывал в Париже, но жалость не подразумевает милосердия.

— Нет, — сказал я, — такой не знаю.

— Конечно, ты не знаешь. Но я здесь, чтобы тебе помочь.

— Благодарю. Как же чертовы французы называют жадин?

— Ну, — педантично начала она, — эволюция сленга очень интересна. В прошлом они могли сказать: «Elle a les dents longues» — «У нее длинные зубы». Теперь они говорят «La salope ci les rayent le parquet» — «Зубы суки царапают паркет».

Она поболтала указательными пальцами под верхней губой.

— Как мило.

— Выразительно, не правда ли? Знаешь, у французов активный словарь приблизительно двести тысяч слов. Американский же английский составляет шестьсот тысяч. Зато французские идиомы восполняют…

— Ты слышала, чтобы кто-нибудь говорил так о Рени Ноулс?

— Что? — отвечала Мисси, словно бы искренне потрясенная. — Что в ее двуязычном словаре восемьсот тысяч слов?

Она прижала руку к груди.

— Как у меня?

— Нет, Мисси, — терпеливо проговорил я, — что ее зубы царапают паркет. Что она становится жадной. Или нечестной.

— Только от Томми. Больше никогда и ни от кого. Если словцо пущено в оборот, это конец. Но от всех остальных я слышала, что она честна, честолюбива, много работает и…

— И?..

— Ну…

Я кивнул на ее стакан.

— Развяжи себе язык. Если ему это требуется.

Мисси взяла бокал обеими руками и поднесла к губам, но не отпила.

— Я слышала, что ей нравятся крутые сделки, — сказала она над кромкой, хлопая ресницами. — Как ты это понимаешь?

X

Мисси, искусно направлявшая курс беседы от утомительно серьезного разговора к легкомысленной болтовне, вдруг резко прервала это занятие, извлекла сотовый телефон, назначила свидание и быстренько закончила ленч. Она пустила меня за руль «ягуара», попросив отвезти ее в центр, а сама болтала по телефону с одним из своих брокеров.

Этот «ягуар» с откидным верхом — настоящая машина, снабженная к тому же шестнадцатицилиндровым двигателем. Пешеходов так поражала красота автомобиля, что они забывали плюнуть на капот. Нет, не поймите меня неправильно: как раз накануне кто-то расписал граффити задний борт моего двенадцатилетнего пикапа. Мы живем в обществе равных возможностей.

Томми Вонг занимал своей конторой целый этаж десятиэтажки между северо-западным углом Миссии и Четвертой. Тонкий арочный орнамент вязаного жакета на светловолосом манекене, галстук, хаки и туфельки с кисточками на цветных носках провели нас сквозь море контор, занимающихся компьютерным дизайном, в его кабинет.

— Этот паренек использует «Шанель № 5», — наморщила нос Мисси, — и это так же верно, как то, что Господь создал маленьких рыбок для суши.

— Ты считаешь, это чтобы прикрыть его моральную развращенность или чтобы ее обнародовать?

— Я считаю, если б он хотел прикрыться, набросил бы на плечи плащ.

Это был угловой кабинет с окном на восток, из которого открывался вид на все сады Йерба Буэна — или на то, что от них осталось, потому что к тому времени «Сони Мутреон» отхватил от них северо-западный угол. Но водопады, кафе, длинные дорожки и газоны еще сохранились, привлекая конторских работников, которые теперь рассыпались по саду, курили, читали или сидели, обняв колени и жмурясь на солнце сорокапятиминутного обеденного перерыва. Здесь и там среди них пристроились по двое или по трое бездомные с собаками и магазинными тележками. Над Третьей улицей возвышался Музей современного искусства.