Рассказы - Теодор Старджон

Естественно, неведомая планета превратилась в дразняще-непостижимую цель: тайну, требующую разгадки. Но никакие усилия не помогали хоть немного приподнять непроницаемый занавес вокруг нее. И по мере того, как очередные попытки снова и снова подтверждали невозможность этого, в коллективном сознании землян образ Дирбану претерпел обычные метаморфозы, последовательно воспринимаясь как диковинные загадки, вызов лишен мощи, враг, загадка, потом по убывающей снова враг, загадка, диковина, превратившись для всех в конечном итоге в нечто, находящееся так далеко, что нет смысли возиться, иными словами, в забытую проблему.

И вот, спустя столько бесплодных лет, Земля дает приют парочке инопланетян, оказавшихся настоящими Дирбану, а они, вместо того, чтобы поделиться ценной информацией, завораживают странным волшебством все население планеты! Сознание нетерпимости такой ситуации мало-помалу овладевало умами, но процесс шел довольно вяло, — ведь на сей раз настойчивые сигналы чувства гражданского долга приглушала, словно ласковое пуховое одеяло, проникшая в души добровольных слепцов магия неразлучников. Понадобилось бы очень много времени, чтобы окончательно убедить людей, что в их среде таится угроза обществу, если бы не поразительный поворот событий.

Земля получила официальное послание от Дирбану.

Заполнявшие эфир бесчисленные передачи, программы, интервью, отражающие в своей массе охватившую землян дирбануманию, привлекли наконец внимание властей Дирбану, которые сухо уведомили нас, что неразлучники действительно являются уроженцами вышеозначенной планеты, более того, они совершили побег, найдя себе убежище на Земле: что если наш мир и дальше собирается укрывать беглых преступников, это вызовет самую негативную реакцию. Если же, с другой стороны, земляне посчитают необходимым их выдать, реакция будет в высшей степени благоприятной.

Все еще околдованная неразлучниками, Земля сумела трезво проанализировать ситуацию и выработать приемлемую схему действий. Наконец-то появилась возможность найти некую основу для строительства дружественных отношений с загадочным народом… точнее, великим народом, поскольку он обладает силовым полем, которое земляне не способны скопировать, и, скорее всего, множеством иных полезных вещей; могучим народом, пред которым не стыдно опуститься на колени (с парочкой бомб — разумеется, только для самообороны, — рассованных по карманам), склонить голову, признавая его превосходство (чтобы не виден был нож, зажатый в зубах), и с достоинством поклянчить крошки со стола (чтобы выведать, где расположена кухня).

Итак, эпизод с неразлучниками стал еще одним доказательством в длинном и унылом ряду фактов, подтверждающих, что основанная на непобедимой логике расчета нетерпимость способна подмять под себя и раздавить все, даже магию.

Особенно магию…

Вот почему в один прекрасный день влюбленные были арестованы, корабль «Звездная малютка 439» превратился в межпланетный «черный ворон», для него подобрали экипаж, составленный из наиболее защищенных от влияния пришельцев людей, и звездолет стартовал, неся на борту груз, в обмен на который мы надеялись приобрести, во благо родной планеты, целый мир.

Экипаж «Звездной малютки» состоял из двоих: колоритного, маленького, жилистого, ершистого петушка и мрачно-серьезного верзилы-быка. Первый, — его называли Главным, — исполнял обязанности капитана, а заодно и остальной части офицерского корпуса. Второй, Молчун, заменял весь рядовой состав. Главный был подвижным, самолюбивым, инициативным; белый, волосы золотисто-каштанового оттенка, глаза того же цвета. Суровый, сверлящий взгляд.

Молчун — неуклюжий великан с тяжелыми ручищами-лопатами, прикосновение которых было удивительно деликатным и нежным, богатырскими плечами, размах которых равнялся половине роста главного. Молчуну очень подошла бы ряса, подпоясанная веревкой, как у странствующих монахов. Ему наверняка подошел бы бурнус. Он не носил ни того, ни другого, но, несмотря на это, производил соответствующее впечатление. Ни одна живая душа не догадывалась, что в голове у мрачного гиганта всегда кружится бесконечный хоровод ослепительных картин и слов, сопоставлений и идей. Никто, кроме главного, не подозревал, что у Молчуна есть книги, — целое море книг! — а капитану было наплевать. Его прозвали молчуном с того момента, когда он пролепетал первое в своей жизни слово, и прозвали недаром. Ибо он упрямо не желал бросать драгоценные слова на ветер, выпускать из копилки мозга, а если и произносил что-либо, то расходовал запас экономно, с большими промежутками. Так Молчун научился сводить свою речь к серии фыркающих и мычащих звуков, а если не получалось, просто оправдывал прозвище.

Они были примитивами, эти двое, то есть вульгарными практиками, а не мыслителями или эстетами, как приличествует современному человеку. Первые открывают новые формы и разновидности искусства достижения эйфории, а вторые платят им, чутко откликаясь на изобретения. Звездолет — не место для современного человека, поэтому он весьма нечасто использует его.

Практики способны составить единый рабочий организм, сочетаясь друг с другом как клапан с толкателем, или защелка с храповиком Подобная кооперация сплачивает как ничто другое. Но Главный и Молчун отличались от прочих экипажей тем, что эти детали совмещались лишь друг с другом и не терпели замен. Любой дельный капитан, если ему знакомы условия работы, может командовать любым хорошим экипажем, а команда — служить под его началом. Но вот Главный не желал летать с кем-нибудь, кроме Молчуна, и гигант не срабатывался ни с одним капитаном, кроме коротышки. Молчун ощущал существование взаимной зависимости, как и то, что разорвать ниточку, соединяющую их, можно, лишь объяснив ситуацию Главному. Последний не понимал, в чем дело, потому что ему ни разу в голову не пришло поразмыслить о таком, а если бы и попытался, потерпел бы фиаско, ибо природа не снабдила его необходимыми для подобных умственных упражнений аксессуарами. Молчун знал, что для него значит эта уникальная связь: единственный способ выжить. Главный ни о чем не подозревал, а услышав, яростно отверг бы саму возможность такого извращения.

Поэтому капитан относился к своему бессменному подчиненному с терпимостью и интересом, в котором присутствовал еще некий элемент: смутное понимание рабской привязанности великана. Что касается Молчуна, то его отношение к начальнику определялось… да, все тем же бесконечным вихрем слов, что, не останавливаясь, кружится в голове.

Кроме идеальной функциональной совместимости и иной, скрытой, общности, о которой знал лишь Молчун, существовал третий элемент, определивший уникальную эффективность совместной работы экипажа. Данный элемент не имел никакого отношения к области чувств, а связан был с межпланетным прыжком.