Миссия"Крест Иоанна Грозного" - Андрей Онищенко

Тринадцатого октября 1604 года с навербованным им и его сторонниками отрядом наемников, насчитывающим около трех тысяч человек, Дмитрий вторгся в Россию. На встречу с ним уже спешили Донские и Запорожские казаки. Беглый дьякон вступил на русскую землю с мечем и манифестом, объявляя всем, что он, спасенный невидимою десницею Божью от ножа Годунова, долго находившийся в неизвестности, спешит в Москву, под знаменами своей рати готов сесть на Трон своих предков, по праву рождения ему принадлежавший. Этим манифестом Дмитрий придал себе еще большей значимости в глазах людей сомневающихся, довершал и узаконивал действие прежних подметных грамот, составленных вместе с Осипом Волоховым. Статный витязь, искусно владеющий мечом и конем, находящийся всегда впереди своего войска, презирающий опасность, окруженный знатными ляхами, он производил впечатление не только на чернь, но и на людей из других сословий, которые не узнавали расстригу в его нынешнем облике и признавали в нем Великого Князя Московского.

На берегу Днепра, разделив свое войско пополам и отправив казаков к Белогороду, Дмитрий, окруженный Белыми Ангелами – польскими гусарами, отправил русскую часть дружины вперед и остановился в Слободе Шляхтенской. Именно там судьба преподнесла ему первый подарок. Двадцать первого октября жители и воины города Моравска, сведав о его приближении, нарушив присягу, данную Годунову, пленили своих воевод и отправили на встречу Дмитрию посольство, выражая тем самым покорность и признавая его верховную власть. Народ, разоренный несколькими десятилетиями войн, несколько лет преследующим страну голодом, хотел видеть в чудесно спасшимся Дмитрии доброго царя, способного привести страну и народ к благоденствию и процветанию.

У ворот города жители встретили Дмитрия хлебом и солью. Ему нельзя было отказать в уме и хитрости, торжественно вознеся молитву в православном храме, он, изъявляя милость и жалея только об их заблуждении, Дмитрий дал свободу Моравским воеводам. Эта весть с невероятной быстротой прокатилась по всей России, добавив Дмитрию дополнительной славы. Следом за Моравском, двадцать шестого октября, ему покорился Чернигов. Горожане и стрельцы, встречая Дмитрия, вынесли ему на золотом блюде ключи от города и торжественно присягнули ему на кресте Иоанна Грозного. Главный воевода, князь Иван Андреевич Татев, внутренне ненавидя Годунова, вместе с тремя сотнями стрельцов и ополчением из горожан, взяв из Черниговской крепости двенадцать пушек, присоединился к армии Самозванца, который окрыленный первыми успехами и повсюду слыша только радостные крики и хвалу народа в свой адрес, надеялся и далее брать города без кровопролития. Между тем войско Самозванца подошло к Новгород – Северскому, который защищал гарнизон из шестисот стрельцов во главе с окольничим Басмановым. Взять город штурмом не удалось, осажденные отбивали все приступы. Зато Путевиль без боя признал власть Дмитрия, этот город с его каменной крепостью был ключевым пунктом обороны Чернигово-Северской земли. Там Дмитрия ждал еще один сюрприз, дьяк Ступов передал ему сбереженную им казну, в которой хранились не малые суммы денег, предназначенные на выплату жалования служивым людям.

Войска Годунова стояли в бездействии и в начале декабря на сторону Дмитрия перешли Белгород, Курск, Кромны, Ливны, Елец, Воронеж, Рыльск, Севск и множество других более мелких населенных пунктов. Видя, что положение ухудшается и Россия потихоньку попадает под Польское влияние, Шведский король Карл IX, предложил Годунову военную помощь, но русский царь отказался, уверяя, что опасности нет, и он справится своими силами. Годунов направил послание Сигизмунду III, обвиняя его в нарушении мира, но тот все отрицал, заявляя, что состоящие в войсках Дмитрия поляки и литовцы действуют как частные лица и их действия не одобряются королевской властью, Сигизмунд конечно был заинтересован в ослаблении России.

Вся южная Россия кипела бунтом, повсеместно во всех городах хватали чиновников искренне верных Годунову и представляли на суд Дмитрию, который немедленно освобождал их и с милостью принимал к себе на службу, тем самым, умножая свое войско новыми изменниками. Единственно Басманов в Новгороде – Северском оказывал сопротивление Лжедмитрию, сидя в полуразрушенной крепости, он мужественно отражал одну за одной все атаки неприятеля, ожидая подхода подкрепления и войска Годунова. Годунов, томимый ужасом, отсиживался в Москве. Он еще мог исправить положение вещей, за ним стояли святость венца и присяги, на поле брани Россия не предала бы своего царя, если бы он, лично возглавил войско. Годунов решил иначе, он вручил судьбу свою и своей семьи в руки бояр, которым не доверял, назначил главным воеводой Федора Ивановича Мстиславского, человека мужественного, но более знатного, чем искусного полководца, и отправил рать в Брянск.

Россияне между собой делились мыслями, что сам Бог каким-то чудом спас Дмитрия для правосудия над ненавистным тираном и чем больше слышали об успехах Лжедмитрия, тем неохотней шли на службу к царю, уклоняясь от воинской повинности. Годунов требовал от Мстиславского как можно скорее собрать войско. Обращаясь к боярам, он грозил казнями и лишением имений тем, кто не выставит должное количество ратников, грозил темницею и кнутом нерадивым воинам решившим ослушаться его указа, велел, чтобы все слуги монастырские, годные для ратного дела, собрались под знамена в Брянске для защиты Отечества в трудный час.

Алексей усердно затачивал ножом гусиное перо. Эта операция не очень получалась у него, судя по кучке испорченных перьев, лежащих на столе. Наконец, поглядев на заточку последнего, он остался доволен, обмакнул его в чернильницу и стал, стараясь не наделать помарок, записывать цифры, разнося их по колонкам в лежащую перед ним расходную книгу. Мысленно производя подсчеты в уме, он пытался припомнить все до мелочей, стараясь ни чего не упустить, Алексей записывал общее количество продовольствия и фуража, которое они израсходовали за два месяца. Отдельной колонкой шли расходы на огненный снаряд, цифры были внушительные, за то вся дружина их с Ильей небольшого наемного отряда стреляла без промаха, точно поражая цели на довольно большом расстоянии. Князь Мстиславский, по просьбе Ильи, прислал пушку небольшого калибра, из которой стреляли по импровизированным деревянным мишеням все бойцы отряда, осваивая пушечное дело, а также доводя до полного мастерства точность наводки, грохотом от выстрелов пугая жителей подмосковной деревеньки Горки и доводя этим до неистового лая окрестных собак. Алексей снова обмакнул перо в чернильницу, но не успел донести его до нужной колонки, как большая клякса упала на страницу книги, постепенно расползаясь на бумаге, она на глазах превращалась в жирную кляксу, смутно напоминающую толстого несуразного человечка, который с бумажного листа казалось, словно издевается над Алексеем.

– Черт! Третья клякса подряд на одном листе, – про себя подумал он и отложил перо в сторону, – неужели наши предки не могли додуматься до стального элементарного перышка, нужно задуматься над этим делом. Хотя стальное перо изготовить, пожалуй, будет сложно, а вот из золота по рисунку любой ювелир сделает, и не нужно будет мучиться с гусиными перьями. Нужно немного подтолкнуть научно-технический прогресс в средневековой России.

Довольный этой мыслью, он зачерпнул ковшом из рядом стоящего на столе жбана медовухи и сделал несколько больших жадных глотков. В голове просветлело, тошнота немного отступила. Он сделал еще пару глотков и поставил ковш на стол. Позавчера они с Василием отправились в Москву с отчетом к князю Мстиславскому, за одно и получили жалование на всю дружину. После посещения княжеского подворья, Василий затянул его к своей знакомой вдовушке, у которой оказалась очаровательная подруга, и время до утра пролетело не заметно. Распрощавшись с вдовушками, они к обеду очутились на постоялом дворе. В Веселом Стрельце они завербовали трех рекрутов, что было дальше, Алексей помнил смутно, помнил, как вернулся в Горки и Волчонок помог ему раздеться, потом он провалился в сон.

Сегодня с утра, после пробуждения, у него был с Ильей очень не лицеприятный разговор. Илья упрекал его в разложении дисциплины в дружине и что он мало занимается военными забавами, упрекал в том, что командир должен показывать личный пример своим подчиненным. Но что поделать, если он, Алексей, по своей натуре в глубине души сугубо мирный человек и у него нет ни какого желания без нужды, просто так ради развлечения скакать на коне, махать саблей или стрелять из пищали. В конце концов, хлопнул дверью и оставил его, Алексея, заниматься бумажной волокитой, хорошо, что Волчонок сжалился над ним и принес жбан холодной, свежей медовухи.

Работа не клеилась. Он с Ильей и Василием, на время формирования дружины поселились в доме деревенского старосты и устроили в нем что-то наподобие штаба. В избе было чисто, сухо и тепло, большую часть комнаты, в которой находился Алексей, занимала русская печь, по середине стоял стол, а в углу под образами большой хозяйский сундук, окованный железом. Треск горящих дров в печи в совокупности с выпитой медовухой действовал успокаивающе от чего, клонило в сон. Заскрипела дверь, в горницу с охапкой дров вошла дочь хозяина Катенька и стала подкидывать поленья в печь. Глядя на Катеньку, Алексей зачерпнул еще ковшик из жбана и с жадностью выпил. Это была молодая, совсем еще юная девушка, с красивыми формами тела, которые не мог скрыть даже широкий пестрый сарафан. Привыкший в своем времени в основном работать с женщинами и знающий их ухищрения, Алексей давно заметил те оценивающие взгляды, которые бросала на него она, но чувство уважения к гостеприимству хозяев удерживало его от необдуманного поступка. Катенька, закончив подкладывать поленья в печь, длинной кочергой ворошила угли и чуть изогнувшись в перед, она как бы в невзначай покачивала бедрами, тем самым приводя Алексея в возбуждение. Он уже встал из-за стола, собираясь подойти к ней, тем самым, плюнув на свое благоразумие, но в этот момент во дворе послышался конский топот и крики, тем самым, заставляя его перевести свой взгляд с аппетитной части тела Катеньки в окно. В горницу вбежал Волчонок и, обращаясь к нему, произнес: